Генерал Иван Кириенко о белых. Часть II
Из книги Ивана Касьяновича Кириенко «1613 г. От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.».
Генерал Корнилов, вопреки необходимости и здравому смыслу, повел свою армию, т. е. горсточку русских офицеров, юнкеров и мальчиков кадет через бушующую как море Кубань к ее столице Екатеринодару. Вел он бедных офицеров большими переходами, по открытым степям, не считаясь ни с силами, ни с жизнями своих подчиненных, к чуждому им Екатеринодару, не давшему никаких решительно стратегических выгод для армии. Генерал Корнилов преследовал какую-то свою, одному ему известную, цель и пусть на память его одного и ляжет ответственность за напрасно погубленные молодые жизни лучших русских людей...
[Читать далее]С тяжелыми, ненужными боями мы шли по Кубанской области. Почти каждую станицу брали с боя, количество раненых возрастало быстро. Обоз с ранеными тянулся на несколько верст, впереди обоза, справа, слева и с тыла шли боевые части, которым приходилось утопать в размокшем черноземе и изморенным до предела, с боем занимать станицы для ночлега... Бывали случаи, что измученные до отказа люди на остановках присаживались в сторонке и засыпали, большинство потом нагоняло своих, но некоторые бесследно исчезали.
Генерал Корнилов не жалел достойнейших и честнейших людей… он упрямо и упорно вел крошечную армию, постепенно превращающуюся в санитарный обоз, по большим дорогам и чуть не каждый день с боем и кровавыми потерями занимал станицы для ночлега. Его военный «гений» не смог додуматься посадить армию на подводы, идти боковыми дорогами, обходить станицы и ночевать на подводах. Тогда бы и неутомленные люди успешнее и легче бы выносили не столь частые бои и не было бы таких бессмысленных и огромных потерь... Но надо быть справедливым и поставить генералу Корнилову в заслугу, что в походе он не бросил ни одного раненого, тогда как генералы Алексеев и Деникин, после поражения у Екатеринодара, в ст. Новоелизаветинской, бросили на гибель всех раненых, как бросили их и в Новочеркасске...
...
Генерал Корнилов вышел на крыльцо откуда обратился к казакам с призывом идти бороться за добытую «свободу», что армия совершенно не монархическая и не кадетская, как ее называют. Казаки молчали и к нам не пошли. В конце краткой речи генерала Корнилова, я услышал… хвастливо подлые и лживые слова... «Я имел счастье арестовать Царскую Семью и Царицу изменницу»…
Я и Святополк-Мирский были возмущены до глубины души словами генерала Корнилова, обласканного выше меры Царской Семьей...
Хотя при штабе генерала Алексеева было в Ростове организовано очень много различных учреждений и отделов, а также и интендантство, армия кормилась собственным попечением, т. е. иными словами, грабила все необходимое для своего питания от местных жителей, это имело очень печальное последствие, так как с одной стороны приучало к грабежу, а с другой обижало местное население и создавало из них врагов, а не доброжелателей...
Генерал Корнилов повел армию на совершенно тогда ей ненужный и опасный Екатеринодар… Наши части с налета овладели садами, окружавшими город, но дальше продвинуться не могли и первый штурм выдохся. Становилось до очевидности ясно, что этот орех нам не по зубам и мы его не разгрызем, но тем не менее генерал Корнилов приказал повторить штурм на другой день, этот второй штурм был чрезвычайно тяжелый. Добровольцы понесли в этот день очень тяжелые потери... Состав нашей армии уменьшился наполовину и к вечеру совершенно истомленные войска не достигли никаких существенных успехов. Ясно было решительно всем, что упрямство Корнилова погубит всех еще оставшихся в живых, но тем не менее генерал Корнилов приказал готовиться к третьему штурму. Тут провидение спасло нас: разорвавшимся снарядом генерал Корнилов был убит...
Через час после смерти генерала Корнилова генерал Деникин… приказал готовиться к отступлению... По приказанию нового главнокомандующего генерала Деникина армия в первый раз за все время похода оставила в станице Елизаветинской своих раненых соратников. …этот приказ был встречен в полках с возмущением...
…если бы «верховные вожди» побежали спасаться не на Дон, а в другую сторону… и нас не надули вторично, то мы бы без адъютантов, ячеек и десятков разных отрядов, сплотившись в один кулак, продержались… а там принудительная мобилизация одного Ростова дала бы десятки тысяч молодых людей и в июне 1918 года в России был бы порядок и спокойствие и Император Николай II продолжал бы войну...
Невольно задаешь вопрос: зачем же были эти сверхчеловеческие наши усилия, кому и зачем понадобилось столько загубленных молодых жизней офицеров и юношей, чтобы в результате опять вернуться в места откуда мы вышли. …почему же Корнилову понадобился так не взятый им Екатеринодар..? Недомыслие ли генерала, или его намерение заменить состав его войск состоящих на 90% из монархически настроенных офицеров, более революционно настроенным кубанским казачеством?! Строгий приказ, запрещавший в рядах армии какие-либо монархические проявления и полная свобода всякой социалистической рвани… заставляют склоняться к переходящей из уст в уста между офицерами фразе, будто бы сказанной Корниловым в ответ на уговоры отказаться от третьего штурма Екатеринодара - «вы говорите, что Добровольческая армия вся умрет! Ну так что же? зато взяв столицу кубанского войска я (Корнилов) привлеку на свою сторону всех казаков и с ними завоюю всю Россию».
Слава Богу, случайная, разорвавшаяся граната убрала упорного, страшного вождя...
Генерал Алексеев поручил мне посмотреть, что делается в Киеве и повидать гетмана Скоропадского и попросить его, чтобы он для нас и для начавшей формироваться армии генерала от инфантерии Иванова, которая открыто была монархической, присылал боевую амуницию. Генерал Деникин боевую амуницию для юго-западной армии генерала Иванова, находившейся на воронежском направлении, не выдавал, чем и принудил, после скорой смерти генерала Иванова, его заместителя перейти в армию генерала Деникина.
В Киеве… по улицам ходили бывшие русские офицеры с русскими орденами, имея «украинско-галицийские» погоны... Ко мне подошел «украинский» офицер и сказал, что в их украинском государстве нельзя ходить в русской форме, а я его спросил: «зачем же вы одели наши русские ордена?» Он сконфузился и сказал, что он комендантский адъютант и ему так приказано. Я спросил его где находится комендантское управление и по указанному им адресу пошел туда. Сравнительно молодой комендант имел на себе ордена включительно до Владимира 4-ой степени. Я ему заявил жалобу на нетактичность его адъютанта и сказал: «вот и вы носите русские царские ордена и их не снимаете, так почему же я, ехав на родину, в мой родной Киев и в свое русское государство… должен прятаться и одевать штатское платье?» Комендант был тоже смущен и сказал: «не обращайте внимания, теперь такое смутное время, что ничего нельзя понять». Тут в наш разговор вмешался старый артиллерийский полковник… он сказал: «в чужой монастырь со своим уставом не суйся», на что я ответил, что этот монастырь мое родное государство, а с ним, самостийником, говорить я не желаю. Комендант обратился к этому самостийнику, сказав: «прошу не вмешиваться в мой разговор»...
Единственное, что было отрадно видеть, это приезд к гетману Скоропадскому выбранных крестьян от всей Малороссии с просьбой, чтобы все распоряжения, которые им присылают, были написаны по-русски, а не по «украински», как им до сих пор высылались, потому что «украинского-галичанского» языка они не понимают.
...
С очищением от красных Донской области, а через очень короткое время и Кубани, с занятием немцами Ростова, штаб армии с генералами Алексеевым и Деникиными имели наконец, обширную и богатую базу для формирования достаточно сильной армии... Но с этой задачей эти генералы не справились, они стали разворачивать армию, по своему старому рецепту, формируя сразу уже не десятки, а сотни ячеек и полков, которые не спешили и до оставления России так и не закончили своих формирований. Ими было уделено слишком много внимания на организации всяких совершенно излишних учреждений и очень мало на формирование, снабжение и усиление действовавших на фронте частей. ...на одного бойца на фронте приходилось не менее ста бездельников в тыловых учреждениях.
Действующие на фронте части принуждены были пополняться взятыми в боях пленными красноармейцами, из которых вначале получался довольно приличный боевой материал, но потом они увидели, что попали из огня в полымя, так как наши части не снабжаемые достаточно интендантством, начали грабить и насильничать над жителями. Вследствие чего развивался произвол, падала дисциплина и порядок в воинских частях, стали или разбегаться по тылам, или добровольно опять переходить к красным, из частей которых они все же могли надеяться вернуться в родные деревни, тогда как в белых рядах они этой надежды не имели. …белая армия, руководимая старшими генералами, поменялась местами с красной, которая, руководимая фармацевтом Троцким- Бронштейном, с каждым днем становилась все более дисциплинированной и хорошо снабженной, тогда как белая все больше и больше стала походить на отдельные банды, связанные только повиновением своему атаману.
…генерал Деникин перешел в Таганрог, где оставался до созданного им позорного конца.
Если взять теперешнее время и сложить все министерства, парламенты, комиссии, комитеты, оон, пакты и прочее, то в общей сложности они меньше штаба генерала Деникина. Штаб распух и представлял из себя чудо природы. Ни одно государство, ни одна армия в мире не имели столько учреждений. Чего только не было! Решительно все, что приносило зло, и только не было простого здравого смысла. Особое совещание, всевозможные министры, неизвестно чего, комиссии, подкомиссии, совещания, заседания, решавшие как делить шкуру еще не убитого медведя, отделы снабжения никого, по крайней мере на фронте, не снабжавшие, красные кресты различных цветов, а раненые на фронте продолжали перевязываться сами, разведки и контрразведки, реабилитационные комиссии, формировочные бюро, пропагандные отделы. Выпускались деньги, знаменитые «колокольчики-единая, неделимая Россия» - гордо звеневшие, но ничего не стоившие и проч. и проч. Всех учреждений я и не знаю, но знаю одно, что полезных не было. Что же делали эти всевозможные учреждения? А вот: особое совещание слушало, аплодировало и подчинялось Быховской программе и изменническим требованиям Струве и Милюкова, вместо того, чтобы повесить их...
Деятельность генерала Деникина: министры болтали, канцелярии писали, - необходимое дело стояло, разведки и контрразведки грабили и расстреливали виновных и невиновных, снабжение снабжало только себя и штаб - цветные кресты, красные, белые и голубые больше занимались своими коммерческими делами, а на фронте их не было видно. Вывозили в Константинополь тюки материи, а на фронте ходили без рубах и подштанников...
Пропагандный отдел? Но за все время я видел только один раз малюсенькую газетку с военной сводкой и ничего не говорящую, - да на станции Харьков или Курск видел рамку под стеклом с налепленными советскими деньгами и стихи: «обманули комиссары, кучу денег надавали, а теперь за эти знаки, ты не купишь и собаки». За добровольческие «колокольчики» тоже ничего нельзя было купить, - вот и все, что мы видели от пропагандного отдела. Формировочное бюро? Там стучали на машинках молоденькие и хорошенькие барышни, но пополнений на фронте, по старому обычаю генерала Деникина, полки не получали... Реабилитационные комиссии? Это было самое страшное и зловредное учреждение, выдуманное на наше горе тем же генералом Деникиным. Пленные офицеры, мобилизованные в красную армию, вначале охотно сдавались и переходили к нам, но вместо того, чтобы обласкать их и сразу поставить в строй, ибо они уже достаточно вкусили коммунизма, генерал Деникин приказал всех офицеров отсылать в тыл, где заработали реабилитационные комиссии и контрразведки из тыловых «героев».
Несчастных, сдавшихся в плен и перебежавших к нам офицеров и даже старых генералов месяцами держали и мучили под следствием в реабилитационных комиссиях, требуя доказательств о непринадлежности к коммунистами а где они могли достать, находясь в плену, эти доказательства?..
Это широко разнеслось. Умный Троцкий (Бронштейн) объявил об этом по красной армии и озлобленные офицеры перестали сдаваться, а стали упорно воевать...
Все, все было в Добровольческой армии генерала Деникина и не хватало лишь здравого смысла и приличного управления.
Все тыловые учреждения и все формировавшиеся в тылу ячейки, отряды, полки, а также десятки тысяч боеспособных людей - болтали, предавались разгулу, пьянству, стрельбе в ресторанах и широкому грабежу. Недаром сложилась поговорка: «подарок от благодарного населения», а грабили все: золото, деньги, лошадей, экипажи, коров, зеркала, пианино, мебель, ковры, «голубые гостиные», женские платья и так далее. В тыловых городах царил сплошной разврат, позор и ужас. Генерал Деникин… все это знал и видел, но молчал.
Грабежи перекинулись и на фронт, сначала на съестное, ведь войскам надо было есть, а потом грабежи пошли и дальше; каждый полк таскал за собой два-три поезда, забивавших станции и нагруженных всякой всячиной до пианино и спирта включительно. Я лично видел в поезде одного из полков «голубую гостиную» «дар благодарного населения», наделавшую в Харькове много шума.
…я был комендантом 1-го Корпуса генерала Кутепова, куда входили алексеевская, корниловская, марковская и дроздовская дивизии. Все жалобы населения проходили через меня. Каждый день я получал жалобы о грабежах, докладывал генералу Кутепову он клал резолюции и от его имени я рассылал грозные приказания... Не помогло. И вот однажды я получил сразу 20 жалоб из разных деревень о грабежах. Я пошел к генералу Кутепову и настаивал, чтобы расстрелять трех уже известных главных грабителей. …генерал Деникин в своих «Очерках русской смуты» грабеж замалчивает.
Генерал Кутепов на мои настояния о расстреле сказал, что он уже неоднократно доносил о грабежах генералу Деникину, но не получил никакого указания, а сегодня же он будет настойчиво говорить с ним. На другой день, когда я принес новую пачку жалоб, генерал Кутепов сказал, что генерал Деникин не разрешил предать трех указанных лиц полевому суду, так как могут тогда взбунтоваться их части и бросить фронт!? И этот человек серьезно думал, что он «вождь» армии. Это отлично освещает положение: армия, в которой главнокомандующий боится своих же подчиненных, уже не армия и на нее уже положиться и надеяться нельзя.
…тыловой хаос и кавардак все разгорались. Население же нас встречало цветами, а провожало слезами и проклятиями. Вышел давно нужный приказ генерала Деникина, в котором, в красивых словах, он говорил о своем подчинении адмиралу Колчаку. Все ждали и так должно бы было быть, что вооруженные силы Юга России возьмут направление для естественного соединения с адмиралом Колчаком. Но генерал Деникин предпочел растопырить свой кулачок и первым войти в Москву.
Наконец, к нам в Харьков изволил пожаловать генерал Деникин. Город и дамы устроили ему торжественный прием. Заканчивая свою красочную речь генерал Деникин гордо объявил: «сегодня я отдал моей армии приказ наступать на Москву». Все обезумели и бросились к генералу Деникину; дамы впереди всех. Один генерал Кутепов и я стояли унылыми, так как хорошо знали очень слабый состав полков и уже потерю, по вине «вождей» того высокого нравственного духа, который был в 1-ом Кубанском походе и мы знали, что каждый полк не превышал нормального батальона и их изнуренность в идущих боях. Знал это не хуже и генерал Деникин. Сделав, как и генерал Корнилов, наполеоновский шаг, он, вместо того, чтобы идти на соединение, а значит и подчинение к адмиралу Колчаку, решил первым войти в Москву и... приняв судьбоносное решение, не остался как Кутузов у Бородина со своими войсками, а в тот же день уехал назад в Таганрог поближе к морю, нарушив тесную и ближайшую связь с войсками в самую критическую минуту, а «два с половиной человека» грозной нашей армии действительно ринулись на Москву. В эту минуту русский дух вновь охватил армию и если бы Деникин остался при армии, как Кутузов или Багратион, то возможно, что Москва была бы взята, но в Таганроге был только оратор Деникин. Тыл же «формировался», пил вино, стрелял в ресторанах и танцевал танго.
Промелькнули Белгород, Курск, Орел. За Орлом все стало. Генерал Мамонтов вернулся, или его почему-то вернули, из своего конного набега, Кубанские части, под влиянием, к прискорбию, не перевешанной рады, оставили фронт увозя домой добычу?!
…Деникин и тут не сумел собрать свои формирования и остановить откатывающуюся армию...
Пленные красноармейцы, до сих верно и хорошо дравшиеся, видя поражение, стали разбегаться.
Колокольчики перестали звенеть, - их никто не брал, а пропагандные советские деньги все еще красовались на вокзале. Благороднейшие, жертвенные, лучшие добровольцы гибли, напрасно отдавая свои жизни на фронте, опутанные глупостью и подлостью тыла и бестолковостью самовлюбленного Деникина.
Как «учредилку» разогнал пьяный матрос Железняк, так же легко сбросил в море генерала Деникина аптекарский помощник Лев Бронштейн-Троцкий.
…я кинулся к генералу Кутепову прося разрешения поехать вперед в Ростов и произвести там принудительную мобилизацию... Приехав в Ростов, я занял подходящие помещения и явочные пункты. Отпечатал приказ о мобилизации мужчин от 18 до 35 лет, назначил три дня для явки… и объявил, что через три дня патрули будут обходить дома и всех не явившихся будут вешать на улицах. Город вновь затих. Полетели телеграммы ген. Деникину. Шкурники, тыловая рвань и богачи стали разбегаться. Ко мне приходили какие-то делегации, но я их просто выгонял. …Кутепов получил… от генерала Деникина, уже успевшего переехать в Новороссийск, приказание прекратить всякую самовольную мобилизацию. Великий человек был ген. Деникин - сам все испортил и другим не дал исправить его «непогрешимые» ошибки...
Мы покатились на Новороссийск. Армия опять ничего не понимала. Разные «вожди» перестали плясать, быстро укладывались и удирали за границу.
Пароходов нет. Почти все повезли какие-то товары в Константинополь.
Заранее, на всякий случай, иметь пароходы, как это сделал генерал Врангель в Крыму, ген. Деникин не решился… не решился (!) остановить захват немногочисленных пароходов разными министрами для вывоза «государственного имущества», а когда уже на пароходах распороли некоторые тюки, то там оказалась мануфактура - «дар от благодарного населения». Некоторые части… остались на берегу и были брошены. Под штаб генерала Кутепова и пулеметные части достался угольщик «Роза» также загруженный разной домашней рухлядью, а для войск не оставалось места. Я приказал все выбросить в море; надо было видеть с какой радостью офицеры швыряли за борт «голубые гостиные». Цветные кресты показали себя не менее блестяще. Старший врач Деникинского госпиталя… Садовский… получил троекратное приказание от председательницы «белого креста» г-жи Митрофановой, срочно погрузиться ему с женой на пароход… Доктор ответил, что не бросит ни раненых, ни персонал. Тогда ему было приказано передать лежачих раненых в другой лазарет для эвакуации (был ли вывезен этот лазарет не знаю), а самому с персоналом и лазаретным имуществом грузиться на пароход. На запрос доктора, как быть с ходячими ранеными, никакого ответа не последовало, вероятно, г-жа Митрофанова поспешила уплыть. Доктор Садовский записал всех ходячих раненых в персонал и только так мог их погрузить. Вот тут, при всем творившемся кабаке, были бы уместны и правильны слова Милюкова: «что это - глупость или измена?»
Генерал Деникин, но примеру Керенского, бросает свои «вооруженные силы Юга России», передает разбитое корыто, по его собственной вине, генералу Врангелю и уезжает в Константинополь.
Генерал Врангель, приняв наследство Деникина, пытается спасти положение, но уже поздно. Сражаться почти некому. Дух армии угасил Деникин. Мобилизации запоздали и ничего не дают, народ спасается в плавни. Крестьяне говорят: «большевики грабили, Махно грабил и белые грабят, - не желаем».
Лоснящиеся рожи тыла давно в Константинополе разбазаривают мануфактуру.
В Феодосии происходит характерный скандал: разгружаются прибывшие из Новороссийска пароходы; сестры милосердия на ручных вагонетках перевозят лазарет, на этом же пароходе ехал какой-то министр и с ним тюки, которые он называл «государственным имуществом», но раненые досмотрели, что там была мануфактура. И этот министр Деникина, сойдя с парохода, потребовал от сестер, чтобы они дали ему вагонетки для «государственного имущества». Сестры, не обращая внимания на министра, продолжали перевозку, а одна сестра остановилась и стала объяснять министру, что вагонетки даны для лазарета и раненых, на это министр сказал: «вы дура, сестра». Сестра повернулась и повезла вагонетку к пароходу и рассказала происшедшее своему раненому мужу полковнику Падчину, который, сойдя с парохода и опираясь на палку, хромая направился с женой к министру. Подойдя, полковник спросил: «этот господин тебя обидел?» Жена ответила - да. Полковник обратился к министру: «как вы смели оскорбить мою жену?» «Но ведь это сестра», ответил министр, «тем более», сказал полковник и замахнулся палкой. Перепуганный министр упал на колени и воскликнул: «вы ангел, г-н полковник». «Ах, ты мразь» воскликнул полковник и ударил министра палкой по плечу, палка переломилась пополам. Это я рассказал одну характерную черту тыла и окружения ген. Деникина. Не будет ли лучшим доказательством неспособности ген. Деникина и нерасположения к нему армии служить следующее: добровольческие полки назывались алексеевский, корниловский, марковский и дроздовский и все эти полки поднесли генералу Кутепову свои полковые мундиры, но не нашлось ни одного полка, пожелавшего назваться деникинским, а четыре полка, поднесшие свои мундиры генералу Кутепову, поднести ген. Деникину не пожелали.
...
Да, мы шли хоть и с белыми, но пустыми знаменами, замаранными разгулом, грабежом и бессовестностью. И не пошел за нами народ.
Один только генерал Врангель сказал робко и неопределенно, что нужен «хозяин земли русской», но это было туманно и народ не понял, а хорошо помня грабежи, не пошел.
За знаменем «Боже, царя храни» и за твердым суровым, неуловимым вождем… народ пошел бы.
Вот главная причина крушения, которую не поняли, и не хотели понять наши «прославленные вожди».
Они подготовили и привели к гибели Россию…
В Константинополе какой-то офицер застрелил генерала Романовского, не без основания, считая его одним из виновников крушения Белой Борьбы.
Испуганный ген. Деникин, как всегда, старавшийся быть поближе к морю и подальше от места где стреляют, поспешил сесть на английский военный крейсер и уехал в Англию, где получил титул лорда, за оказанную помощь Англии по разрушению православия, царя и России.
Генерал Корнилов, вопреки необходимости и здравому смыслу, повел свою армию, т. е. горсточку русских офицеров, юнкеров и мальчиков кадет через бушующую как море Кубань к ее столице Екатеринодару. Вел он бедных офицеров большими переходами, по открытым степям, не считаясь ни с силами, ни с жизнями своих подчиненных, к чуждому им Екатеринодару, не давшему никаких решительно стратегических выгод для армии. Генерал Корнилов преследовал какую-то свою, одному ему известную, цель и пусть на память его одного и ляжет ответственность за напрасно погубленные молодые жизни лучших русских людей...
[Читать далее]С тяжелыми, ненужными боями мы шли по Кубанской области. Почти каждую станицу брали с боя, количество раненых возрастало быстро. Обоз с ранеными тянулся на несколько верст, впереди обоза, справа, слева и с тыла шли боевые части, которым приходилось утопать в размокшем черноземе и изморенным до предела, с боем занимать станицы для ночлега... Бывали случаи, что измученные до отказа люди на остановках присаживались в сторонке и засыпали, большинство потом нагоняло своих, но некоторые бесследно исчезали.
Генерал Корнилов не жалел достойнейших и честнейших людей… он упрямо и упорно вел крошечную армию, постепенно превращающуюся в санитарный обоз, по большим дорогам и чуть не каждый день с боем и кровавыми потерями занимал станицы для ночлега. Его военный «гений» не смог додуматься посадить армию на подводы, идти боковыми дорогами, обходить станицы и ночевать на подводах. Тогда бы и неутомленные люди успешнее и легче бы выносили не столь частые бои и не было бы таких бессмысленных и огромных потерь... Но надо быть справедливым и поставить генералу Корнилову в заслугу, что в походе он не бросил ни одного раненого, тогда как генералы Алексеев и Деникин, после поражения у Екатеринодара, в ст. Новоелизаветинской, бросили на гибель всех раненых, как бросили их и в Новочеркасске...
...
Генерал Корнилов вышел на крыльцо откуда обратился к казакам с призывом идти бороться за добытую «свободу», что армия совершенно не монархическая и не кадетская, как ее называют. Казаки молчали и к нам не пошли. В конце краткой речи генерала Корнилова, я услышал… хвастливо подлые и лживые слова... «Я имел счастье арестовать Царскую Семью и Царицу изменницу»…
Я и Святополк-Мирский были возмущены до глубины души словами генерала Корнилова, обласканного выше меры Царской Семьей...
Хотя при штабе генерала Алексеева было в Ростове организовано очень много различных учреждений и отделов, а также и интендантство, армия кормилась собственным попечением, т. е. иными словами, грабила все необходимое для своего питания от местных жителей, это имело очень печальное последствие, так как с одной стороны приучало к грабежу, а с другой обижало местное население и создавало из них врагов, а не доброжелателей...
Генерал Корнилов повел армию на совершенно тогда ей ненужный и опасный Екатеринодар… Наши части с налета овладели садами, окружавшими город, но дальше продвинуться не могли и первый штурм выдохся. Становилось до очевидности ясно, что этот орех нам не по зубам и мы его не разгрызем, но тем не менее генерал Корнилов приказал повторить штурм на другой день, этот второй штурм был чрезвычайно тяжелый. Добровольцы понесли в этот день очень тяжелые потери... Состав нашей армии уменьшился наполовину и к вечеру совершенно истомленные войска не достигли никаких существенных успехов. Ясно было решительно всем, что упрямство Корнилова погубит всех еще оставшихся в живых, но тем не менее генерал Корнилов приказал готовиться к третьему штурму. Тут провидение спасло нас: разорвавшимся снарядом генерал Корнилов был убит...
Через час после смерти генерала Корнилова генерал Деникин… приказал готовиться к отступлению... По приказанию нового главнокомандующего генерала Деникина армия в первый раз за все время похода оставила в станице Елизаветинской своих раненых соратников. …этот приказ был встречен в полках с возмущением...
…если бы «верховные вожди» побежали спасаться не на Дон, а в другую сторону… и нас не надули вторично, то мы бы без адъютантов, ячеек и десятков разных отрядов, сплотившись в один кулак, продержались… а там принудительная мобилизация одного Ростова дала бы десятки тысяч молодых людей и в июне 1918 года в России был бы порядок и спокойствие и Император Николай II продолжал бы войну...
Невольно задаешь вопрос: зачем же были эти сверхчеловеческие наши усилия, кому и зачем понадобилось столько загубленных молодых жизней офицеров и юношей, чтобы в результате опять вернуться в места откуда мы вышли. …почему же Корнилову понадобился так не взятый им Екатеринодар..? Недомыслие ли генерала, или его намерение заменить состав его войск состоящих на 90% из монархически настроенных офицеров, более революционно настроенным кубанским казачеством?! Строгий приказ, запрещавший в рядах армии какие-либо монархические проявления и полная свобода всякой социалистической рвани… заставляют склоняться к переходящей из уст в уста между офицерами фразе, будто бы сказанной Корниловым в ответ на уговоры отказаться от третьего штурма Екатеринодара - «вы говорите, что Добровольческая армия вся умрет! Ну так что же? зато взяв столицу кубанского войска я (Корнилов) привлеку на свою сторону всех казаков и с ними завоюю всю Россию».
Слава Богу, случайная, разорвавшаяся граната убрала упорного, страшного вождя...
Генерал Алексеев поручил мне посмотреть, что делается в Киеве и повидать гетмана Скоропадского и попросить его, чтобы он для нас и для начавшей формироваться армии генерала от инфантерии Иванова, которая открыто была монархической, присылал боевую амуницию. Генерал Деникин боевую амуницию для юго-западной армии генерала Иванова, находившейся на воронежском направлении, не выдавал, чем и принудил, после скорой смерти генерала Иванова, его заместителя перейти в армию генерала Деникина.
В Киеве… по улицам ходили бывшие русские офицеры с русскими орденами, имея «украинско-галицийские» погоны... Ко мне подошел «украинский» офицер и сказал, что в их украинском государстве нельзя ходить в русской форме, а я его спросил: «зачем же вы одели наши русские ордена?» Он сконфузился и сказал, что он комендантский адъютант и ему так приказано. Я спросил его где находится комендантское управление и по указанному им адресу пошел туда. Сравнительно молодой комендант имел на себе ордена включительно до Владимира 4-ой степени. Я ему заявил жалобу на нетактичность его адъютанта и сказал: «вот и вы носите русские царские ордена и их не снимаете, так почему же я, ехав на родину, в мой родной Киев и в свое русское государство… должен прятаться и одевать штатское платье?» Комендант был тоже смущен и сказал: «не обращайте внимания, теперь такое смутное время, что ничего нельзя понять». Тут в наш разговор вмешался старый артиллерийский полковник… он сказал: «в чужой монастырь со своим уставом не суйся», на что я ответил, что этот монастырь мое родное государство, а с ним, самостийником, говорить я не желаю. Комендант обратился к этому самостийнику, сказав: «прошу не вмешиваться в мой разговор»...
Единственное, что было отрадно видеть, это приезд к гетману Скоропадскому выбранных крестьян от всей Малороссии с просьбой, чтобы все распоряжения, которые им присылают, были написаны по-русски, а не по «украински», как им до сих пор высылались, потому что «украинского-галичанского» языка они не понимают.
...
С очищением от красных Донской области, а через очень короткое время и Кубани, с занятием немцами Ростова, штаб армии с генералами Алексеевым и Деникиными имели наконец, обширную и богатую базу для формирования достаточно сильной армии... Но с этой задачей эти генералы не справились, они стали разворачивать армию, по своему старому рецепту, формируя сразу уже не десятки, а сотни ячеек и полков, которые не спешили и до оставления России так и не закончили своих формирований. Ими было уделено слишком много внимания на организации всяких совершенно излишних учреждений и очень мало на формирование, снабжение и усиление действовавших на фронте частей. ...на одного бойца на фронте приходилось не менее ста бездельников в тыловых учреждениях.
Действующие на фронте части принуждены были пополняться взятыми в боях пленными красноармейцами, из которых вначале получался довольно приличный боевой материал, но потом они увидели, что попали из огня в полымя, так как наши части не снабжаемые достаточно интендантством, начали грабить и насильничать над жителями. Вследствие чего развивался произвол, падала дисциплина и порядок в воинских частях, стали или разбегаться по тылам, или добровольно опять переходить к красным, из частей которых они все же могли надеяться вернуться в родные деревни, тогда как в белых рядах они этой надежды не имели. …белая армия, руководимая старшими генералами, поменялась местами с красной, которая, руководимая фармацевтом Троцким- Бронштейном, с каждым днем становилась все более дисциплинированной и хорошо снабженной, тогда как белая все больше и больше стала походить на отдельные банды, связанные только повиновением своему атаману.
…генерал Деникин перешел в Таганрог, где оставался до созданного им позорного конца.
Если взять теперешнее время и сложить все министерства, парламенты, комиссии, комитеты, оон, пакты и прочее, то в общей сложности они меньше штаба генерала Деникина. Штаб распух и представлял из себя чудо природы. Ни одно государство, ни одна армия в мире не имели столько учреждений. Чего только не было! Решительно все, что приносило зло, и только не было простого здравого смысла. Особое совещание, всевозможные министры, неизвестно чего, комиссии, подкомиссии, совещания, заседания, решавшие как делить шкуру еще не убитого медведя, отделы снабжения никого, по крайней мере на фронте, не снабжавшие, красные кресты различных цветов, а раненые на фронте продолжали перевязываться сами, разведки и контрразведки, реабилитационные комиссии, формировочные бюро, пропагандные отделы. Выпускались деньги, знаменитые «колокольчики-единая, неделимая Россия» - гордо звеневшие, но ничего не стоившие и проч. и проч. Всех учреждений я и не знаю, но знаю одно, что полезных не было. Что же делали эти всевозможные учреждения? А вот: особое совещание слушало, аплодировало и подчинялось Быховской программе и изменническим требованиям Струве и Милюкова, вместо того, чтобы повесить их...
Деятельность генерала Деникина: министры болтали, канцелярии писали, - необходимое дело стояло, разведки и контрразведки грабили и расстреливали виновных и невиновных, снабжение снабжало только себя и штаб - цветные кресты, красные, белые и голубые больше занимались своими коммерческими делами, а на фронте их не было видно. Вывозили в Константинополь тюки материи, а на фронте ходили без рубах и подштанников...
Пропагандный отдел? Но за все время я видел только один раз малюсенькую газетку с военной сводкой и ничего не говорящую, - да на станции Харьков или Курск видел рамку под стеклом с налепленными советскими деньгами и стихи: «обманули комиссары, кучу денег надавали, а теперь за эти знаки, ты не купишь и собаки». За добровольческие «колокольчики» тоже ничего нельзя было купить, - вот и все, что мы видели от пропагандного отдела. Формировочное бюро? Там стучали на машинках молоденькие и хорошенькие барышни, но пополнений на фронте, по старому обычаю генерала Деникина, полки не получали... Реабилитационные комиссии? Это было самое страшное и зловредное учреждение, выдуманное на наше горе тем же генералом Деникиным. Пленные офицеры, мобилизованные в красную армию, вначале охотно сдавались и переходили к нам, но вместо того, чтобы обласкать их и сразу поставить в строй, ибо они уже достаточно вкусили коммунизма, генерал Деникин приказал всех офицеров отсылать в тыл, где заработали реабилитационные комиссии и контрразведки из тыловых «героев».
Несчастных, сдавшихся в плен и перебежавших к нам офицеров и даже старых генералов месяцами держали и мучили под следствием в реабилитационных комиссиях, требуя доказательств о непринадлежности к коммунистами а где они могли достать, находясь в плену, эти доказательства?..
Это широко разнеслось. Умный Троцкий (Бронштейн) объявил об этом по красной армии и озлобленные офицеры перестали сдаваться, а стали упорно воевать...
Все, все было в Добровольческой армии генерала Деникина и не хватало лишь здравого смысла и приличного управления.
Все тыловые учреждения и все формировавшиеся в тылу ячейки, отряды, полки, а также десятки тысяч боеспособных людей - болтали, предавались разгулу, пьянству, стрельбе в ресторанах и широкому грабежу. Недаром сложилась поговорка: «подарок от благодарного населения», а грабили все: золото, деньги, лошадей, экипажи, коров, зеркала, пианино, мебель, ковры, «голубые гостиные», женские платья и так далее. В тыловых городах царил сплошной разврат, позор и ужас. Генерал Деникин… все это знал и видел, но молчал.
Грабежи перекинулись и на фронт, сначала на съестное, ведь войскам надо было есть, а потом грабежи пошли и дальше; каждый полк таскал за собой два-три поезда, забивавших станции и нагруженных всякой всячиной до пианино и спирта включительно. Я лично видел в поезде одного из полков «голубую гостиную» «дар благодарного населения», наделавшую в Харькове много шума.
…я был комендантом 1-го Корпуса генерала Кутепова, куда входили алексеевская, корниловская, марковская и дроздовская дивизии. Все жалобы населения проходили через меня. Каждый день я получал жалобы о грабежах, докладывал генералу Кутепову он клал резолюции и от его имени я рассылал грозные приказания... Не помогло. И вот однажды я получил сразу 20 жалоб из разных деревень о грабежах. Я пошел к генералу Кутепову и настаивал, чтобы расстрелять трех уже известных главных грабителей. …генерал Деникин в своих «Очерках русской смуты» грабеж замалчивает.
Генерал Кутепов на мои настояния о расстреле сказал, что он уже неоднократно доносил о грабежах генералу Деникину, но не получил никакого указания, а сегодня же он будет настойчиво говорить с ним. На другой день, когда я принес новую пачку жалоб, генерал Кутепов сказал, что генерал Деникин не разрешил предать трех указанных лиц полевому суду, так как могут тогда взбунтоваться их части и бросить фронт!? И этот человек серьезно думал, что он «вождь» армии. Это отлично освещает положение: армия, в которой главнокомандующий боится своих же подчиненных, уже не армия и на нее уже положиться и надеяться нельзя.
…тыловой хаос и кавардак все разгорались. Население же нас встречало цветами, а провожало слезами и проклятиями. Вышел давно нужный приказ генерала Деникина, в котором, в красивых словах, он говорил о своем подчинении адмиралу Колчаку. Все ждали и так должно бы было быть, что вооруженные силы Юга России возьмут направление для естественного соединения с адмиралом Колчаком. Но генерал Деникин предпочел растопырить свой кулачок и первым войти в Москву.
Наконец, к нам в Харьков изволил пожаловать генерал Деникин. Город и дамы устроили ему торжественный прием. Заканчивая свою красочную речь генерал Деникин гордо объявил: «сегодня я отдал моей армии приказ наступать на Москву». Все обезумели и бросились к генералу Деникину; дамы впереди всех. Один генерал Кутепов и я стояли унылыми, так как хорошо знали очень слабый состав полков и уже потерю, по вине «вождей» того высокого нравственного духа, который был в 1-ом Кубанском походе и мы знали, что каждый полк не превышал нормального батальона и их изнуренность в идущих боях. Знал это не хуже и генерал Деникин. Сделав, как и генерал Корнилов, наполеоновский шаг, он, вместо того, чтобы идти на соединение, а значит и подчинение к адмиралу Колчаку, решил первым войти в Москву и... приняв судьбоносное решение, не остался как Кутузов у Бородина со своими войсками, а в тот же день уехал назад в Таганрог поближе к морю, нарушив тесную и ближайшую связь с войсками в самую критическую минуту, а «два с половиной человека» грозной нашей армии действительно ринулись на Москву. В эту минуту русский дух вновь охватил армию и если бы Деникин остался при армии, как Кутузов или Багратион, то возможно, что Москва была бы взята, но в Таганроге был только оратор Деникин. Тыл же «формировался», пил вино, стрелял в ресторанах и танцевал танго.
Промелькнули Белгород, Курск, Орел. За Орлом все стало. Генерал Мамонтов вернулся, или его почему-то вернули, из своего конного набега, Кубанские части, под влиянием, к прискорбию, не перевешанной рады, оставили фронт увозя домой добычу?!
…Деникин и тут не сумел собрать свои формирования и остановить откатывающуюся армию...
Пленные красноармейцы, до сих верно и хорошо дравшиеся, видя поражение, стали разбегаться.
Колокольчики перестали звенеть, - их никто не брал, а пропагандные советские деньги все еще красовались на вокзале. Благороднейшие, жертвенные, лучшие добровольцы гибли, напрасно отдавая свои жизни на фронте, опутанные глупостью и подлостью тыла и бестолковостью самовлюбленного Деникина.
Как «учредилку» разогнал пьяный матрос Железняк, так же легко сбросил в море генерала Деникина аптекарский помощник Лев Бронштейн-Троцкий.
…я кинулся к генералу Кутепову прося разрешения поехать вперед в Ростов и произвести там принудительную мобилизацию... Приехав в Ростов, я занял подходящие помещения и явочные пункты. Отпечатал приказ о мобилизации мужчин от 18 до 35 лет, назначил три дня для явки… и объявил, что через три дня патрули будут обходить дома и всех не явившихся будут вешать на улицах. Город вновь затих. Полетели телеграммы ген. Деникину. Шкурники, тыловая рвань и богачи стали разбегаться. Ко мне приходили какие-то делегации, но я их просто выгонял. …Кутепов получил… от генерала Деникина, уже успевшего переехать в Новороссийск, приказание прекратить всякую самовольную мобилизацию. Великий человек был ген. Деникин - сам все испортил и другим не дал исправить его «непогрешимые» ошибки...
Мы покатились на Новороссийск. Армия опять ничего не понимала. Разные «вожди» перестали плясать, быстро укладывались и удирали за границу.
Пароходов нет. Почти все повезли какие-то товары в Константинополь.
Заранее, на всякий случай, иметь пароходы, как это сделал генерал Врангель в Крыму, ген. Деникин не решился… не решился (!) остановить захват немногочисленных пароходов разными министрами для вывоза «государственного имущества», а когда уже на пароходах распороли некоторые тюки, то там оказалась мануфактура - «дар от благодарного населения». Некоторые части… остались на берегу и были брошены. Под штаб генерала Кутепова и пулеметные части достался угольщик «Роза» также загруженный разной домашней рухлядью, а для войск не оставалось места. Я приказал все выбросить в море; надо было видеть с какой радостью офицеры швыряли за борт «голубые гостиные». Цветные кресты показали себя не менее блестяще. Старший врач Деникинского госпиталя… Садовский… получил троекратное приказание от председательницы «белого креста» г-жи Митрофановой, срочно погрузиться ему с женой на пароход… Доктор ответил, что не бросит ни раненых, ни персонал. Тогда ему было приказано передать лежачих раненых в другой лазарет для эвакуации (был ли вывезен этот лазарет не знаю), а самому с персоналом и лазаретным имуществом грузиться на пароход. На запрос доктора, как быть с ходячими ранеными, никакого ответа не последовало, вероятно, г-жа Митрофанова поспешила уплыть. Доктор Садовский записал всех ходячих раненых в персонал и только так мог их погрузить. Вот тут, при всем творившемся кабаке, были бы уместны и правильны слова Милюкова: «что это - глупость или измена?»
Генерал Деникин, но примеру Керенского, бросает свои «вооруженные силы Юга России», передает разбитое корыто, по его собственной вине, генералу Врангелю и уезжает в Константинополь.
Генерал Врангель, приняв наследство Деникина, пытается спасти положение, но уже поздно. Сражаться почти некому. Дух армии угасил Деникин. Мобилизации запоздали и ничего не дают, народ спасается в плавни. Крестьяне говорят: «большевики грабили, Махно грабил и белые грабят, - не желаем».
Лоснящиеся рожи тыла давно в Константинополе разбазаривают мануфактуру.
В Феодосии происходит характерный скандал: разгружаются прибывшие из Новороссийска пароходы; сестры милосердия на ручных вагонетках перевозят лазарет, на этом же пароходе ехал какой-то министр и с ним тюки, которые он называл «государственным имуществом», но раненые досмотрели, что там была мануфактура. И этот министр Деникина, сойдя с парохода, потребовал от сестер, чтобы они дали ему вагонетки для «государственного имущества». Сестры, не обращая внимания на министра, продолжали перевозку, а одна сестра остановилась и стала объяснять министру, что вагонетки даны для лазарета и раненых, на это министр сказал: «вы дура, сестра». Сестра повернулась и повезла вагонетку к пароходу и рассказала происшедшее своему раненому мужу полковнику Падчину, который, сойдя с парохода и опираясь на палку, хромая направился с женой к министру. Подойдя, полковник спросил: «этот господин тебя обидел?» Жена ответила - да. Полковник обратился к министру: «как вы смели оскорбить мою жену?» «Но ведь это сестра», ответил министр, «тем более», сказал полковник и замахнулся палкой. Перепуганный министр упал на колени и воскликнул: «вы ангел, г-н полковник». «Ах, ты мразь» воскликнул полковник и ударил министра палкой по плечу, палка переломилась пополам. Это я рассказал одну характерную черту тыла и окружения ген. Деникина. Не будет ли лучшим доказательством неспособности ген. Деникина и нерасположения к нему армии служить следующее: добровольческие полки назывались алексеевский, корниловский, марковский и дроздовский и все эти полки поднесли генералу Кутепову свои полковые мундиры, но не нашлось ни одного полка, пожелавшего назваться деникинским, а четыре полка, поднесшие свои мундиры генералу Кутепову, поднести ген. Деникину не пожелали.
...
Да, мы шли хоть и с белыми, но пустыми знаменами, замаранными разгулом, грабежом и бессовестностью. И не пошел за нами народ.
Один только генерал Врангель сказал робко и неопределенно, что нужен «хозяин земли русской», но это было туманно и народ не понял, а хорошо помня грабежи, не пошел.
За знаменем «Боже, царя храни» и за твердым суровым, неуловимым вождем… народ пошел бы.
Вот главная причина крушения, которую не поняли, и не хотели понять наши «прославленные вожди».
Они подготовили и привели к гибели Россию…
В Константинополе какой-то офицер застрелил генерала Романовского, не без основания, считая его одним из виновников крушения Белой Борьбы.
Испуганный ген. Деникин, как всегда, старавшийся быть поближе к морю и подальше от места где стреляют, поспешил сесть на английский военный крейсер и уехал в Англию, где получил титул лорда, за оказанную помощь Англии по разрушению православия, царя и России.