Пётр Балакшин о белоэмигрантах на Дальнем Востоке. Часть IV
Из книги Петра Петровича Балакшина «Финал в Китае».
Все лица, занимавшие высокое положение в русской эмиграции Маньчжурии, были ставленниками японских властей. По установленному порядку роль играли только те, кто занимал посты в Бюро по делам Российских Эмигрантов и в обществе Кёо-Ва-Кай, так как все остальные общественные и политические организации, за исключением Русской Фашистской Партии, были в глазах японских властей организациями второстепенными и терпимыми постольку, поскольку они находились в послушании...
[Читать далее]Бакшеев, Алексей Проклович, генерал-лейтенант Забайкальского казачьего войска... В 1918 году примкнул к отряду атамана Семенова, где был назначен на пост заместителя атамана и главы Забайкальского войскового правительства. Был весьма популярен среди казаков, за что атаман Семенов выдвигал его всюду, где почему-либо не мог выступить сам. Так было, например, во время конфликта атамана Семенова с братьями Меркуловыми за власть в Приморье... В Харбине у Бакшеева был собственный хороший дом и два легковых автомобиля, работавших на бирже, что ставило его в разряд зажиточных людей. Все, что исходило от атамана Семенова в отношении русской эмиграции в Маньчжурии, было в ведении Бакшеева. После смерти первого начальника Бюро по делам Российских Эмигрантов В. В. Рычкова Бакшеев был назначен на этот пост. В 1937 году он был смещен с поста и заменен К. В. Родзаевским. Причиной смещения Бакшеева считали его интервью в газете «Харбинское Время», данное им накануне траурной годовщины гибели Государя Николая II и его семьи, в котором он высказался о Государыне Александре Федоровне как о немецкой шпионке. Это возмутило многих эмигрантов и они потребовали его увольнения. Майор Ямаока, ведавший тогда делами русских эмигрантов, предложил генералу Бакшееву подать в отставку. По другой версии увольнение Бакшеева было связано с прибытием в Харбин итальянской фашистской миссии. Зная грубоватый характер Забайкальского генерала, японские власти считали удобным для встречи итальянских фашистов выдвинуть русского фашиста...
В обращении он был… грубоват, невоздержан на язык, настойчив в своих требованиях, но и по-своему справедлив. /От себя: по-своему - это по-фашистски, как Пригожин?/
Власьевский, Лев Филиппович... работал тесно с Семеновым по военно-политической части, а в эмиграции был его главным представителем в Маньчжуго. Был назначен советником при Бюро п/д Российских Эмигрантов, а с 1941 года - советником русского отдела Кёо-Ва-Кай. В 1944 году был назначен начальником Бюро, служил рьяно японским властям, стараясь всегда выдвинуться и выслужиться...
Был страстным картежником и его не раз находили в самых низкопробных игорных притонах Харбина, Дайрена и Шанхая...
Гордеев, Михаил Николаевич, войсковой старшина Иркутского казачьего войска... Будучи в отряде атамана Семенова, при странных обстоятельствах попал в плен к красным и при еще более странных обстоятельствах устроил побег из плена. Близость к атаману Семенову и генералу Власьевскому избавляла его от каких-либо разъяснений по этому поводу. Продолжительное время был начальником штаба генерала Власьевского, когда тот был представителем атамана Семенова в Маньчжуго. Был одним из первых участников организованного в 1935 году Бюро п/д Российских Эмигрантов, где был назначен на пост начальника финансово-экономического отдела. Поддерживал тесные связи с коммерсантами Харбина и был у них на хорошем счету, как удачный делец. Не совсем был чистоплотен в коммерческих и служебных делах, но благодаря связям с японским начальством обычно избегал неприятностей. Однажды он удержал наградные деньги, которые должны были быть выданы заведующим курсами при Бюро. Те обратились к японскому начальству, в ведении которого находились курсы, и после переговоров были вызваны в Бюро. Майор Ниимура, ведавший курсами, заявил им, что деньги им уже были выданы, но те категорически заявили, что нет. Тогда Ниимура отозвал Гордеева в другую комнату для совещания. Вернувшись, он предложил собравшимся выдать расписки в получении наградных. Те заявили, что выдадут расписки только тогда, когда получат деньги. После долгих переговоров деньги им были выданы...
Гордеев не был разборчив в средствах обогащения и в политическом отношении был оппортунистом...
Матковский, Михаил Алексеевич, сын известного генерала Матковского, командовавшего в период власти адмирала Колчака Уральским корпусом... В 1924 году вступил в группу молодых студентов, задавшихся целью изучения коммунизма и средств борьбы против него. Близко сошелся с К. В. Родзаевским и А. Н. Покровским и другими политическими деятелями того времени...
Не любил ни в какой работе шумихи, старался все делать как можно незаметнее, часто используя других.
...был связан с японскими кругами, начав эту связь с японским вице-консулом еще в период формирования Фашистского Союза и продолжив ее с майором Акикуса, занимавшим тогда пост помощника начальника харбинской военной миссии.
Связи Матковского с этими влиятельными лицами помогли Фашистскому Союзу развиться и занять положение в русской эмиграции, которое вождям его казалось положением руководящим...
В советско-китайский период управления КВжд Матковский получил службу в Общем Отделе (его также называли Особым Отделом или НКВД), что вызвало много толков, вплоть до открытого обвинения его в симпатии к советской власти. По этому поводу было даже произведено расследование, установившее полную беспочвенность подозрения. По одной версии, группа фашистов решила провести своих людей в советскую среду. Матковский не отрицал, что такая попытка была сделана, но в проведении ее в жизнь не принимал участия. По другой версии, один из влиятельных русских эмигрантов уговорил председателя КВжд И Ли-чуна потребовать от советского управляющего Рудого принять на службу двух китайских подданных русского происхождения и представил список кандидатов, первыми на котором были Матковский и Н. П. Меди. Последний в 1933 году был арестован японскими властями по подозрению в шпионаже в пользу Советского Союза, затем освобожден и выслан из Маньчжурии.
Некоторые круги эмиграции считали, что Матковский способствовал японским войскам войти в Харбин в феврале 1932 года. Рассказывали, что при содействии генерала Косьмина и некоторых русских эмигрантов и сотрудников японской газеты «Бюллетень» он добился разрешения консульского корпуса на вход японских войск. Вряд ли это могло быть так! Трудно допустить, что захватив почти всю Маньчжурию, японское командование стало бы добиваться разрешения консульского корпуса, особенно через русских эмигрантов. Весьма вероятно, что Матковский просто подготовил эмигрантскую среду к встрече японских войск. Большинство эмигрантских организаций были настроены против японских властей, сделавших сразу ставку на Фашистский Союз и Казачий Союз - организации, которые не пользовались популярностью и симпатией широких эмигрантских кругов. Но Матковскому удалось изменить это неблагоприятное отношение к японским властям, и они продолжали опираться на эти две организации, пока не сменили их на Бюро п/д Российских Эмигрантов.
После прихода японских властей в Маньчжурию Фашистский Союз занял резко антисемитскую позицию. Если объект нападок не был евреем, то он становился масоном или «жидовствующим». «Жидомасон» стало наиболее ходким выражением фашистской прессы, а антисемитизм - залогом верности фашистским заветам и знаком солидарности с немецкими нацистами. Это вызвало самую резкую реакцию со стороны широких эмигрантских кругов; здесь опять появился Матковский, который осторожно, но настойчиво делал все, чтобы сгладить шероховатости.
В то время в Харбине подвизался Макс Арский, куплетист и журналист, пользовавшийся широкой популярностью за свои выступления против советских властей, японского командования и политических деятелей типа Родзаевского. Его театральные выступления привлекали битковые сборы, а его журнал, едко высмеивавший различных политических деятелей, расходился целиком сразу же по выходе из печати. Матковский и здесь сыграл некоторую роль, устроив налет с группой фашистов на типографию, где готовился к выпуску очередной номер журнала Арского. Пока его сотрудники грузили сброшюрованные листы журнала на грузовик, Матковский стоял на другой стороне улицы, прикрыв лицо воротником пальто и стараясь казаться сторонним наблюдателем. Налет вызвал много разговоров в Харбине...
У Матковского было много врагов, завидовавших его успеху и влиянию среди властей. Одним из них был Б. Н. Шепунов, начальник Бюро по делам Российских Эмигрантов на ст. Пограничной, и соединявший с этой должностью пост главы Монархического Объединения, уполномоченного Союза Военных на Дальнем Востоке и старшего полицейского надзирателя. Шепунов неоднократно обвинял Матковского в просоветской деятельности, но несмотря на все усилия не мог подкрепить фактами свои обвинения. В 1942 году он пригласил А. Н. Мартынова, служащего японской разведки, проверить деятельность Матковского, но после трехмесячного расследования не было найдено ничего компрометирующего, хотя тот же Мартынов еще в 1938 году установил связь Матковского с советским консульством в Харбине. Тогда Матковский заверил японские власти, что если у него и была связь с советским консульством, то исключительно ради разведывательных целей. Шепунов все же настоял на том, чтобы в помощники Матковского назначили верного человека, для присмотра за ним. Прослужив с Матковским с год, тот ничего не нашел предосудительного в поведении своего начальника. /От себя: высокие отношения белых рыцарей!/
В 1943 году в Харбине появился издаваемый на гектографе журнал под названием «Правда», содержание которого носило приподнято национальный характер. В нем содержался материал о многих японских делах, о которых власти предпочли бы молчать; было много и упреков по адресу русской эмиграции за неразборчивость и низкопоклонство некоторой ее части перед японскими властями. Подозрение пало на Матковского, что позади этого журнала стоит он, как человек, хорошо осведомленный в японских делах. Когда его спрашивали об этом, он отвечал вопросом: «вам он не нравится? Если нет, то почему?» Если ему возражали, что содержание журнала не может нравиться японским властям, то Матковский возражал: «а откуда вам известно, что властям он не нравится?»
Характерно было и его выступление на съезде организации Кео-Ва-Кай в Чанчуне, где он подверг весьма резкой критике безответственные действия японских полицейских и жандармских органов в отношении эмигрантов и жестокое обращение с ними в камерах заключенных, нередко кончавшиеся смертью арестованных. Многие ждали ареста Матковского, но он сумел убедить японские власти в необходимости такой критики. Травля Матковского с того момента усилилась, против него восстали мелкие служащие жандармерии, полиции и японской военной миссии, одинаково японцы и русские эмигранты. Но так как прямых улик обличавших деятельность Матковского не было, то высшие японские власти в военной миссии и консульстве продолжали покровительствовать ему.
За время существования Бюро было много случаев, когда Матковский самоотверженно поднимался на защиту русских эмигрантов, жертв произвола низших японских жандармских и полицейских чинов и их русских приспешников. /От себя: русские приспешники, наверно, были большевиками?/ Нередки были случаи, когда японские солдаты приставали к русским девушкам, и русские молодые люди вступали на защиту их, что обычно оканчивалось избиением их в жандармских застенках и обвинением их в коммунизме. /От себя: как же так? Ведь известно, что коммунисты всегда хотели обобществить женщин!/ Родные несчастных молодых людей обращались за защитой в Бюро по делам Российских Эмигрантов, но там наталкивались или на бездушие или трусость начальствующих лиц, старавшихся избежать неприятных разговоров... Каждый в Харбине знал, что попав в застенок японского жандармского отдела, из него было трудно выйти живым...
У Матковского были таинственные связи с атаманом Семеновым, о котором никто не знал. Он ездил к Семенову в Дайрен, но об этом держал в секрете.
Все, кто знал Матковского и кто относился к нему без предубеждения, признавали за ним качества, которых не было у многих, занимавших в эмиграции ответственные посты. Матковский был на голову выше многих, человек высокого гражданского мужества, готовый встать на защиту угнетенного. Он жил и работал в условиях почти поголовного подобострастия и выслуживания перед японскими властями, в условиях бесправия и произвола, чинимых чинами японской жандармерии, полиции и их русских приспешников.
С Родзаевским отношения Матковского не были дружественны; первый подыгрывался под типичного немецкого нациста, был ярый антисемит. Оба были честолюбивы и хотели играть роль передовую, но первый все делал напоказ, с рукой по-нацистски поднятой вверх, с громкими речами. Второй вел свою роль осторожно, заранее подготавливал ее, чтобы не выходя из-за кулис, руководить общей игрой. Оба опирались на японских властей, но делали это различно. Первый явно подыгрывался под них, выискивал их расположения, торопливо бросался выполнять любые их поручения, вплоть до самых неприятных. Второй заручился доверием японских властей еще до прибытия японских военных сил в Харбин. Еще до оккупации Маньчжурии, он предложил майору Акикуса создать кадры из молодых русских и японских людей для совместной работы в качестве переводчиков и служащих японских военных миссий...
Родзаевский Константин Владимирович... В 1925 году он бежал из Советского Союза и прибыл в Харбин, где поступил в молодую еще организацию русских фашистов. Через десять лет, в расцвет партии, он был избран ее главой. Отделения Всероссийской Фашистской Партии существовали во всех городах Маньчжурии и Китая, в которых находились русские колонии. Русские фашисты во всем подражали своим старшим заграничным собратьям: черные или синие рубашки, сапоги, ремни через плечо, поднятая кверху рука при приветствии.
В одинаковой мере честолюбивый и тщеславный, Родзаевский старался казаться настоящим вождем. Он был недурным оратором и публицистом, но его выступления и статьи граничили с демагогией. Для того чтобы казаться более мужественным и волевым и скрыть мелкие, невыразительные черты лица, он носил бороду.
Как глава ВФП, он верой и правдой служил японским властям и бессловесно исполнял все их поручения. Партия целиком находилась под контролем японской военной миссии. Она не имела своего голоса и даже не решилась протестовать, когда японские власти закрыли ее, а деятельность ее членов направили исключительно по пути интересов Японии.
После закрытия ВФП Родзаевский продолжал работать в Бюро по делам Российских Эмигрантов, попутно числясь советником и сотрудником японских организаций. В 1942 году, после ссоры с Шепуновым из-за расстрела группы фашистских руководителей, он вышел из Бюро, но остался, как говорил позже - «в принудительном порядке» служить в японской военной миссии.
После поражения Японии Родзаевский выставил себя жертвой японских властей и даже насчитал пять арестов, которым он каким-то образом подвергся в Харбине. В расцвете своей славы - если так можно выразиться о том периоде его жизни, когда он возглавлял ВФП и играл важную роль - вряд ли даже он сам мог думать о том, что через пять лет, по своему собственному почину, даст ответ и отчет о своей фашистской и про-японской деятельности никому иному, как Сталину.
Матковский пришел к роли советского секретного сотрудника на основании несомненно глубоких и мучительных чувств и переживаний. Еще будучи на свободе, а не в камере Лубянки в Москве, Родзаевский в покаянном обращении к Сталину пространно касался своих сомнений и настроений, которые якобы ставили его во враждебное отношение к японским властям и заставляли искать выхода, вплоть до готовности служить советским интересам…
Все лица, занимавшие высокое положение в русской эмиграции Маньчжурии, были ставленниками японских властей. По установленному порядку роль играли только те, кто занимал посты в Бюро по делам Российских Эмигрантов и в обществе Кёо-Ва-Кай, так как все остальные общественные и политические организации, за исключением Русской Фашистской Партии, были в глазах японских властей организациями второстепенными и терпимыми постольку, поскольку они находились в послушании...
[Читать далее]Бакшеев, Алексей Проклович, генерал-лейтенант Забайкальского казачьего войска... В 1918 году примкнул к отряду атамана Семенова, где был назначен на пост заместителя атамана и главы Забайкальского войскового правительства. Был весьма популярен среди казаков, за что атаман Семенов выдвигал его всюду, где почему-либо не мог выступить сам. Так было, например, во время конфликта атамана Семенова с братьями Меркуловыми за власть в Приморье... В Харбине у Бакшеева был собственный хороший дом и два легковых автомобиля, работавших на бирже, что ставило его в разряд зажиточных людей. Все, что исходило от атамана Семенова в отношении русской эмиграции в Маньчжурии, было в ведении Бакшеева. После смерти первого начальника Бюро по делам Российских Эмигрантов В. В. Рычкова Бакшеев был назначен на этот пост. В 1937 году он был смещен с поста и заменен К. В. Родзаевским. Причиной смещения Бакшеева считали его интервью в газете «Харбинское Время», данное им накануне траурной годовщины гибели Государя Николая II и его семьи, в котором он высказался о Государыне Александре Федоровне как о немецкой шпионке. Это возмутило многих эмигрантов и они потребовали его увольнения. Майор Ямаока, ведавший тогда делами русских эмигрантов, предложил генералу Бакшееву подать в отставку. По другой версии увольнение Бакшеева было связано с прибытием в Харбин итальянской фашистской миссии. Зная грубоватый характер Забайкальского генерала, японские власти считали удобным для встречи итальянских фашистов выдвинуть русского фашиста...
В обращении он был… грубоват, невоздержан на язык, настойчив в своих требованиях, но и по-своему справедлив. /От себя: по-своему - это по-фашистски, как Пригожин?/
Власьевский, Лев Филиппович... работал тесно с Семеновым по военно-политической части, а в эмиграции был его главным представителем в Маньчжуго. Был назначен советником при Бюро п/д Российских Эмигрантов, а с 1941 года - советником русского отдела Кёо-Ва-Кай. В 1944 году был назначен начальником Бюро, служил рьяно японским властям, стараясь всегда выдвинуться и выслужиться...
Был страстным картежником и его не раз находили в самых низкопробных игорных притонах Харбина, Дайрена и Шанхая...
Гордеев, Михаил Николаевич, войсковой старшина Иркутского казачьего войска... Будучи в отряде атамана Семенова, при странных обстоятельствах попал в плен к красным и при еще более странных обстоятельствах устроил побег из плена. Близость к атаману Семенову и генералу Власьевскому избавляла его от каких-либо разъяснений по этому поводу. Продолжительное время был начальником штаба генерала Власьевского, когда тот был представителем атамана Семенова в Маньчжуго. Был одним из первых участников организованного в 1935 году Бюро п/д Российских Эмигрантов, где был назначен на пост начальника финансово-экономического отдела. Поддерживал тесные связи с коммерсантами Харбина и был у них на хорошем счету, как удачный делец. Не совсем был чистоплотен в коммерческих и служебных делах, но благодаря связям с японским начальством обычно избегал неприятностей. Однажды он удержал наградные деньги, которые должны были быть выданы заведующим курсами при Бюро. Те обратились к японскому начальству, в ведении которого находились курсы, и после переговоров были вызваны в Бюро. Майор Ниимура, ведавший курсами, заявил им, что деньги им уже были выданы, но те категорически заявили, что нет. Тогда Ниимура отозвал Гордеева в другую комнату для совещания. Вернувшись, он предложил собравшимся выдать расписки в получении наградных. Те заявили, что выдадут расписки только тогда, когда получат деньги. После долгих переговоров деньги им были выданы...
Гордеев не был разборчив в средствах обогащения и в политическом отношении был оппортунистом...
Матковский, Михаил Алексеевич, сын известного генерала Матковского, командовавшего в период власти адмирала Колчака Уральским корпусом... В 1924 году вступил в группу молодых студентов, задавшихся целью изучения коммунизма и средств борьбы против него. Близко сошелся с К. В. Родзаевским и А. Н. Покровским и другими политическими деятелями того времени...
Не любил ни в какой работе шумихи, старался все делать как можно незаметнее, часто используя других.
...был связан с японскими кругами, начав эту связь с японским вице-консулом еще в период формирования Фашистского Союза и продолжив ее с майором Акикуса, занимавшим тогда пост помощника начальника харбинской военной миссии.
Связи Матковского с этими влиятельными лицами помогли Фашистскому Союзу развиться и занять положение в русской эмиграции, которое вождям его казалось положением руководящим...
В советско-китайский период управления КВжд Матковский получил службу в Общем Отделе (его также называли Особым Отделом или НКВД), что вызвало много толков, вплоть до открытого обвинения его в симпатии к советской власти. По этому поводу было даже произведено расследование, установившее полную беспочвенность подозрения. По одной версии, группа фашистов решила провести своих людей в советскую среду. Матковский не отрицал, что такая попытка была сделана, но в проведении ее в жизнь не принимал участия. По другой версии, один из влиятельных русских эмигрантов уговорил председателя КВжд И Ли-чуна потребовать от советского управляющего Рудого принять на службу двух китайских подданных русского происхождения и представил список кандидатов, первыми на котором были Матковский и Н. П. Меди. Последний в 1933 году был арестован японскими властями по подозрению в шпионаже в пользу Советского Союза, затем освобожден и выслан из Маньчжурии.
Некоторые круги эмиграции считали, что Матковский способствовал японским войскам войти в Харбин в феврале 1932 года. Рассказывали, что при содействии генерала Косьмина и некоторых русских эмигрантов и сотрудников японской газеты «Бюллетень» он добился разрешения консульского корпуса на вход японских войск. Вряд ли это могло быть так! Трудно допустить, что захватив почти всю Маньчжурию, японское командование стало бы добиваться разрешения консульского корпуса, особенно через русских эмигрантов. Весьма вероятно, что Матковский просто подготовил эмигрантскую среду к встрече японских войск. Большинство эмигрантских организаций были настроены против японских властей, сделавших сразу ставку на Фашистский Союз и Казачий Союз - организации, которые не пользовались популярностью и симпатией широких эмигрантских кругов. Но Матковскому удалось изменить это неблагоприятное отношение к японским властям, и они продолжали опираться на эти две организации, пока не сменили их на Бюро п/д Российских Эмигрантов.
После прихода японских властей в Маньчжурию Фашистский Союз занял резко антисемитскую позицию. Если объект нападок не был евреем, то он становился масоном или «жидовствующим». «Жидомасон» стало наиболее ходким выражением фашистской прессы, а антисемитизм - залогом верности фашистским заветам и знаком солидарности с немецкими нацистами. Это вызвало самую резкую реакцию со стороны широких эмигрантских кругов; здесь опять появился Матковский, который осторожно, но настойчиво делал все, чтобы сгладить шероховатости.
В то время в Харбине подвизался Макс Арский, куплетист и журналист, пользовавшийся широкой популярностью за свои выступления против советских властей, японского командования и политических деятелей типа Родзаевского. Его театральные выступления привлекали битковые сборы, а его журнал, едко высмеивавший различных политических деятелей, расходился целиком сразу же по выходе из печати. Матковский и здесь сыграл некоторую роль, устроив налет с группой фашистов на типографию, где готовился к выпуску очередной номер журнала Арского. Пока его сотрудники грузили сброшюрованные листы журнала на грузовик, Матковский стоял на другой стороне улицы, прикрыв лицо воротником пальто и стараясь казаться сторонним наблюдателем. Налет вызвал много разговоров в Харбине...
У Матковского было много врагов, завидовавших его успеху и влиянию среди властей. Одним из них был Б. Н. Шепунов, начальник Бюро по делам Российских Эмигрантов на ст. Пограничной, и соединявший с этой должностью пост главы Монархического Объединения, уполномоченного Союза Военных на Дальнем Востоке и старшего полицейского надзирателя. Шепунов неоднократно обвинял Матковского в просоветской деятельности, но несмотря на все усилия не мог подкрепить фактами свои обвинения. В 1942 году он пригласил А. Н. Мартынова, служащего японской разведки, проверить деятельность Матковского, но после трехмесячного расследования не было найдено ничего компрометирующего, хотя тот же Мартынов еще в 1938 году установил связь Матковского с советским консульством в Харбине. Тогда Матковский заверил японские власти, что если у него и была связь с советским консульством, то исключительно ради разведывательных целей. Шепунов все же настоял на том, чтобы в помощники Матковского назначили верного человека, для присмотра за ним. Прослужив с Матковским с год, тот ничего не нашел предосудительного в поведении своего начальника. /От себя: высокие отношения белых рыцарей!/
В 1943 году в Харбине появился издаваемый на гектографе журнал под названием «Правда», содержание которого носило приподнято национальный характер. В нем содержался материал о многих японских делах, о которых власти предпочли бы молчать; было много и упреков по адресу русской эмиграции за неразборчивость и низкопоклонство некоторой ее части перед японскими властями. Подозрение пало на Матковского, что позади этого журнала стоит он, как человек, хорошо осведомленный в японских делах. Когда его спрашивали об этом, он отвечал вопросом: «вам он не нравится? Если нет, то почему?» Если ему возражали, что содержание журнала не может нравиться японским властям, то Матковский возражал: «а откуда вам известно, что властям он не нравится?»
Характерно было и его выступление на съезде организации Кео-Ва-Кай в Чанчуне, где он подверг весьма резкой критике безответственные действия японских полицейских и жандармских органов в отношении эмигрантов и жестокое обращение с ними в камерах заключенных, нередко кончавшиеся смертью арестованных. Многие ждали ареста Матковского, но он сумел убедить японские власти в необходимости такой критики. Травля Матковского с того момента усилилась, против него восстали мелкие служащие жандармерии, полиции и японской военной миссии, одинаково японцы и русские эмигранты. Но так как прямых улик обличавших деятельность Матковского не было, то высшие японские власти в военной миссии и консульстве продолжали покровительствовать ему.
За время существования Бюро было много случаев, когда Матковский самоотверженно поднимался на защиту русских эмигрантов, жертв произвола низших японских жандармских и полицейских чинов и их русских приспешников. /От себя: русские приспешники, наверно, были большевиками?/ Нередки были случаи, когда японские солдаты приставали к русским девушкам, и русские молодые люди вступали на защиту их, что обычно оканчивалось избиением их в жандармских застенках и обвинением их в коммунизме. /От себя: как же так? Ведь известно, что коммунисты всегда хотели обобществить женщин!/ Родные несчастных молодых людей обращались за защитой в Бюро по делам Российских Эмигрантов, но там наталкивались или на бездушие или трусость начальствующих лиц, старавшихся избежать неприятных разговоров... Каждый в Харбине знал, что попав в застенок японского жандармского отдела, из него было трудно выйти живым...
У Матковского были таинственные связи с атаманом Семеновым, о котором никто не знал. Он ездил к Семенову в Дайрен, но об этом держал в секрете.
Все, кто знал Матковского и кто относился к нему без предубеждения, признавали за ним качества, которых не было у многих, занимавших в эмиграции ответственные посты. Матковский был на голову выше многих, человек высокого гражданского мужества, готовый встать на защиту угнетенного. Он жил и работал в условиях почти поголовного подобострастия и выслуживания перед японскими властями, в условиях бесправия и произвола, чинимых чинами японской жандармерии, полиции и их русских приспешников.
С Родзаевским отношения Матковского не были дружественны; первый подыгрывался под типичного немецкого нациста, был ярый антисемит. Оба были честолюбивы и хотели играть роль передовую, но первый все делал напоказ, с рукой по-нацистски поднятой вверх, с громкими речами. Второй вел свою роль осторожно, заранее подготавливал ее, чтобы не выходя из-за кулис, руководить общей игрой. Оба опирались на японских властей, но делали это различно. Первый явно подыгрывался под них, выискивал их расположения, торопливо бросался выполнять любые их поручения, вплоть до самых неприятных. Второй заручился доверием японских властей еще до прибытия японских военных сил в Харбин. Еще до оккупации Маньчжурии, он предложил майору Акикуса создать кадры из молодых русских и японских людей для совместной работы в качестве переводчиков и служащих японских военных миссий...
Родзаевский Константин Владимирович... В 1925 году он бежал из Советского Союза и прибыл в Харбин, где поступил в молодую еще организацию русских фашистов. Через десять лет, в расцвет партии, он был избран ее главой. Отделения Всероссийской Фашистской Партии существовали во всех городах Маньчжурии и Китая, в которых находились русские колонии. Русские фашисты во всем подражали своим старшим заграничным собратьям: черные или синие рубашки, сапоги, ремни через плечо, поднятая кверху рука при приветствии.
В одинаковой мере честолюбивый и тщеславный, Родзаевский старался казаться настоящим вождем. Он был недурным оратором и публицистом, но его выступления и статьи граничили с демагогией. Для того чтобы казаться более мужественным и волевым и скрыть мелкие, невыразительные черты лица, он носил бороду.
Как глава ВФП, он верой и правдой служил японским властям и бессловесно исполнял все их поручения. Партия целиком находилась под контролем японской военной миссии. Она не имела своего голоса и даже не решилась протестовать, когда японские власти закрыли ее, а деятельность ее членов направили исключительно по пути интересов Японии.
После закрытия ВФП Родзаевский продолжал работать в Бюро по делам Российских Эмигрантов, попутно числясь советником и сотрудником японских организаций. В 1942 году, после ссоры с Шепуновым из-за расстрела группы фашистских руководителей, он вышел из Бюро, но остался, как говорил позже - «в принудительном порядке» служить в японской военной миссии.
После поражения Японии Родзаевский выставил себя жертвой японских властей и даже насчитал пять арестов, которым он каким-то образом подвергся в Харбине. В расцвете своей славы - если так можно выразиться о том периоде его жизни, когда он возглавлял ВФП и играл важную роль - вряд ли даже он сам мог думать о том, что через пять лет, по своему собственному почину, даст ответ и отчет о своей фашистской и про-японской деятельности никому иному, как Сталину.
Матковский пришел к роли советского секретного сотрудника на основании несомненно глубоких и мучительных чувств и переживаний. Еще будучи на свободе, а не в камере Лубянки в Москве, Родзаевский в покаянном обращении к Сталину пространно касался своих сомнений и настроений, которые якобы ставили его во враждебное отношение к японским властям и заставляли искать выхода, вплоть до готовности служить советским интересам…