О. Лешко о белоэмигрантах в Маньчжоу-Го. Часть I
Из книги О. Лешко «Русские в Маньчжуго».
В сентябре 1931 года по ничтожному… поводу (оказался испорченным один рельс на ЮМжд) произошло вооруженное выступление японских войск в Мукдене, послужившее началом создания Маньчжуго…
В правовом и материальном положении русским эмигрантам после потери русского влияния в Полосе Отчуждения К.В.ж.д жилось очень плохо, но все же злостного издевательства над ними со стороны китайцев не было...
[Читать далее]После вооруженного выступления в Мукдене японцы устремились в Цицикарскую провинцию. После занятия этой провинции стал на очереди для них вопрос о занятии Харбина…
Все без исключения китайцы ненавидели японцев острой, племенной ненавистью; советские подданные относились к ним подозрительно... Прочие иностранцы были очень сдержанны.
В этих сложных условиях японцам нужна была какая-то моральная поддержка среди какой либо части населения.
Зимой 1931 года японцами была выпущена газета на русском языке - «Харбинское Время». В этой газете обиженные судьбой и разочарованные русские эмигранты нашли столько дразнящих надежд... В ней поносилась Советская Россия, вспоминалось величие былой России и говорилось так много о блестящих перспективах для русского населения в будущем самостоятельном Маньчжурском государстве, где русские культурные силы будут широко использованы на благо этого государства, где русским будут предоставлены административные должности до полицмейстера и прокурора включительно; что отзвуки маньчжурских событий дойдут до Советской России и там произойдут великие изменения и потрясения. Не один раз газета выходила с заманчивым лозунгом:
«В Маньчжурии будет земной рай».
Японская газета хотя и на русском языке выражала чаяния официальных японцев, русские же за чистую монету принимали все это для себя. Сколько радужных надежд загоралось в русских сердцах!..
Февраль 1932 года. Японцы занимают Харбин. Радостные русские лица, крики «Банзай!» и «Ура!» У японского консульства в толпе русских появляется русский национальный флаг...
Через нисколько дней представители русских общественных организаций спешат заявить японскому командованию чувства лояльности и восхищения подвигами японских войск. «Харбинское Время» еще больше пишет о блестящих перспективах.
Газета «Русское Слово» в тон «Харбинскому Времени» продолжает фантазировать о грядущих событиях. Пишет о необходимости участия хотя маленького русского отряда совместно с японцами в диверсии против Сов. России…
Но японцы не принесли порядка в Маньчжурию...
После занятия Харбина японцы на Восточной линии продвинулись лишь только до ст. Эхо... На занятой линии Харбин - Эхо в течение всего 1932 года японцы не были в состоянии установить какой-либо порядок. В этих местах находились к тому времени вооруженные силы четырех группировок:
- японские части…
- старо-гиринские части с красными повязками - враги японцев;
- ново-гиринцы с желтыми повязками, замиренные старо-гиринцы, официальные друзья японцев;
- и хунхузы, грабившие кого придется.
Японцы, занимая какой-либо поселок, требовали выражения лояльности к себе от местного населения, а потом по стратегическим соображениям уходили. Вступавшие за ними старо-гиринцы начинали вымещать на жителях свою злобу. Старо-гиринцы переходили к ново-гиринцам и наоборот. Разной ориентации китайские солдаты переходили к хунхузам. Хунхузы же служили источником пополнения любых воинских частей.
Положение русского населения на Восточной линии стало невероятно трагическим: к советским подданным относились подозрительно японцы; к русским эмигрантам за проявление симпатии к японцам в Харбине - китайцы. Русских грабили, убивали, уводили в плен, жгли дома и целые поселки...
Эти события застали меня на копях Мулинского Углепромышленного Товарищества (МУТ), китайско-русского предприятия…
Здесь к моменту отхода старо-гиринских войск под давлением наступавших японцев в конце 1932 года разыгралась страшная трагедия среди русского населения. Озлобленные отступающее китайцы разграбили квартиры русских на копях, арестовали несколько десятков русских служащих, убили священника...
В ночь со второго на третье января 1933 года ушли последние воинские части гиринцев; 4 января на копи вступили японцы.
Деморализованному, испуганному русскому населению, отсиживавшемуся в шахтах, хотелось верить, что наступивший 1934 год принесет успокоение. Стали прибывать на копи представители японского командования, гражданских властей, комиссия по обследованию экономических возможностей края и т. д. Начались знакомства, информации, банкеты... Принимаем победителей, произносим тосты, речи...
Японские офицеры, очень милые, чистенькие, маленькие, с игрушечными шашечками, кланяющиеся с любезными улыбками люди, заводили с нами на различных европейских языках обыкновенные интеллигентские разговоры о Толстом, Достоевском... Снимались в группах вместе...
Чтобы доставить нам удовольствие, жалобными заунывными голосами пели они, притопывая в такт ногами, песенку «Катюша каваи», посвященную героине «Воскресенья» Катюше Масловой... Были даже случаи, когда наши милые гости гортанными голосами своими выводили: «Боже, царя храни!».
Среди этих приятных встреч, как правило, обычно переводчик, поговорив со старшим офицером, задавал нам вопрос:
- А нет ли тут русских большевиков?
Мы честно отвечали, что нет, так как подавляющее большинство служащих состояло из эмигрантов, главным образом из бывших военных.
Жизнь сплошной поэзии не переносит и на фоне этих милых встреч стали появляться тени: мы вскоре увидели настояния лица японцев.
В квартиру зав. жел. дор. отделом Чжао Чин-кай ночью вломился японец, потребовавшей русскую женщину. Чжао Чин-кай… долго доказывал пьяному невыполнимость его требования. Японец повалил китайца на пол и стал избивать ногами, а затем стал ломиться в квартиру русского служащего с теми же требованиями.
В собрании служащих начались безобразия пьяных японцев, со скандалами, с безобразным поведением по адресу русских женщин.
Пришедшие японцы порядка и умиротворения не внесли. Все окрестности кишели бродячими шайками хунхузов. Японцы для их уничтожения, как это ни странно, мер никаких не принимали. Обычно, заняв в провинции какой-либо пункт, огораживали свое помещение колючей проволокой, выставляли посты. Тут же вокруг этого поста бродили хунхузы, поддерживаемые из ненависти к японцам местным населением.
Среди русских приход японцев принес разлад, желание выслужиться перед завоевателями любыми средствами, интриганство, взаимное озлобление. Сеяли эти чувства среди русских русские же, попавшие на сыскную и полицейскую службу к японцам и стремившиеся всеми силами оправдать доверие своих новых хозяев.
Для этой цели за рюмкой водки они уверяли доверчивых людей, что занятие Маньчжурии Японией является лишь отдельным этапом грядущих событий, что в ближайшее время будет предпринят марш на Советскую Россию, но для этого нужно помогать японцам, нужно выискивать и ловить большевиков и масонов. Таким образом, создавались кадры добровольных сыщиков, принявших впоследствии форму правильной организации.
Вскоре стало известно, что на копях по предложению русских полицейских чинов… организуется так называемое Русское Национальное Общество...
Отделения этого общества помимо копей открылись на ст. Эхо, Мулин, Пограничная. Главным руководителем этого общества являлся старший полицейский Пограниченского отряда Б. Н. Шепунов. Все полицейские в этом районе обязаны были состоять в этом обществе, составляя как бы костяк его.
Задачи этого общества были довольно туманными: отстаивание через него русским населением своих экономических интересов.
Внедрение этого общества в среду служащих копей, обеспеченных постоянной службой и находивших удовлетворение всех своих запросов в ряде уже имевшихся организаций… явилось делом непонятным и непопулярным.
Стала чувствоваться отчужденность лиц, вошедших в новую организацию, от остальной массы служащих.
В середине марта начальник японского гарнизона… вызвав русского управляющего копями, заявил ему, что у него имеются сведения, что на копях ведется коммунистическая работа целым рядом лиц...
Управляющий копями заверил, что это ложь, и на некоторое время наступило успокоение.
К концу лета стали ходить слухи, что русские стали забрасывать японцев доносами на русских же, и что моя фамилия фигурировала в этих доносах. В стремлении выяснить правду и доискаться до источника я направился к одному из самых деятельных членов РНО инж. Б. Е. Гросман, прежние дружеские отношения которого после организации РНО сменились сдержанной холодностью.
В начале разговора скромно отказывавшийся от всякой связи с полицией, Гросман потом разоткровенничался и стал обвинять администрацию копей в недостаточной лояльности и любезности по отношению к японцам.
- Нам все известно, - повторял он часто во время разговора. Стал перечислять факты, на которые мы совершенно не обращали внимания: - почему русский управляющий недостаточно внимательно отнесся к приехавшему драгоману-полицейскому, почему не приветствовал проходивший японский отряд, почему мало вывешивается японских флагов и пр…
В конце ноября я… оказался арестованным...
Меня отвели в полицию… где до вечера в полной неизвестности я просидел в канцелярии. К вечеру под сильным конвоем доставили с копей арестованных…
Всех нас посадили в арестное помещение, представлявшее из себя клетку с канами...
Продержали нас в этой клетке три дня. …становилось ясным: русские являются ненужным элементом в Маньчжурии. Мне вспомнилось прочитанное в одной иностранной газете интервью с видным японским деятелем. На вопрос о положении русских в Маньчжурии он ответил, что русские являются совершенно ненужным элементом, ибо как paбочиe они требовательнее китайцев, а как администраторы - хуже японцев!
Места на канах в клетке было недостаточно дли всех. Ночь проходила в полудремотом состоянии, в тяжелых думах...
Через три дня на рассвете нас подняли... Привели нас в штаб Пограниченского отряда, обыскали и посадили в арестное помещение подвала.
Подвал этот был приспособлен из ледника при помещении, занимаемом раньше русской пограничной стражей. При входе в подвал направо и налево - деревянные решетки, за которыми сидят арестованные. Темно. Слабый свет проступает через небольшое оконце, прорезанное в двери. На полу грязные циновки. В коридоре между решеток стоит дымящая печурка. Стены грязные, закопченные...
Усталые, мы стали размещаться на своих пальто, шубах... Нам едва хватало места лежать вповалку. Усталые, измученные мы скоро заснули. Ночью стали просыпаться от невыносимого холода. Дверь во двор прилегала неплотно. Ветер дул в незастекленное окошечко. Печь топилась слабо и дымила настолько, что мы задыхались Лежавший на краю, у стены, Лаврушин простудил голову, заболел воспалением надкостницы и сильно страдал. Я заболел ишиасом.
Днем свет поступал в камеру очень слабо; мы едва различали друг друга. С нетерпением ожидали 5-ти часов вечера, когда давался электрический свет, правда, очень слабый, но все же мы при нем различали друг друга и даже могли играть в шашки, сделанные примитивным способом.
Дня через два меня вызвали в штаб. Ямада, японский драгоман-полицейский… задал нелепый вопрос:
- Зачем вы приехали в Пограничную?..
На этом первый допрос закончился. То же проделали со всеми остальными.
Спустя два-три дня меня снова вызвали для допроса и передали русскому полицейскому Вощило.
Удивила меня несколько примитивность обстановки допроса; поместились мы - Вощило, какой-то писец и я - в кухне. Затем, когда японцы попросили освободить это помещение, перешли в канцелярию, устроились на кончике стола.
Пытливо всматриваясь мне в глаза, Вощило прочел мне вступление, что является чином особого отряда жандармерии, прошедшим особую подготовку в политическо-розыскном деле, что «ему все известно», что только искренность может меня спасти.
Ничего не понимая, я просил его задавать мне вопросы. Началось с того, когда и как я попал на Дальней Восток. Полуграмотный писец записывал каждый мой ответ. Допрос длился часов пять, Вощило стучал кулаком по столу, кричал, пугал высылкой в СССР, требовал признания в коммунистической работе, в принадлежности к масонству, расспрашивал о частной жизни моих сослуживцев...
Из лежащей около Вощило папки с бумагами по моему делу, куда он часто заглядывал, высунулся напечатанный на машинке лист. Я невольно прочел: «ПОКАЗАНИЯ В. С. ХОХЛОВА» (бывшего служащего копей, работавшего у японцев по сыску и являвшегося организатором РНО на копях). Из этого факта и из характера вопросов мне стало ясным, что все дело затеяно по доносу РНО, являвшегося по существу филиалом японской жандармерии.
Однажды вызвали соседа по камере, беженца из СССР, страстно жаждавшего освобождения. Часа через два он появился у подвала, попросил впустить его в клетку и стал истерически рыдать... Успокоившись, он рассказал нам, что солдаты отряда по распоряжению штаба подвели его к границе и заставили его идти по направлению к Гродеково. Он прибежал обратно в подвал.
На следующий день наряд маньжугоусских солдат повели его и его соседа казака куда-то в сопки. Сменившийся к ночи солдат… объяснил нам, что это были большевики, что их отвели к границе и предложили не оглядываясь идти к Гродекову с предупреждением, что иначе убьют. Оба оглянулись и их убили. На следующей день вызванный в штаб на допрос Лаврушин слышал разговор о том, куда девать тела убитых.
Судьба всех русских, попадающих в подвал, зависит от старшего полицейского Шепунова и его сотрудников - русских же. Так русские чины Пограниченского Полицейского отряда расправляются со своими же русскими!
Вскоре стали вызывать на допрос и остальных моих товарищей по несчастью, задавать им такие же нелепые вопросы, как и мне, требуя показания...
Меня допрашивали еще раз, 10 декабря, в течении 10 часов без перерыва посменно Вощило и какой-то тип армянской наружности, в штатском платье, с револьвером на перевязи. Фамилия его, насколько помнится, Джекели. Выжимая у меня признания в неведомых преступлениях, Джекели играл перед моим лицом револьвером...
Как-то вечером зашел Вощило. Просидел разговаривая свыше часа. Я пытался узнать о причинах ареста. Вощило отвечал общими фразами о необходимости борьбы с большевиками и масонами.
Катились дни за днями в полной неизвестности. Однажды зашел ко мне Шепунов. Протянув руку, заявил мне, что в ближайшие дни я буду на свободе, но что за это я должен буду с ними работать, что он мне будет посылать письменные запросы на копи, на которые я должен буду ему отвечать. Мне предлагалась роль японского жандармского осведомителя...
Через два дня меня с вещами вызвали в штаб... Вскоре привели Брусиенко, находившегося все время в арестном помещении при поселковой полиции. Начальник Юридического отдела и начальник отряда обратились к нам с заявлением, что им известно, что мы занимались непорядочными делами, что мы должны поддерживать Маньчжу-Го, являющееся авангардом освобождения России.
Через пять минут радостными кликами встречали нас наши жены... После страшных 33 дней заключения мы получили свободу.
Жизнь вскоре снова вошла в нормальную колею. Неловко лишь чувствовал себя при встрече инж. Гросман...
В конце января 1934 года на копи приехал Шепунов с полицейским Меликовым. Управляющий копями инж. Блажевич, находя, что весь этот инцидент с бессмысленными арестами был вызван уязвленным самолюбием Пограниченских русских полицейских, которым администрация копей недостаточно проявляла внимания в их предыдущие приезды, решил их пригласить на ужин в собрание...
Весной приехал на копи на жительство японский советник при китайском генерале. Советник занял часть конторы. Стал требовать дополнительных помещений, оборудования их, возведения специальных построек: голубиной станции, окопов, караульных помещений. Вскоре 19 % всей квартирной площади на копях было занято военными японскими должностными лицами и учреждениями.
На предприятие, построенное исключительно на коммерческих началах, эти дополнительные расходы ложились тяжелым бременем. Копи превращались в военный городок, оклики по вечерам постовых, гоньба на водопой сотни лошадей, периодическое занятие школьного помещения под постой войск. На копях с места на место передвигалась на колесах клетка с голубиной почтой с надписью:
- «ВСЯКИЙ, ПОДОШЕДШИЙ К КЛЕТКЕ, ПОДЛЕЖИТ РАССТРЕЛУ».
Все это вносило сумбурность в деловую жизнь предприятия.
При всех требованиях со стороны японского советника, влекущих дополнительные расходы, китайский управляющий проявлял полную уступчивость. Отстаивать интересы дела приходилось одному русскому управляющему. Советник в таких случаях делал обидные намеки на причастность его к большевизму. Не раз этот советник заявлял китайскому управляющему копями, что его вообще удивляет наличие в предприятии русских... Вскоре более определенно стало проявляться русофобство этого советника.
Электропроводчику копей А. Е. Тонкачеву было поручено провести в помещении советника телефонное сообщение. Тонкачев, не поняв каких-то указаний советника на китайско-японском жаргоне, через минуту выскочил из помещения избитый. Советник бил его по лицу, а когда Тонкачев упал, то бил его ногами. Такие случаи с русскими стали повторяться часто.
В Харбин проживал техник Лимонников - домовладелец. При обыске у его квартиранта-китайца была найдена какая-то нелегальная литература. Лимонникова арестовали. Через 17 дней жене его был выдан труп. А с какой страстной надеждой и верой ждал Лимонников прихода японцев!
Мой знакомый, молодой инженер И. остановился в Харбине у какого-то здания, занимаемого японским учреждением, в ожидании пока его невеста, дочь известного в Маньчжурии русского генерала, завязывала туфель. Вышел из помещения японец. Спросил:- «Русский»? - «Русский» - ответил И. Последовала пощечина.
В сентябре 1931 года по ничтожному… поводу (оказался испорченным один рельс на ЮМжд) произошло вооруженное выступление японских войск в Мукдене, послужившее началом создания Маньчжуго…
В правовом и материальном положении русским эмигрантам после потери русского влияния в Полосе Отчуждения К.В.ж.д жилось очень плохо, но все же злостного издевательства над ними со стороны китайцев не было...
[Читать далее]После вооруженного выступления в Мукдене японцы устремились в Цицикарскую провинцию. После занятия этой провинции стал на очереди для них вопрос о занятии Харбина…
Все без исключения китайцы ненавидели японцев острой, племенной ненавистью; советские подданные относились к ним подозрительно... Прочие иностранцы были очень сдержанны.
В этих сложных условиях японцам нужна была какая-то моральная поддержка среди какой либо части населения.
Зимой 1931 года японцами была выпущена газета на русском языке - «Харбинское Время». В этой газете обиженные судьбой и разочарованные русские эмигранты нашли столько дразнящих надежд... В ней поносилась Советская Россия, вспоминалось величие былой России и говорилось так много о блестящих перспективах для русского населения в будущем самостоятельном Маньчжурском государстве, где русские культурные силы будут широко использованы на благо этого государства, где русским будут предоставлены административные должности до полицмейстера и прокурора включительно; что отзвуки маньчжурских событий дойдут до Советской России и там произойдут великие изменения и потрясения. Не один раз газета выходила с заманчивым лозунгом:
«В Маньчжурии будет земной рай».
Японская газета хотя и на русском языке выражала чаяния официальных японцев, русские же за чистую монету принимали все это для себя. Сколько радужных надежд загоралось в русских сердцах!..
Февраль 1932 года. Японцы занимают Харбин. Радостные русские лица, крики «Банзай!» и «Ура!» У японского консульства в толпе русских появляется русский национальный флаг...
Через нисколько дней представители русских общественных организаций спешат заявить японскому командованию чувства лояльности и восхищения подвигами японских войск. «Харбинское Время» еще больше пишет о блестящих перспективах.
Газета «Русское Слово» в тон «Харбинскому Времени» продолжает фантазировать о грядущих событиях. Пишет о необходимости участия хотя маленького русского отряда совместно с японцами в диверсии против Сов. России…
Но японцы не принесли порядка в Маньчжурию...
После занятия Харбина японцы на Восточной линии продвинулись лишь только до ст. Эхо... На занятой линии Харбин - Эхо в течение всего 1932 года японцы не были в состоянии установить какой-либо порядок. В этих местах находились к тому времени вооруженные силы четырех группировок:
- японские части…
- старо-гиринские части с красными повязками - враги японцев;
- ново-гиринцы с желтыми повязками, замиренные старо-гиринцы, официальные друзья японцев;
- и хунхузы, грабившие кого придется.
Японцы, занимая какой-либо поселок, требовали выражения лояльности к себе от местного населения, а потом по стратегическим соображениям уходили. Вступавшие за ними старо-гиринцы начинали вымещать на жителях свою злобу. Старо-гиринцы переходили к ново-гиринцам и наоборот. Разной ориентации китайские солдаты переходили к хунхузам. Хунхузы же служили источником пополнения любых воинских частей.
Положение русского населения на Восточной линии стало невероятно трагическим: к советским подданным относились подозрительно японцы; к русским эмигрантам за проявление симпатии к японцам в Харбине - китайцы. Русских грабили, убивали, уводили в плен, жгли дома и целые поселки...
Эти события застали меня на копях Мулинского Углепромышленного Товарищества (МУТ), китайско-русского предприятия…
Здесь к моменту отхода старо-гиринских войск под давлением наступавших японцев в конце 1932 года разыгралась страшная трагедия среди русского населения. Озлобленные отступающее китайцы разграбили квартиры русских на копях, арестовали несколько десятков русских служащих, убили священника...
В ночь со второго на третье января 1933 года ушли последние воинские части гиринцев; 4 января на копи вступили японцы.
Деморализованному, испуганному русскому населению, отсиживавшемуся в шахтах, хотелось верить, что наступивший 1934 год принесет успокоение. Стали прибывать на копи представители японского командования, гражданских властей, комиссия по обследованию экономических возможностей края и т. д. Начались знакомства, информации, банкеты... Принимаем победителей, произносим тосты, речи...
Японские офицеры, очень милые, чистенькие, маленькие, с игрушечными шашечками, кланяющиеся с любезными улыбками люди, заводили с нами на различных европейских языках обыкновенные интеллигентские разговоры о Толстом, Достоевском... Снимались в группах вместе...
Чтобы доставить нам удовольствие, жалобными заунывными голосами пели они, притопывая в такт ногами, песенку «Катюша каваи», посвященную героине «Воскресенья» Катюше Масловой... Были даже случаи, когда наши милые гости гортанными голосами своими выводили: «Боже, царя храни!».
Среди этих приятных встреч, как правило, обычно переводчик, поговорив со старшим офицером, задавал нам вопрос:
- А нет ли тут русских большевиков?
Мы честно отвечали, что нет, так как подавляющее большинство служащих состояло из эмигрантов, главным образом из бывших военных.
Жизнь сплошной поэзии не переносит и на фоне этих милых встреч стали появляться тени: мы вскоре увидели настояния лица японцев.
В квартиру зав. жел. дор. отделом Чжао Чин-кай ночью вломился японец, потребовавшей русскую женщину. Чжао Чин-кай… долго доказывал пьяному невыполнимость его требования. Японец повалил китайца на пол и стал избивать ногами, а затем стал ломиться в квартиру русского служащего с теми же требованиями.
В собрании служащих начались безобразия пьяных японцев, со скандалами, с безобразным поведением по адресу русских женщин.
Пришедшие японцы порядка и умиротворения не внесли. Все окрестности кишели бродячими шайками хунхузов. Японцы для их уничтожения, как это ни странно, мер никаких не принимали. Обычно, заняв в провинции какой-либо пункт, огораживали свое помещение колючей проволокой, выставляли посты. Тут же вокруг этого поста бродили хунхузы, поддерживаемые из ненависти к японцам местным населением.
Среди русских приход японцев принес разлад, желание выслужиться перед завоевателями любыми средствами, интриганство, взаимное озлобление. Сеяли эти чувства среди русских русские же, попавшие на сыскную и полицейскую службу к японцам и стремившиеся всеми силами оправдать доверие своих новых хозяев.
Для этой цели за рюмкой водки они уверяли доверчивых людей, что занятие Маньчжурии Японией является лишь отдельным этапом грядущих событий, что в ближайшее время будет предпринят марш на Советскую Россию, но для этого нужно помогать японцам, нужно выискивать и ловить большевиков и масонов. Таким образом, создавались кадры добровольных сыщиков, принявших впоследствии форму правильной организации.
Вскоре стало известно, что на копях по предложению русских полицейских чинов… организуется так называемое Русское Национальное Общество...
Отделения этого общества помимо копей открылись на ст. Эхо, Мулин, Пограничная. Главным руководителем этого общества являлся старший полицейский Пограниченского отряда Б. Н. Шепунов. Все полицейские в этом районе обязаны были состоять в этом обществе, составляя как бы костяк его.
Задачи этого общества были довольно туманными: отстаивание через него русским населением своих экономических интересов.
Внедрение этого общества в среду служащих копей, обеспеченных постоянной службой и находивших удовлетворение всех своих запросов в ряде уже имевшихся организаций… явилось делом непонятным и непопулярным.
Стала чувствоваться отчужденность лиц, вошедших в новую организацию, от остальной массы служащих.
В середине марта начальник японского гарнизона… вызвав русского управляющего копями, заявил ему, что у него имеются сведения, что на копях ведется коммунистическая работа целым рядом лиц...
Управляющий копями заверил, что это ложь, и на некоторое время наступило успокоение.
К концу лета стали ходить слухи, что русские стали забрасывать японцев доносами на русских же, и что моя фамилия фигурировала в этих доносах. В стремлении выяснить правду и доискаться до источника я направился к одному из самых деятельных членов РНО инж. Б. Е. Гросман, прежние дружеские отношения которого после организации РНО сменились сдержанной холодностью.
В начале разговора скромно отказывавшийся от всякой связи с полицией, Гросман потом разоткровенничался и стал обвинять администрацию копей в недостаточной лояльности и любезности по отношению к японцам.
- Нам все известно, - повторял он часто во время разговора. Стал перечислять факты, на которые мы совершенно не обращали внимания: - почему русский управляющий недостаточно внимательно отнесся к приехавшему драгоману-полицейскому, почему не приветствовал проходивший японский отряд, почему мало вывешивается японских флагов и пр…
В конце ноября я… оказался арестованным...
Меня отвели в полицию… где до вечера в полной неизвестности я просидел в канцелярии. К вечеру под сильным конвоем доставили с копей арестованных…
Всех нас посадили в арестное помещение, представлявшее из себя клетку с канами...
Продержали нас в этой клетке три дня. …становилось ясным: русские являются ненужным элементом в Маньчжурии. Мне вспомнилось прочитанное в одной иностранной газете интервью с видным японским деятелем. На вопрос о положении русских в Маньчжурии он ответил, что русские являются совершенно ненужным элементом, ибо как paбочиe они требовательнее китайцев, а как администраторы - хуже японцев!
Места на канах в клетке было недостаточно дли всех. Ночь проходила в полудремотом состоянии, в тяжелых думах...
Через три дня на рассвете нас подняли... Привели нас в штаб Пограниченского отряда, обыскали и посадили в арестное помещение подвала.
Подвал этот был приспособлен из ледника при помещении, занимаемом раньше русской пограничной стражей. При входе в подвал направо и налево - деревянные решетки, за которыми сидят арестованные. Темно. Слабый свет проступает через небольшое оконце, прорезанное в двери. На полу грязные циновки. В коридоре между решеток стоит дымящая печурка. Стены грязные, закопченные...
Усталые, мы стали размещаться на своих пальто, шубах... Нам едва хватало места лежать вповалку. Усталые, измученные мы скоро заснули. Ночью стали просыпаться от невыносимого холода. Дверь во двор прилегала неплотно. Ветер дул в незастекленное окошечко. Печь топилась слабо и дымила настолько, что мы задыхались Лежавший на краю, у стены, Лаврушин простудил голову, заболел воспалением надкостницы и сильно страдал. Я заболел ишиасом.
Днем свет поступал в камеру очень слабо; мы едва различали друг друга. С нетерпением ожидали 5-ти часов вечера, когда давался электрический свет, правда, очень слабый, но все же мы при нем различали друг друга и даже могли играть в шашки, сделанные примитивным способом.
Дня через два меня вызвали в штаб. Ямада, японский драгоман-полицейский… задал нелепый вопрос:
- Зачем вы приехали в Пограничную?..
На этом первый допрос закончился. То же проделали со всеми остальными.
Спустя два-три дня меня снова вызвали для допроса и передали русскому полицейскому Вощило.
Удивила меня несколько примитивность обстановки допроса; поместились мы - Вощило, какой-то писец и я - в кухне. Затем, когда японцы попросили освободить это помещение, перешли в канцелярию, устроились на кончике стола.
Пытливо всматриваясь мне в глаза, Вощило прочел мне вступление, что является чином особого отряда жандармерии, прошедшим особую подготовку в политическо-розыскном деле, что «ему все известно», что только искренность может меня спасти.
Ничего не понимая, я просил его задавать мне вопросы. Началось с того, когда и как я попал на Дальней Восток. Полуграмотный писец записывал каждый мой ответ. Допрос длился часов пять, Вощило стучал кулаком по столу, кричал, пугал высылкой в СССР, требовал признания в коммунистической работе, в принадлежности к масонству, расспрашивал о частной жизни моих сослуживцев...
Из лежащей около Вощило папки с бумагами по моему делу, куда он часто заглядывал, высунулся напечатанный на машинке лист. Я невольно прочел: «ПОКАЗАНИЯ В. С. ХОХЛОВА» (бывшего служащего копей, работавшего у японцев по сыску и являвшегося организатором РНО на копях). Из этого факта и из характера вопросов мне стало ясным, что все дело затеяно по доносу РНО, являвшегося по существу филиалом японской жандармерии.
Однажды вызвали соседа по камере, беженца из СССР, страстно жаждавшего освобождения. Часа через два он появился у подвала, попросил впустить его в клетку и стал истерически рыдать... Успокоившись, он рассказал нам, что солдаты отряда по распоряжению штаба подвели его к границе и заставили его идти по направлению к Гродеково. Он прибежал обратно в подвал.
На следующий день наряд маньжугоусских солдат повели его и его соседа казака куда-то в сопки. Сменившийся к ночи солдат… объяснил нам, что это были большевики, что их отвели к границе и предложили не оглядываясь идти к Гродекову с предупреждением, что иначе убьют. Оба оглянулись и их убили. На следующей день вызванный в штаб на допрос Лаврушин слышал разговор о том, куда девать тела убитых.
Судьба всех русских, попадающих в подвал, зависит от старшего полицейского Шепунова и его сотрудников - русских же. Так русские чины Пограниченского Полицейского отряда расправляются со своими же русскими!
Вскоре стали вызывать на допрос и остальных моих товарищей по несчастью, задавать им такие же нелепые вопросы, как и мне, требуя показания...
Меня допрашивали еще раз, 10 декабря, в течении 10 часов без перерыва посменно Вощило и какой-то тип армянской наружности, в штатском платье, с револьвером на перевязи. Фамилия его, насколько помнится, Джекели. Выжимая у меня признания в неведомых преступлениях, Джекели играл перед моим лицом револьвером...
Как-то вечером зашел Вощило. Просидел разговаривая свыше часа. Я пытался узнать о причинах ареста. Вощило отвечал общими фразами о необходимости борьбы с большевиками и масонами.
Катились дни за днями в полной неизвестности. Однажды зашел ко мне Шепунов. Протянув руку, заявил мне, что в ближайшие дни я буду на свободе, но что за это я должен буду с ними работать, что он мне будет посылать письменные запросы на копи, на которые я должен буду ему отвечать. Мне предлагалась роль японского жандармского осведомителя...
Через два дня меня с вещами вызвали в штаб... Вскоре привели Брусиенко, находившегося все время в арестном помещении при поселковой полиции. Начальник Юридического отдела и начальник отряда обратились к нам с заявлением, что им известно, что мы занимались непорядочными делами, что мы должны поддерживать Маньчжу-Го, являющееся авангардом освобождения России.
Через пять минут радостными кликами встречали нас наши жены... После страшных 33 дней заключения мы получили свободу.
Жизнь вскоре снова вошла в нормальную колею. Неловко лишь чувствовал себя при встрече инж. Гросман...
В конце января 1934 года на копи приехал Шепунов с полицейским Меликовым. Управляющий копями инж. Блажевич, находя, что весь этот инцидент с бессмысленными арестами был вызван уязвленным самолюбием Пограниченских русских полицейских, которым администрация копей недостаточно проявляла внимания в их предыдущие приезды, решил их пригласить на ужин в собрание...
Весной приехал на копи на жительство японский советник при китайском генерале. Советник занял часть конторы. Стал требовать дополнительных помещений, оборудования их, возведения специальных построек: голубиной станции, окопов, караульных помещений. Вскоре 19 % всей квартирной площади на копях было занято военными японскими должностными лицами и учреждениями.
На предприятие, построенное исключительно на коммерческих началах, эти дополнительные расходы ложились тяжелым бременем. Копи превращались в военный городок, оклики по вечерам постовых, гоньба на водопой сотни лошадей, периодическое занятие школьного помещения под постой войск. На копях с места на место передвигалась на колесах клетка с голубиной почтой с надписью:
- «ВСЯКИЙ, ПОДОШЕДШИЙ К КЛЕТКЕ, ПОДЛЕЖИТ РАССТРЕЛУ».
Все это вносило сумбурность в деловую жизнь предприятия.
При всех требованиях со стороны японского советника, влекущих дополнительные расходы, китайский управляющий проявлял полную уступчивость. Отстаивать интересы дела приходилось одному русскому управляющему. Советник в таких случаях делал обидные намеки на причастность его к большевизму. Не раз этот советник заявлял китайскому управляющему копями, что его вообще удивляет наличие в предприятии русских... Вскоре более определенно стало проявляться русофобство этого советника.
Электропроводчику копей А. Е. Тонкачеву было поручено провести в помещении советника телефонное сообщение. Тонкачев, не поняв каких-то указаний советника на китайско-японском жаргоне, через минуту выскочил из помещения избитый. Советник бил его по лицу, а когда Тонкачев упал, то бил его ногами. Такие случаи с русскими стали повторяться часто.
В Харбин проживал техник Лимонников - домовладелец. При обыске у его квартиранта-китайца была найдена какая-то нелегальная литература. Лимонникова арестовали. Через 17 дней жене его был выдан труп. А с какой страстной надеждой и верой ждал Лимонников прихода японцев!
Мой знакомый, молодой инженер И. остановился в Харбине у какого-то здания, занимаемого японским учреждением, в ожидании пока его невеста, дочь известного в Маньчжурии русского генерала, завязывала туфель. Вышел из помещения японец. Спросил:- «Русский»? - «Русский» - ответил И. Последовала пощечина.