Барон Н. Е. Врангель про Кровавое воскресенье
Из книги Николая Егоровича Врангеля (отца белогвардейского генерала) "Воспоминания. От крепостного права до большевиков".
9 января 1905 года, чуть свет, директор опять телефонировал, прося сейчас приехать. Я отправился. Но, проехав через Николаевский мост, вернулся. Там стоял наряд войск. Полицейский офицер мне заявил, что на Васильевский остров ехать можно, но обратно не разрешит. Обратно через Неву никого пропускать не приказано. У Академии стояли стройными рядами рабочие, все прибывая. Сколько я мог заметить, они были одеты в праздничное платье. Я вернулся через Дворцовую площадь. Там стояли войска. Знакомый офицер мне передал, что людям розданы боевые патроны.
- На что? рабочие настроены вполне миролюбиво. Я уверен, что Государь к ним выйдет.
Офицер удивился:
- Разве вы не знаете, что Государя в городе нет? Он выехал.
- Выехал из города? Быть не может!
- Я знаю наверняка.
- Когда выехал?
- Этого я не знаю. Кто говорит - вчера, кто - раньше.
Раньше? И я вспомнил печальную, возмутительную картину. Неужто это и был его отъезд?! Я находился у антиквара Смирнова, на Вознесенском, как раз против Александровского рынка. Дело было к вечеру. Рынок уже закрывали, толпа выходила из рядов. Вдруг мы услыхали хохот, пискливое «ура» мальчишек. Какая-то карета не рысью, а сумасшедшим карьером, как мчатся только пожарные, во все лопатки улепетывала по направлению к вокзалам. В ней сидел Государь. Прохожие смеялись, мальчишки свистали, гикали:
- Ату его!
Седой отставной солдат, с двумя Георгиями на груди, печально покачал головой:
- До чего дожили! Сам помазанник Божий!
Дальнейший ход событий злополучного 9 января известен. Многочисленная толпа рабочих стройными рядами, с пением «Спаси Господи люди Твоя», двинулась по набережной к площади Зимнего дворца. Впереди, с крестом в руках, шел священник Гапон, несли образа и царский портрет. Дойдя до дворца, толпа стала. Полиция отдала приказ разойтись. Толпа не трогалась. Троекратное предупреждение - и начался расстрел.
Сколько было убитых и раненых, узнать не удалось. Официально называли десятки, в городе говорили о тысяче. Утверждали, что из высших властей никто даже не счел нужным показаться на площади. Всем руководил какой-то мелкий полицейский чин.
Предстояла ли необходимость прибегать к столь беспощадным мерам? Выяснить это мне не удалось. Большинство свидетелей на этот вопрос отвечало отрицательно. Я расспрашивал об этом, между прочим, двух моих друзей, которым обоим безусловно можно было верить. Оба были военные, серьезные генералы, одних и тех же убеждений, люди опытные, видавшие виды на своем веку, и я им доверял. Оба видели происходившее одновременно из одного и того же окна Главного штаба, следовательно, видели идентично одно и то же, а между тем оценка событий была радикально противоположна.
- Была ли необходимость открыть огонь? - спросил я.
- Безусловно, - сказал один, - а то толпа смела бы войско.
- Ни малейшей, - сказал другой.
Разберитесь после этого в удельном весе свидетельских показаний.
Мнения о намерениях рабочих и причинах этой демонстрации - тоже различны.
Одни утверждали, что все было провоцировано полицией. Другие - что рабочие хотели овладеть дворцом и что их миролюбие было лишь маскою. Обе версии голословны.
Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что Царь стал бы более популярен, чем был. Но, как оказалось, во все свое царствование благоприятными обстоятельствами он пользоваться не умел. Как окреп престиж его прадеда, Николая I, после его появления во время холерного бунта на Сенной площади! Но Царь был только Николай Второй, а не второй Николай.
При таких печальных событиях начался 1905 год. Расстрел на Дворцовой площади еще более отдалил народ от Царя. До этих пор с ним все меньше и меньше считались - теперь его уже начали не уважать. «Не только править не умеет, но и своего народа боится», - говорили во всеуслышание.
9 января 1905 года, чуть свет, директор опять телефонировал, прося сейчас приехать. Я отправился. Но, проехав через Николаевский мост, вернулся. Там стоял наряд войск. Полицейский офицер мне заявил, что на Васильевский остров ехать можно, но обратно не разрешит. Обратно через Неву никого пропускать не приказано. У Академии стояли стройными рядами рабочие, все прибывая. Сколько я мог заметить, они были одеты в праздничное платье. Я вернулся через Дворцовую площадь. Там стояли войска. Знакомый офицер мне передал, что людям розданы боевые патроны.
- На что? рабочие настроены вполне миролюбиво. Я уверен, что Государь к ним выйдет.
Офицер удивился:
- Разве вы не знаете, что Государя в городе нет? Он выехал.
- Выехал из города? Быть не может!
- Я знаю наверняка.
- Когда выехал?
- Этого я не знаю. Кто говорит - вчера, кто - раньше.
Раньше? И я вспомнил печальную, возмутительную картину. Неужто это и был его отъезд?! Я находился у антиквара Смирнова, на Вознесенском, как раз против Александровского рынка. Дело было к вечеру. Рынок уже закрывали, толпа выходила из рядов. Вдруг мы услыхали хохот, пискливое «ура» мальчишек. Какая-то карета не рысью, а сумасшедшим карьером, как мчатся только пожарные, во все лопатки улепетывала по направлению к вокзалам. В ней сидел Государь. Прохожие смеялись, мальчишки свистали, гикали:
- Ату его!
Седой отставной солдат, с двумя Георгиями на груди, печально покачал головой:
- До чего дожили! Сам помазанник Божий!
Дальнейший ход событий злополучного 9 января известен. Многочисленная толпа рабочих стройными рядами, с пением «Спаси Господи люди Твоя», двинулась по набережной к площади Зимнего дворца. Впереди, с крестом в руках, шел священник Гапон, несли образа и царский портрет. Дойдя до дворца, толпа стала. Полиция отдала приказ разойтись. Толпа не трогалась. Троекратное предупреждение - и начался расстрел.
Сколько было убитых и раненых, узнать не удалось. Официально называли десятки, в городе говорили о тысяче. Утверждали, что из высших властей никто даже не счел нужным показаться на площади. Всем руководил какой-то мелкий полицейский чин.
Предстояла ли необходимость прибегать к столь беспощадным мерам? Выяснить это мне не удалось. Большинство свидетелей на этот вопрос отвечало отрицательно. Я расспрашивал об этом, между прочим, двух моих друзей, которым обоим безусловно можно было верить. Оба были военные, серьезные генералы, одних и тех же убеждений, люди опытные, видавшие виды на своем веку, и я им доверял. Оба видели происходившее одновременно из одного и того же окна Главного штаба, следовательно, видели идентично одно и то же, а между тем оценка событий была радикально противоположна.
- Была ли необходимость открыть огонь? - спросил я.
- Безусловно, - сказал один, - а то толпа смела бы войско.
- Ни малейшей, - сказал другой.
Разберитесь после этого в удельном весе свидетельских показаний.
Мнения о намерениях рабочих и причинах этой демонстрации - тоже различны.
Одни утверждали, что все было провоцировано полицией. Другие - что рабочие хотели овладеть дворцом и что их миролюбие было лишь маскою. Обе версии голословны.
Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что Царь стал бы более популярен, чем был. Но, как оказалось, во все свое царствование благоприятными обстоятельствами он пользоваться не умел. Как окреп престиж его прадеда, Николая I, после его появления во время холерного бунта на Сенной площади! Но Царь был только Николай Второй, а не второй Николай.
При таких печальных событиях начался 1905 год. Расстрел на Дворцовой площади еще более отдалил народ от Царя. До этих пор с ним все меньше и меньше считались - теперь его уже начали не уважать. «Не только править не умеет, но и своего народа боится», - говорили во всеуслышание.