Алексей Щербаков о Курбском
Из книги Алексея Юрьевича Щербакова "Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского".
Воевал Курбский неплохо. Впоследствии он приписал себе и вовсе героические действия, правда, это-то ничем не подтверждается. Но в любом случае - он действовал как грамотный пограничный командир.
Так пошло и дальше. Во время походов Ивана Грозного на Казань Курбский занимал должность второго воеводы полка правой руки. То есть на современном языке - помощника командующего корпусом, генерал-лейтенанта.
Об этой войне я рассказывать не стану, это, конечно, интересная история, но уж слишком явно выходит за рамки темы книги. А если в этих рамках - то Курбский воевал отлично. Правда, впоследствии он несколько приукрасил свою деятельность.
...[Читать далее]
В общем и целом, князь не являлся выдающимся полководцем. Не Наполеон и не Суворов. Но он был вполне грамотным военачальником на своем уровне.
...
В 1563 году Курбский участвует в наступлении русской армии, в том числе - и во взятии Полоцка. Это была вершина успехов русских в Ливонской войне. И Курбский царской милостью не был обижен.
3 апреля 1563 года Иван Грозный назначил Курбского первым воеводой в Юрьев (Тарту). Фактически князь стал наместником над всеми завоеванными прибалтийскими землями.
...
...о деятельности князя Курбского в должности наместника мы знаем очень немного. Сам князь в своих произведениях эту тему как-то обходил. Хотя если так прикинуть - человек занимал высокий пост, то есть он по определению должен знать разные особенности деятельности Ивана Грозного. Где найти материал, обличающий царя, как не тут? Если сегодня человек, работавший губернатором, решить выступить с обличением Президента, он наверняка приведет примеры из своей губернаторской деятельности… Это ведь очевидно - человек, находящийся на большом посту, знает много всякого про «высшие сферы». Однако Курбский про свою деятельность наместника вообще не распространялся. Так что возникает вопрос: а может, он свои обязанности исполнял так, что глаза бы не глядели? А потому предпочитал об этом не вспоминать?
Итак, достоверных сведений о деятельности Курбского на этом посту очень мало. Но те, что есть, характеризуют князя не с самой лучшей стороны. Он регулярно проваливал те дела, которые ему поручали.
Впрочем, ничего удивительного тут нет. Курбский с юности занимался, в основном, войной. Не все генералы имеют способности к административной деятельности… Это разные профессии. Маршал Жуков на административных должностях тоже, мягко говоря, особо не отличился.
...
...с точки зрения Курбского, в России творилось черт-те что. ...«вектор» преобразований Ивана Грозного был очень четким - наступление на права и привилегии боярства. Это и тогда было понятно любому, кто имел хоть какие-то мозги и политический кругозор. Но с точки зрения князя Курбского это было неправильно! Он-то считал бояр становым хребтом державы. Так что политика Ивана Грозного не могла у него вызвать сочувствия.
Так или иначе, но Курбский вступил в переписку с польским магнатом Радзивиллом, который в Речи Посполитой значил куда больше, нежели король. А вот это уже называется изменой. Напомню, война с Речью Посполитой продолжалась. Как можно назвать высокопоставленное должностное лицо, вступившее в тайную переписку с врагом? Вот именно так и можно назвать. Предателем.
Видимо, в этих письмах Курбский и обговаривал условия перехода на польскую сторону.
Сам побег произошел 30 апреля 1564 года. Курбский двинулся в бега, бросив на произвол судьбы беременную жену. Хотя ведь прекрасно понимал, какая ее ждет судьба в те далекие от гуманизма времена. Тогда с «членами семей врагов народа» обходились довольно сурово. Многочисленные апологеты Курбского пишут, что, дескать, он был вынужден спешно бежать, потому что над ним нависла угроза репрессий. Правда, никто не сумел представить никаких обоснований такого утверждения. Сам князь, кстати, тоже, ничего членораздельного об этом не сказал. Хотя бы на уровне «мне сообщили, что меня собираются арестовать».
Особо умные пишут, что, дескать, у князя сдали нервы в ожидании царской расправы - и он пустился в бега. Люди меряют других по себе. Напомним, что Курбский был профессиональным военным, прошедшим множество сражений. В те времена даже военачальник «генеральского» звания должен был идти в бой с саблей наголо «впереди на лихом коне». Слабаки и трусы в подобных условиях карьеры сделать не могут по определению. У военачальников той эпохи (да и любой иной) нервы, знаете ли, были покрепче, нежели у интеллигентов-гуманитариев.
Но, так или иначе, Курбский двинулся в сопровождении девятнадцати человек. А заодно прихватил и мошну - 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля. А вот жену брать не счел нужным. Я не зря на этом снова заостряю внимание. И по сегодняшним представлениям бросить беременную женщину - это подлость. Но с точки зрения родовитого боярина, для которого продолжение рода было куда важнее собственной жизни, это было вообще запредельно.
Однако поначалу дело пошло совсем не так, как хотелось беглецу.
«Прежде всего стоит подчеркнуть, что Курбского за границей ждали. Литовское командование заранее знало о его намерении и выслало людей для организации приема. Эмигрант и встречающие должны были пересечься в замке Вольмар. Перейдя границу, Курбский и его спутники направились к крепости Гельмет, откуда они должны были взять проводника до Вольмара.
Однако первые приключения за границей бывшего наместника Русской Ливонии оказались похожими на знаменитый переход Остапом Бендером румынской границы через дунайские плавни. Рядовые гельметцы, не подозревавшие о договоренностях с литовским командованием, при виде русского боярина страшно обрадовались и решили ему отомстить за все бедствия родной Ливонии. Они арестовали изменника, ограбили его и как пленника повезли в замок Армус. Местные дворяне довершили дело: они унижали князя, издевались над ним, содрали с него лисью шапку, отобрали лошадей. В Вольмар, где, наконец, его встретили с распростертыми объятиями, Курбский прибыл, обобранный до нитки. Позже он судился с обидчиками, но вернул лишь некоторую часть похищенного».
Однако, в отличие от Остапа Бендера, власти Речи Посполитой в конце концов утрясли недоразумение. Беглый князь получил от поляков неплохую награду. Ему были выделены следующие земли: замок в Ковеле, замок в местечке Вижве, дворец в Миляновичах и 28 деревень. Правда, предоставили ему это всё не в собственность, а в пользование. В Речи Посполитой это называлось «крулевщиной», в более западных странах - «бенефицией». Да, собственно, русским дворянам (в отличие от князей, имевших наследственные поместья) земли выделялись точно так же - на время и за службу. Так что земли ещё предстояло отработать. Сражаясь против своих.
Начал же князь свою новую жизнь с откровенного вранья: «Был я неправедно изгнан из Богоизбранной земли и теперь являюсь странником… И мне, несчастному, что царь воздал за все мои заслуги? Мою мать, жену и единственного сына моего, в тюрьме заточенных, уморил различными горестями, князей Ярославских, с которыми я одного рода, которые верно служили государю, погубил различными казнями, разграбил мои и их имения. И что всего горше: изгнал меня из любимого Отечества, разлучил с любимыми друзьями!»
Как вам пассаж? Кто его «изгонял»? Сам драпанул. Человек сознательно бросил своих родных и теперь льет над ними слезы.
Вам это ничего не напоминает? А вот мне очень даже напоминает. Итак Курбский стал бодро воевать на другой стороне. Он начинает направо и налево заявлять о том, что готов хоть завтра идти прямо на Москву. Дескать, только прикажите - он всех русских разобьет и враз ее возьмет. Однако его уровень на новом месте был уже не тот. Дело в том, что в Речи Посполитой тоже существовало местничество. И получить какую-то серьезную должность пришлый «москаль» не мог. Знатные польские дворяне просто не стали бы ему подчиняться. Типа «а ты кто такой?».
Так что если в русской армии Курбский состоял на «генеральских» должностях, то в польском войске он воевал, самое большее, на «капитанских».
Так, в 1564 году Курбский сражался во главе небольшого отряда русских перебежчиков, плюс под его началом находилось 200 наемников-кавалеристов.
«Однако очень скоро отношения Стефана (Батория. - А. Щ.) и Курбского испортились. Король в 1579 году на Варшавском сейме провел закон о найме во всех королевских имениях Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств гайдуков для армии. Набор проводили не местные помещики, а королевские ротмистры. Тем самым роль местной шляхты была резко принижена и свелась к поставкам живой силы, которой она больше не распоряжалась: ее мобилизовывали в любое время, в любом количестве, по королевскому усмотрению. Это сильно ущемляло прерогативы знати, привыкшей самостоятельно определять, не считаясь ни с какими нормами и требованиями, свой вклад в оборону Отечества.
Курбский расценил данный закон как удар по своему княжескому самолюбию. Он оказался не властен распоряжаться подданными даже в рамках Ковельского имения! Курбский предпринял бесполезную попытку саботажа, продиктованную унижением и отчаянием. Однако намерение не давать гайдуков было быстро и бескомпромиссно пресечено суровым по содержанию именным указом Батория, в котором Курбскому указали его место и объяснили, что за срыв армейского набора имение могут отнять столь же легко, как когда-то дали. Под угрозой немедленного королевского суда Курбский подчинился».
В общем, воевать на польской стороне Курбскому быстро разонравилось. Фактически он «закосил», прикинувшись больным. Власти сделали вид, что поверили. Не больно-то он был и нужен.
Имелась и еще одна сторона деятельности Курбского. Он выступал своеобразным «консультантом по русскому вопросу». То есть кем-то вроде «советолога» в иные времена. Тут его успехи тоже чересчур завышены. Причем всеми. Дело в том, что в сталинские времена официальная историческая наука относилась к Курбскому весьма плохо. Сталин, как известно, испытывал большое уважение к Ивану Грозному, проводя параллели между деятельностью царя и своей. Так что для князя не жалели черной краски, изрядно при этом перегибая палку. Из некоторых источников выходит, что чуть ли не вся антироссийская деятельность в Европе являлась следствием интриг Курбского. На самом-то деле это было не так. Хотя бы по той причине, что мелковат был масштаб перебежчика для столь широкого размаха. Да и известная деятельность князя была не всегда антироссийской.
«Какие достоверные факты деятельности Курбского на международной арене нам известны? Осенью и зимой 1569 года он встречался с посланником Священной Римской империи аббатом Циром и пытался внушить ему мысль о необходимости антимосковского объединения Польши, Литвы и Империи. Князь также обсуждал с Циром возможность союза России и Империи, направленного против Турции, нимало не смущаясь, что он - не официальный московский дипломат, а политический эмигрант, в России считающийся предателем!»
По сути, все эти переговоры были простым сотрясением воздуха. Курбский, что называется, «надувал щеки», изображая из себя значительную фигуру.
Прославился же Курбский совсем иным…
Знаменитая переписка Кубского и Ивана Грозного началась почти сразу же после побега князя. Явление это очень интересное. Произведения обоих корреспондентов представляют по жанру «открытые письма» - то есть послания, явно рассчитанные на то, что их прочтут не только те, кому они адресованы. Конечно, трудно представить, чтобы русский царь давал снимать кому попало копии со своих писем перед отправкой. А вот Курбский вполне мог это делать. По крайней мере, его послания как-то очень быстро в списках получили распространение в Речи Посполитой и даже стали проникать в Россию. А Иван Грозный, возможно, просто писал «для истории».
Итак, первое послание Курбского датировано 5 июля 1564 года. В нем перебежчик выказывает царю претензии:
«Я пишу к царю, изначально прославленному от Бога, пресветлому в православии, которому Господь даровал победы над многими царствами и который должен вести свой народ в Царствие Небесное и отвечать за него перед Христом, а в наши дни в наказание нам за наши грехи переродившемуся в еретика и союзника Дьявола и Антихриста, противопоставляющего себя истинному Богу… обладателю переродившейся совести, как будто грешник, пораженный от Господа проказой, совести, настолько испорченной, что подобную трудно найти даже у безбожных народов…
За что, царь, ты истребил лучших людей из богоизбранного народа, Нового Израиля (Руси), и воевод, данных тебе от Бога для побед над твоими врагами, уничтожил различными способами, и победоносную святую их кровь проливал в Божьих церквях, что есть великий грех и преступление, характерное для язычников, истребляющих христиан, и обагрил их мученической кровью церковные пороги, и на верных слуг и соратников, хотящих тебе добра, по евангельскому слову душу за тебя полагающих, неслыханные в веках муки, и смерти, и гонения задумал, ложно обвиняя православных в изменах и колдовстве, и других непотребных вещах, и с большим старанием стремишься перевернуть весь миропорядок: свет обратить в тьму, а тьму объявить светом, и сладкое называть горьким, и горькое - сладким, этим ты совершаешь грех, за который, по пророку Исайе, последует Божий Суд и страшная кара и тебе, и твоему народу?..
И каких только гонений я от тебя не претерпел! И каких только бед и напастей ты мне не причинил! В каких неправдах и изменах ты только меня не обвинял! А все приключившиеся от тебя беды по порядку не могу и перечислить, потому что их слишком много, и горем объята душа моя. Но в целом могу сказать: всего я был тобой лишен и из Божьей Земли прогнан… Но за блага, которые я принес для тебя, ты воздал мне злом и на мою любовь к тебе ответил ненавистью, не допускающей примирения».
Заметим, что никаких «массовых репрессий» на тот момент ещё не было. Опричнина началась в 1565 году, да и то развернулись опричники не сразу. Но более всего интересен пассаж про «гонения» самого Курбского. Как мы видели, никаких особых неприятностей он не испытал. Да, в его жизни имелся короткий зигзаг карьеры, когда его вдруг резко понизили в должности. Но, согласитесь, «бедами и напастями» это назвать трудно. Это опять же очень похоже на стенания уехавших на Запад представителей советской «творческой интеллигенции», у которых главной претензией к Советской власти было то, что им не дали какое-нибудь звание или не издали очередную книгу…
Иван Грозный ответил. Этот факт сам по себе интересен и до сих пор вызывает жаркие споры. Потому что не очень понятно - а зачем? Так, Сталин никогда не пытался дискутировать с Троцким, самозабвенно лившим на него грязь. Это и понятно. Где был Троцкий, и где был Сталин. Но вот так уж случилось. То ли письмо сильно задело какие-то струны в душе царя, то ли, что скорее, он понимал пропагандистский эффект этого послания.
И ответил. «Ты бежал не от смерти, а ради славы в этой кратковременной и скоротекущей жизни и богатства ради. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние? В конце концов, все равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приговора по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей, слуг сатаны, то это и есть явный ваш изменнический умысел, как это бывало в прошлом, так и есть ныне. Почему же ты презрел слова апостола Павла, который вещал: „Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти, кроме как от Бога: тот, кто противится власти, противится Божьему повелению“. Воззри на него и вдумайся: кто противится власти - противится Богу; а кто противится Богу - тот именуется отступником, а это наихудший из грехов. А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой ценой крови и войн. Задумайся же над сказанным, ведь мы не насилием добывали царство, тем более поэтому кто противится такой власти - противится Богу! Тот же апостол Павел говорит (и этим словам ты не внял): „Рабы! Слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но как слуги Бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть“. Но это уж воля Господня, если придется пострадать, творя добро».
Интересно тут «идеологическое обоснование» позиции обеих полемистов. Оба пространно цитируют Священное писание и другие христианские тексты. Но таков был стиль тогдашней полемики. Современному человеку, даже верующему, гораздо понятнее рациональные аргументы. Но - люди XVI века мыслили не так. Для них важнее то, что они действуют в соответствии с христианскими заповедями. Знаете, на что это похоже? На… материалы партийных дискуссий двадцатых годов ХХ века. Тогда главным оружием в яростной полемике были не рациональные аргументы, а цитаты из Маркса и Ленина.
Что же касается мотиваций Ивана Грозного, подвигнувших его на написание ответа, то тут можно обратить внимание на такой пассаж. (Выделено мной. - А. Щ.).
«…Ты требуешь от человека больше, чем позволяет человеческая природа… но более всего этими оскорблениями и укорами, которые вы как начали в прошлом, так и до сих пор продолжаете, ярясь как дикие звери, вы измену свою творите - в этом ли состоит ваша усердная и верная служба, чтобы оскорблять и укорять?.. осуждаете меня, как собаки… так же как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал!»
Кто эти «вы», к которым царь причисляет и Курбского? Отнюдь не спутники князя, с которыми он ушел в бега. Это были люди незначительные, на таких тогда просто не принято было обращать внимание. Скорее всего, Иван Грозный имеет в виду своих сподвижников, которые, так сказать, не оправдали царского доверия. В первую очередь это члены так называемой «избранной рады» - неформального центра власти - протопоп Сильвестр и А. Ф. Адашев. Но, возможно, имеются в виду вообще представители российской элиты, которым царь верил чем дальше, тем меньше.
Между прочим, многочисленные защитники Курбского нередко утверждают, что князь сдернул за бугор, потому как предчувствовал опричнину. Может так оно и есть. Но возможно, дело обстояло наоборот. В том, что опричнина разразилась, виноват, в том числе, и Курбский! Ведь какое было идеологическое обоснование репрессивной политики царя? В том, что вокруг измена! Тот же самый А. Ф. Адашев вел переговоры с ливонцами так, как эту ему хотелось, наплевав с высокой колокольни на «генеральную линию». Сильвестр тоже слишком много стал брать на себя… А тут ещё появляется князь Курбский, который мало того, что перебежал к врагам, сволочь такая. Так он ещё и права качает!
Я, разумеется, не собираюсь всё валить на Курбского. Но, очевидно, что поведение князя сильно задело царя. Вполне возможно, эта измена во многом способствовала тому, что Иван Васильевич стал действовать так, как он стал… В самом деле - а сколько таких потенциальных предателей среди бояр? И не лучше ли провести зачистку заранее? И ведь, как показали события Смутного времени, когда бояре наперебой бросились служить обоим самозванцам (за которыми стояли те же самые поляки), главной ошибкой Ивана Грозного было то, что он не довел дело до конца…
Однако переписка перепиской, но одновременно, удалившись от воинских дел, Курбский стал обустраиваться в своих новых владениях. Это очень интересно не только потому, что сразу становится понятен моральный облик «борца с деспотией». Но самое главное, становится понятным и то, что ему было нужно от жизни.
Напомню, что земли в Речи Посполитой были пожалованы Курбскому всего лишь в пользование. Однако князь старался этого не замечать.
«Курбскому, получившему в Великом княжестве Литовском земельные пожалования от своего сюзерена, было необычайно важно воссоздать, хотя бы в своих собственных глазах, высокий статус владетельного князя, во второй половине XVI века уже во многом подзабытый в Московской Руси. Отсюда и его вызывающее поведение, кичливость, нежелание исполнять не только распоряжения волынских властей, но и королевские указы. Даже в отношении именных приказов и Сигизмунда, и Стефана Батория Курбский всегда уступал только „у последней черты“, когда монарший гнев грозил вылиться в реальные жесткие санкции.
Документы повествуют о красочных эпизодах, когда князь клялся оборонять свои земли от посягательств на них любой ценой и даже приказывал ловить слуг своих соседей и пытать их, не лазутчики ли они и не собираются ли их хозяева напасть на имения „москаля“ - прямо князь-суверен в кольце враждебных держав!»
Иногда это списывают на привезенные из России привычки. Дескать, что поделать, человек прибыл из варварской страны и не совсем смог вписаться в «цивилизованное общество». Но на самом-то деле всё обстояло совершенно иначе.
В России того времени кое-какой порядок уже существовал. Так, к примеру, силовые захваты землевладельцами соседских земель, скота и прочего имущества отошли в область преданий. Уже начиная с Ивана III подобный беспредел пресекался очень жестко. А вот в Речи Посполитой все было не так. Магнаты делали, что хотели. И если кому-то приходила в голову мысль, что деревенька во владениях соседа пригодится в хозяйстве, он посылал своих гайдуков - и те без долгих разговоров её захватывали. Причем это не считалось беспределом, а было в порядке вещей. Именно такое положение дел польские дворяне считали «свободой».
На жалобы пострадавших местные власти реагировали своеобразно - они заносили претензии в специальные книги. И… И всё! Конечно, можно было судиться, суды в Речи Посполитой существовали. Можно было даже выиграть судебный процесс. Но только толку-то? Дело в том, что в данном государстве не существовало никаких структур, которые могли бы заставить ответчика выполнить судебное решение. И на судебные решения магнаты откровенно плевали. Так что выход у потерпевшей стороны был один - собрать своих гайдуков и отправиться разбираться. Нам это знакомо по «лихим девяностым». Никакого различия между разборками бандитов и конфликтами между польско-литовскими магнатами XVI века не имеется. Так современные авторы, пишущие о том, что князь «выбрал свободу», защищают откровенный бандитизм.
Вот в такой обстановке очутился князь Курбский. И эта обстановка ему понравилась! В конце-то концов, земель он имел немало, то есть было откуда привлекать бойцов. С последними, понятно, проблем не было. В любом обществе хватает людей, которым интереснее заниматься разными веселыми делами, нежели работать. Тем более что жили гайдуки всяко получше, чем крестьяне.
Но самое главное - князь имел довольно серьезный опыт боевых действий. Замечу, кстати, что в те времена в профессиональные навыки военного входило и искусство грабежа. В XVI веке не очень представляли, как организовывать снабжение армии. Так что командирам приходилось разбираться собственными силами, добывая продовольствие и фураж у местного населения. Разумеется, платить считали излишним.
В общем, Курбский показал провинциальным салагам класс. Благо, тут не было нужды оглядываться на центральную власть. Кто сильнее - тот и прав. Попытки «наездов» на свою территорию князь решительно пресек и даже не очень заметил. И перешел в наступление. А силы у него были немалые. В самом пиковом случае Курбский мог выставить четыре тысячи человек плюс артиллерию. Не каждое тогдашнее государство могло выставить подобную армию.
В общем, Курбский стал изрядно пощипывать соседей. Разумеется, эти разборки не являлись полноценными боевыми действиями. Слабейшая сторона обычно отступала после первых выстрелов, если видела преимущество противника. Но, тем не менее, веселье было изрядное. Итак, князь дорвался до того образа жизни, который он, видимо, и считал нормальным для знатного человека. Я делаю, что хочу, а кому не нравится - его проблемы.
Разумеется, такой веселый сосед многим не нравился. Местные суды были засыпаны жалобами. Но… Курбский был нужен. 26 января 1567 года король Сигизмунд издал указ о том, что местным властям князь был неподсуден. Хотите жаловаться - обращайтесь непосредственно к королю. Впрочем, и тогда результат был тот же - то есть нулевой.
Внутри своих поместий князь и его люди также делали что хотели. Вот один, пожалуй, самый громкий эпизод.
«9 июля 1569 года, в субботу, когда у евреев был шаббат (что было потом особо подчеркнуто в жалобе ковельских горожан), урядник Курбского Келемет ворвался с вооруженным отрядом в еврейское местечко и устроил погром. Были схвачены Юска Шмойлович, Авраам Яковлевич и некая женщина по имени Агронова Богдана. Принадлежащие им лавки и дома были запечатаны. Несчастных арестантов отвели во двор к Курбскому и посадили в яму с водой, где в изобилии водились пиявки. Вопли жертв были слышны далеко за стенами замка».
Суть этого действия - простое выбивание долгов. Причем должник-то успел удрать, но кое-кто из схваченных имел несчастье быть его поручителем.
Вообще-то евреи в Речи Посполитой имели определенные права. Теоретически. Реально же эти права защищать никто не рвался. Вот и в данном случае, когда разруливать ситуацию приехал кто-то вроде нынешнего судебного исполнителя, к нему вышел тот самый урядник Келемет и заявил (выделено мной. - А. Щ.):
«…Но разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким наказанием, но даже смертью? А я что ни делаю, все то делаю по приказанию своего пана, его милости князя Курбского; ибо пан мой, князь Курбский, владея имением Ковельским и подданными, волен наказывать их, как хочет, а королю, его милости, и никому другому нет до того никакого дела».
Евреи так и сидели до тех пор, пока Курбский их не выпустил. Как уж там они договорились, мы не знаем.
Этот эпизод стоит напомнить тем, кто пишет, что в Речи Посполитой, в отличие от России, существовали гражданские права. Вот так они существовали.
Но дело, разумеется, не в данном конкретном эпизоде. Главное - князь Курбский стал жить так, как его душенька хотела. То есть - плевать на всех и творить в своей вотчине то, что пожелает не только его левая нога, но и левая нога его подручных. Вот именно такую «свободу» выбрал князь Курбский.
Между тем переписка царя и князя продолжалась. Второе послание Курбского - это уже очень интересно.
«Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями! Тут же и о постелях, и о телогрейках, и иное многое - поистине слово вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику и философию».
Что получается? А вот что. Курбский за время своего пребывания в Речи Посполитой слегка приобщился к европейской культуре. И со всей энергией неофита упрекает царя: ты, дескать, не умеешь вести полемику «по правилам». По европейским правилам.
Царь отвечает: «Писал ты, что я растлен разумом, как не встретишь и у неверных. Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растленны разумом или я, который хотел над вами господствовать, а вы не хотели быть под моей властью и я за то разгневался на вас? Или растленны вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня устранили от власти: на словах я был государь, а на деле ничем не владел. Сколько напастей я от вас перенес, сколько оскорблений, сколько обид и упреков? И за что? В чем моя пред вами первая вина? Кого чем оскорбил?»
Это очень интересный вопрос. Почему-то считается, что царь отвечал не «по-европейски», а потому неправ. Тот есть Курбский усвоил некоторые основы европейской философии - и стал просвещать всех, кого только можно. Считается, что сам факт приобщения Курбского к европейской философской мысли является большим достижением.
А, собственно, почему? Только потому, что некоторые историки считают, что «Европа это всегда хорошо». На Западе, дескать, всегда правы. И если у них существовала такая философская традиция, то все остальные просто обязаны ей следовать. Что бы они там, на Западе, не творили. А если кто идет против них - то дикарь и варвар. И вот таким «варваром» был Иван Грозный.
«К этому времени Курбский сильно изменился. Во-первых, он успел основательно подзабыть свою былую родину. Жизнь князя в Литве была слишком бурной и разнообразной, полной новых впечатлений. На этом фоне воспоминания о прошлом, к тому же далеко не всегда приятные, тускнели и либо исчезали вовсе, либо заменялись личными мифами, в которые сам эмигрант искренне верил.
Теплых чувств к православной России у Курбского осталось мало. Слишком много он успел повоевать с русской армией, слишком долго убеждал себя и своих читателей, что этой заблудшей страной правит тиран-еретик, который превратил ее в мрачное царство невежества и разгула дьявольских сил. Курбский теперь верил только в это. Для него Святорусское царство, о котором он писал в первых своих посланиях с невыразимой нежностью и болью, погибло навсегда. Шансов у России нет. Поэтому у Курбского изменилось отношение ко всему русскому: все лучшее в прошлом, его погубил Иван».
В общем, для князя Россия стала «этой страной». Как мы увидим дальше, не такая уж редкая эволюция взглядов…
В этом стиле выдержано как третье письмо Курбского, так и знаменитое его произведение, написанное в 1581-1583 годах, - «История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима». Именно оно считается чуть ли главным свидетельством «зверств Ивана Грозного». Хотя опричнины Курбский не мог видеть никак. Он сбежал раньше, чем она началась. А что касается «рассказов достоверных мужей»… Так ведь никаких серьезных связей между Россией и Речью Посполитой не было по причине чуть ли не постоянной войны. Так что трудно сказать, на чьи слова опирался Курбский и насколько критично он к ним относился. Тем более что любителей рассказывать «страшные истории» хватало во все времена. Но что самое главное - книга писалась прежде всего для поляков! В Речи Посполитой Россию, мягко говоря, не слишком любили. Кстати, в Западной Европе к XVI веку о России уже сложился четкий стереотип, который действует до сих пор: дикой варварской и деспотической страны, в которой по улицам гуляют медведи и с бутылкой водки в санях ездят опричники (жандармы, комиссары). То есть «социальный заказ» понятен. Вот князь и написал о диком тиране в дикой стране. А если точнее - то Иван Грозный ассоциировался с Антихристом, захватившим власть в Московском государстве. А бороться против Антихриста - святое дело…
Интересно, что радикальные белогвардейские эмигранты, сотрудничавшие с нацистами, мыслили примерно так же…
Всё это время Курбский продолжал воевать с соседями. Кроме того он успел два раза жениться. Интересен его первый брак - с Марией Юрьевной Козинской, заключенный в 1571 году. Это был типичный брак по расчету. Козинская владела довольно обширным состоянием. (В те времена что в России, что в Речи Посполитой состояние определялось прежде всего количеством земельных владений.) Однако ей, как женщине, нелегко было руководить разборками с соседями. А полагаться на наемников - дело ненадежное. Так что её дела было достаточно запутанны. В общем, ей был нужен муж с боевым опытом.
Поначалу дело шло неплохо, но потом отношения между супругами резко разладились. Что там было на самом деле, понять трудно, поскольку обе стороны вылили друг на друга не по одной бочке грязи. В общем, брак распался. Второй раз Курбский женился на бедной девушке, это было не так интересно.
Умер князь между 3 и 23 мая 1583 года.
После смерти Курбского, 5 мая 1590 года вышел декрет Сигизмунда III о возврате имения в казну. Там были такие слова: «Подсудимая сторона не может доказать, что покойник был принят обывателем Великого княжества Литовского, напротив того, пожалованная князю Курбскому грамота потому оказывается противозаконною, что дана ему, как чужеземцу, без согласия сейма и без дозволения сословий княжества Литовского».
Вот, собственно, и всё.
Как видим - в истории Курбского и в самом деле много знакомого по другим биографиям - сбежать к врагу, изобразить себя жертвой, а потом увлеченно лить грязь на Родину… Недаром такое большое количество подобных персонажей и теперь чувствуют этого жителя XVI века своим…
Воевал Курбский неплохо. Впоследствии он приписал себе и вовсе героические действия, правда, это-то ничем не подтверждается. Но в любом случае - он действовал как грамотный пограничный командир.
Так пошло и дальше. Во время походов Ивана Грозного на Казань Курбский занимал должность второго воеводы полка правой руки. То есть на современном языке - помощника командующего корпусом, генерал-лейтенанта.
Об этой войне я рассказывать не стану, это, конечно, интересная история, но уж слишком явно выходит за рамки темы книги. А если в этих рамках - то Курбский воевал отлично. Правда, впоследствии он несколько приукрасил свою деятельность.
...[Читать далее]
В общем и целом, князь не являлся выдающимся полководцем. Не Наполеон и не Суворов. Но он был вполне грамотным военачальником на своем уровне.
...
В 1563 году Курбский участвует в наступлении русской армии, в том числе - и во взятии Полоцка. Это была вершина успехов русских в Ливонской войне. И Курбский царской милостью не был обижен.
3 апреля 1563 года Иван Грозный назначил Курбского первым воеводой в Юрьев (Тарту). Фактически князь стал наместником над всеми завоеванными прибалтийскими землями.
...
...о деятельности князя Курбского в должности наместника мы знаем очень немного. Сам князь в своих произведениях эту тему как-то обходил. Хотя если так прикинуть - человек занимал высокий пост, то есть он по определению должен знать разные особенности деятельности Ивана Грозного. Где найти материал, обличающий царя, как не тут? Если сегодня человек, работавший губернатором, решить выступить с обличением Президента, он наверняка приведет примеры из своей губернаторской деятельности… Это ведь очевидно - человек, находящийся на большом посту, знает много всякого про «высшие сферы». Однако Курбский про свою деятельность наместника вообще не распространялся. Так что возникает вопрос: а может, он свои обязанности исполнял так, что глаза бы не глядели? А потому предпочитал об этом не вспоминать?
Итак, достоверных сведений о деятельности Курбского на этом посту очень мало. Но те, что есть, характеризуют князя не с самой лучшей стороны. Он регулярно проваливал те дела, которые ему поручали.
Впрочем, ничего удивительного тут нет. Курбский с юности занимался, в основном, войной. Не все генералы имеют способности к административной деятельности… Это разные профессии. Маршал Жуков на административных должностях тоже, мягко говоря, особо не отличился.
...
...с точки зрения Курбского, в России творилось черт-те что. ...«вектор» преобразований Ивана Грозного был очень четким - наступление на права и привилегии боярства. Это и тогда было понятно любому, кто имел хоть какие-то мозги и политический кругозор. Но с точки зрения князя Курбского это было неправильно! Он-то считал бояр становым хребтом державы. Так что политика Ивана Грозного не могла у него вызвать сочувствия.
Так или иначе, но Курбский вступил в переписку с польским магнатом Радзивиллом, который в Речи Посполитой значил куда больше, нежели король. А вот это уже называется изменой. Напомню, война с Речью Посполитой продолжалась. Как можно назвать высокопоставленное должностное лицо, вступившее в тайную переписку с врагом? Вот именно так и можно назвать. Предателем.
Видимо, в этих письмах Курбский и обговаривал условия перехода на польскую сторону.
Сам побег произошел 30 апреля 1564 года. Курбский двинулся в бега, бросив на произвол судьбы беременную жену. Хотя ведь прекрасно понимал, какая ее ждет судьба в те далекие от гуманизма времена. Тогда с «членами семей врагов народа» обходились довольно сурово. Многочисленные апологеты Курбского пишут, что, дескать, он был вынужден спешно бежать, потому что над ним нависла угроза репрессий. Правда, никто не сумел представить никаких обоснований такого утверждения. Сам князь, кстати, тоже, ничего членораздельного об этом не сказал. Хотя бы на уровне «мне сообщили, что меня собираются арестовать».
Особо умные пишут, что, дескать, у князя сдали нервы в ожидании царской расправы - и он пустился в бега. Люди меряют других по себе. Напомним, что Курбский был профессиональным военным, прошедшим множество сражений. В те времена даже военачальник «генеральского» звания должен был идти в бой с саблей наголо «впереди на лихом коне». Слабаки и трусы в подобных условиях карьеры сделать не могут по определению. У военачальников той эпохи (да и любой иной) нервы, знаете ли, были покрепче, нежели у интеллигентов-гуманитариев.
Но, так или иначе, Курбский двинулся в сопровождении девятнадцати человек. А заодно прихватил и мошну - 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и 44 московских рубля. А вот жену брать не счел нужным. Я не зря на этом снова заостряю внимание. И по сегодняшним представлениям бросить беременную женщину - это подлость. Но с точки зрения родовитого боярина, для которого продолжение рода было куда важнее собственной жизни, это было вообще запредельно.
Однако поначалу дело пошло совсем не так, как хотелось беглецу.
«Прежде всего стоит подчеркнуть, что Курбского за границей ждали. Литовское командование заранее знало о его намерении и выслало людей для организации приема. Эмигрант и встречающие должны были пересечься в замке Вольмар. Перейдя границу, Курбский и его спутники направились к крепости Гельмет, откуда они должны были взять проводника до Вольмара.
Однако первые приключения за границей бывшего наместника Русской Ливонии оказались похожими на знаменитый переход Остапом Бендером румынской границы через дунайские плавни. Рядовые гельметцы, не подозревавшие о договоренностях с литовским командованием, при виде русского боярина страшно обрадовались и решили ему отомстить за все бедствия родной Ливонии. Они арестовали изменника, ограбили его и как пленника повезли в замок Армус. Местные дворяне довершили дело: они унижали князя, издевались над ним, содрали с него лисью шапку, отобрали лошадей. В Вольмар, где, наконец, его встретили с распростертыми объятиями, Курбский прибыл, обобранный до нитки. Позже он судился с обидчиками, но вернул лишь некоторую часть похищенного».
Однако, в отличие от Остапа Бендера, власти Речи Посполитой в конце концов утрясли недоразумение. Беглый князь получил от поляков неплохую награду. Ему были выделены следующие земли: замок в Ковеле, замок в местечке Вижве, дворец в Миляновичах и 28 деревень. Правда, предоставили ему это всё не в собственность, а в пользование. В Речи Посполитой это называлось «крулевщиной», в более западных странах - «бенефицией». Да, собственно, русским дворянам (в отличие от князей, имевших наследственные поместья) земли выделялись точно так же - на время и за службу. Так что земли ещё предстояло отработать. Сражаясь против своих.
Начал же князь свою новую жизнь с откровенного вранья: «Был я неправедно изгнан из Богоизбранной земли и теперь являюсь странником… И мне, несчастному, что царь воздал за все мои заслуги? Мою мать, жену и единственного сына моего, в тюрьме заточенных, уморил различными горестями, князей Ярославских, с которыми я одного рода, которые верно служили государю, погубил различными казнями, разграбил мои и их имения. И что всего горше: изгнал меня из любимого Отечества, разлучил с любимыми друзьями!»
Как вам пассаж? Кто его «изгонял»? Сам драпанул. Человек сознательно бросил своих родных и теперь льет над ними слезы.
Вам это ничего не напоминает? А вот мне очень даже напоминает. Итак Курбский стал бодро воевать на другой стороне. Он начинает направо и налево заявлять о том, что готов хоть завтра идти прямо на Москву. Дескать, только прикажите - он всех русских разобьет и враз ее возьмет. Однако его уровень на новом месте был уже не тот. Дело в том, что в Речи Посполитой тоже существовало местничество. И получить какую-то серьезную должность пришлый «москаль» не мог. Знатные польские дворяне просто не стали бы ему подчиняться. Типа «а ты кто такой?».
Так что если в русской армии Курбский состоял на «генеральских» должностях, то в польском войске он воевал, самое большее, на «капитанских».
Так, в 1564 году Курбский сражался во главе небольшого отряда русских перебежчиков, плюс под его началом находилось 200 наемников-кавалеристов.
«Однако очень скоро отношения Стефана (Батория. - А. Щ.) и Курбского испортились. Король в 1579 году на Варшавском сейме провел закон о найме во всех королевских имениях Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств гайдуков для армии. Набор проводили не местные помещики, а королевские ротмистры. Тем самым роль местной шляхты была резко принижена и свелась к поставкам живой силы, которой она больше не распоряжалась: ее мобилизовывали в любое время, в любом количестве, по королевскому усмотрению. Это сильно ущемляло прерогативы знати, привыкшей самостоятельно определять, не считаясь ни с какими нормами и требованиями, свой вклад в оборону Отечества.
Курбский расценил данный закон как удар по своему княжескому самолюбию. Он оказался не властен распоряжаться подданными даже в рамках Ковельского имения! Курбский предпринял бесполезную попытку саботажа, продиктованную унижением и отчаянием. Однако намерение не давать гайдуков было быстро и бескомпромиссно пресечено суровым по содержанию именным указом Батория, в котором Курбскому указали его место и объяснили, что за срыв армейского набора имение могут отнять столь же легко, как когда-то дали. Под угрозой немедленного королевского суда Курбский подчинился».
В общем, воевать на польской стороне Курбскому быстро разонравилось. Фактически он «закосил», прикинувшись больным. Власти сделали вид, что поверили. Не больно-то он был и нужен.
Имелась и еще одна сторона деятельности Курбского. Он выступал своеобразным «консультантом по русскому вопросу». То есть кем-то вроде «советолога» в иные времена. Тут его успехи тоже чересчур завышены. Причем всеми. Дело в том, что в сталинские времена официальная историческая наука относилась к Курбскому весьма плохо. Сталин, как известно, испытывал большое уважение к Ивану Грозному, проводя параллели между деятельностью царя и своей. Так что для князя не жалели черной краски, изрядно при этом перегибая палку. Из некоторых источников выходит, что чуть ли не вся антироссийская деятельность в Европе являлась следствием интриг Курбского. На самом-то деле это было не так. Хотя бы по той причине, что мелковат был масштаб перебежчика для столь широкого размаха. Да и известная деятельность князя была не всегда антироссийской.
«Какие достоверные факты деятельности Курбского на международной арене нам известны? Осенью и зимой 1569 года он встречался с посланником Священной Римской империи аббатом Циром и пытался внушить ему мысль о необходимости антимосковского объединения Польши, Литвы и Империи. Князь также обсуждал с Циром возможность союза России и Империи, направленного против Турции, нимало не смущаясь, что он - не официальный московский дипломат, а политический эмигрант, в России считающийся предателем!»
По сути, все эти переговоры были простым сотрясением воздуха. Курбский, что называется, «надувал щеки», изображая из себя значительную фигуру.
Прославился же Курбский совсем иным…
Знаменитая переписка Кубского и Ивана Грозного началась почти сразу же после побега князя. Явление это очень интересное. Произведения обоих корреспондентов представляют по жанру «открытые письма» - то есть послания, явно рассчитанные на то, что их прочтут не только те, кому они адресованы. Конечно, трудно представить, чтобы русский царь давал снимать кому попало копии со своих писем перед отправкой. А вот Курбский вполне мог это делать. По крайней мере, его послания как-то очень быстро в списках получили распространение в Речи Посполитой и даже стали проникать в Россию. А Иван Грозный, возможно, просто писал «для истории».
Итак, первое послание Курбского датировано 5 июля 1564 года. В нем перебежчик выказывает царю претензии:
«Я пишу к царю, изначально прославленному от Бога, пресветлому в православии, которому Господь даровал победы над многими царствами и который должен вести свой народ в Царствие Небесное и отвечать за него перед Христом, а в наши дни в наказание нам за наши грехи переродившемуся в еретика и союзника Дьявола и Антихриста, противопоставляющего себя истинному Богу… обладателю переродившейся совести, как будто грешник, пораженный от Господа проказой, совести, настолько испорченной, что подобную трудно найти даже у безбожных народов…
За что, царь, ты истребил лучших людей из богоизбранного народа, Нового Израиля (Руси), и воевод, данных тебе от Бога для побед над твоими врагами, уничтожил различными способами, и победоносную святую их кровь проливал в Божьих церквях, что есть великий грех и преступление, характерное для язычников, истребляющих христиан, и обагрил их мученической кровью церковные пороги, и на верных слуг и соратников, хотящих тебе добра, по евангельскому слову душу за тебя полагающих, неслыханные в веках муки, и смерти, и гонения задумал, ложно обвиняя православных в изменах и колдовстве, и других непотребных вещах, и с большим старанием стремишься перевернуть весь миропорядок: свет обратить в тьму, а тьму объявить светом, и сладкое называть горьким, и горькое - сладким, этим ты совершаешь грех, за который, по пророку Исайе, последует Божий Суд и страшная кара и тебе, и твоему народу?..
И каких только гонений я от тебя не претерпел! И каких только бед и напастей ты мне не причинил! В каких неправдах и изменах ты только меня не обвинял! А все приключившиеся от тебя беды по порядку не могу и перечислить, потому что их слишком много, и горем объята душа моя. Но в целом могу сказать: всего я был тобой лишен и из Божьей Земли прогнан… Но за блага, которые я принес для тебя, ты воздал мне злом и на мою любовь к тебе ответил ненавистью, не допускающей примирения».
Заметим, что никаких «массовых репрессий» на тот момент ещё не было. Опричнина началась в 1565 году, да и то развернулись опричники не сразу. Но более всего интересен пассаж про «гонения» самого Курбского. Как мы видели, никаких особых неприятностей он не испытал. Да, в его жизни имелся короткий зигзаг карьеры, когда его вдруг резко понизили в должности. Но, согласитесь, «бедами и напастями» это назвать трудно. Это опять же очень похоже на стенания уехавших на Запад представителей советской «творческой интеллигенции», у которых главной претензией к Советской власти было то, что им не дали какое-нибудь звание или не издали очередную книгу…
Иван Грозный ответил. Этот факт сам по себе интересен и до сих пор вызывает жаркие споры. Потому что не очень понятно - а зачем? Так, Сталин никогда не пытался дискутировать с Троцким, самозабвенно лившим на него грязь. Это и понятно. Где был Троцкий, и где был Сталин. Но вот так уж случилось. То ли письмо сильно задело какие-то струны в душе царя, то ли, что скорее, он понимал пропагандистский эффект этого послания.
И ответил. «Ты бежал не от смерти, а ради славы в этой кратковременной и скоротекущей жизни и богатства ради. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние? В конце концов, все равно умрешь. Если же ты убоялся смертного приговора по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей, слуг сатаны, то это и есть явный ваш изменнический умысел, как это бывало в прошлом, так и есть ныне. Почему же ты презрел слова апостола Павла, который вещал: „Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти, кроме как от Бога: тот, кто противится власти, противится Божьему повелению“. Воззри на него и вдумайся: кто противится власти - противится Богу; а кто противится Богу - тот именуется отступником, а это наихудший из грехов. А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой ценой крови и войн. Задумайся же над сказанным, ведь мы не насилием добывали царство, тем более поэтому кто противится такой власти - противится Богу! Тот же апостол Павел говорит (и этим словам ты не внял): „Рабы! Слушайтесь своих господ, работая на них не только на глазах, как человекоугодники, но как слуги Бога, повинуйтесь не только добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть“. Но это уж воля Господня, если придется пострадать, творя добро».
Интересно тут «идеологическое обоснование» позиции обеих полемистов. Оба пространно цитируют Священное писание и другие христианские тексты. Но таков был стиль тогдашней полемики. Современному человеку, даже верующему, гораздо понятнее рациональные аргументы. Но - люди XVI века мыслили не так. Для них важнее то, что они действуют в соответствии с христианскими заповедями. Знаете, на что это похоже? На… материалы партийных дискуссий двадцатых годов ХХ века. Тогда главным оружием в яростной полемике были не рациональные аргументы, а цитаты из Маркса и Ленина.
Что же касается мотиваций Ивана Грозного, подвигнувших его на написание ответа, то тут можно обратить внимание на такой пассаж. (Выделено мной. - А. Щ.).
«…Ты требуешь от человека больше, чем позволяет человеческая природа… но более всего этими оскорблениями и укорами, которые вы как начали в прошлом, так и до сих пор продолжаете, ярясь как дикие звери, вы измену свою творите - в этом ли состоит ваша усердная и верная служба, чтобы оскорблять и укорять?.. осуждаете меня, как собаки… так же как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал!»
Кто эти «вы», к которым царь причисляет и Курбского? Отнюдь не спутники князя, с которыми он ушел в бега. Это были люди незначительные, на таких тогда просто не принято было обращать внимание. Скорее всего, Иван Грозный имеет в виду своих сподвижников, которые, так сказать, не оправдали царского доверия. В первую очередь это члены так называемой «избранной рады» - неформального центра власти - протопоп Сильвестр и А. Ф. Адашев. Но, возможно, имеются в виду вообще представители российской элиты, которым царь верил чем дальше, тем меньше.
Между прочим, многочисленные защитники Курбского нередко утверждают, что князь сдернул за бугор, потому как предчувствовал опричнину. Может так оно и есть. Но возможно, дело обстояло наоборот. В том, что опричнина разразилась, виноват, в том числе, и Курбский! Ведь какое было идеологическое обоснование репрессивной политики царя? В том, что вокруг измена! Тот же самый А. Ф. Адашев вел переговоры с ливонцами так, как эту ему хотелось, наплевав с высокой колокольни на «генеральную линию». Сильвестр тоже слишком много стал брать на себя… А тут ещё появляется князь Курбский, который мало того, что перебежал к врагам, сволочь такая. Так он ещё и права качает!
Я, разумеется, не собираюсь всё валить на Курбского. Но, очевидно, что поведение князя сильно задело царя. Вполне возможно, эта измена во многом способствовала тому, что Иван Васильевич стал действовать так, как он стал… В самом деле - а сколько таких потенциальных предателей среди бояр? И не лучше ли провести зачистку заранее? И ведь, как показали события Смутного времени, когда бояре наперебой бросились служить обоим самозванцам (за которыми стояли те же самые поляки), главной ошибкой Ивана Грозного было то, что он не довел дело до конца…
Однако переписка перепиской, но одновременно, удалившись от воинских дел, Курбский стал обустраиваться в своих новых владениях. Это очень интересно не только потому, что сразу становится понятен моральный облик «борца с деспотией». Но самое главное, становится понятным и то, что ему было нужно от жизни.
Напомню, что земли в Речи Посполитой были пожалованы Курбскому всего лишь в пользование. Однако князь старался этого не замечать.
«Курбскому, получившему в Великом княжестве Литовском земельные пожалования от своего сюзерена, было необычайно важно воссоздать, хотя бы в своих собственных глазах, высокий статус владетельного князя, во второй половине XVI века уже во многом подзабытый в Московской Руси. Отсюда и его вызывающее поведение, кичливость, нежелание исполнять не только распоряжения волынских властей, но и королевские указы. Даже в отношении именных приказов и Сигизмунда, и Стефана Батория Курбский всегда уступал только „у последней черты“, когда монарший гнев грозил вылиться в реальные жесткие санкции.
Документы повествуют о красочных эпизодах, когда князь клялся оборонять свои земли от посягательств на них любой ценой и даже приказывал ловить слуг своих соседей и пытать их, не лазутчики ли они и не собираются ли их хозяева напасть на имения „москаля“ - прямо князь-суверен в кольце враждебных держав!»
Иногда это списывают на привезенные из России привычки. Дескать, что поделать, человек прибыл из варварской страны и не совсем смог вписаться в «цивилизованное общество». Но на самом-то деле всё обстояло совершенно иначе.
В России того времени кое-какой порядок уже существовал. Так, к примеру, силовые захваты землевладельцами соседских земель, скота и прочего имущества отошли в область преданий. Уже начиная с Ивана III подобный беспредел пресекался очень жестко. А вот в Речи Посполитой все было не так. Магнаты делали, что хотели. И если кому-то приходила в голову мысль, что деревенька во владениях соседа пригодится в хозяйстве, он посылал своих гайдуков - и те без долгих разговоров её захватывали. Причем это не считалось беспределом, а было в порядке вещей. Именно такое положение дел польские дворяне считали «свободой».
На жалобы пострадавших местные власти реагировали своеобразно - они заносили претензии в специальные книги. И… И всё! Конечно, можно было судиться, суды в Речи Посполитой существовали. Можно было даже выиграть судебный процесс. Но только толку-то? Дело в том, что в данном государстве не существовало никаких структур, которые могли бы заставить ответчика выполнить судебное решение. И на судебные решения магнаты откровенно плевали. Так что выход у потерпевшей стороны был один - собрать своих гайдуков и отправиться разбираться. Нам это знакомо по «лихим девяностым». Никакого различия между разборками бандитов и конфликтами между польско-литовскими магнатами XVI века не имеется. Так современные авторы, пишущие о том, что князь «выбрал свободу», защищают откровенный бандитизм.
Вот в такой обстановке очутился князь Курбский. И эта обстановка ему понравилась! В конце-то концов, земель он имел немало, то есть было откуда привлекать бойцов. С последними, понятно, проблем не было. В любом обществе хватает людей, которым интереснее заниматься разными веселыми делами, нежели работать. Тем более что жили гайдуки всяко получше, чем крестьяне.
Но самое главное - князь имел довольно серьезный опыт боевых действий. Замечу, кстати, что в те времена в профессиональные навыки военного входило и искусство грабежа. В XVI веке не очень представляли, как организовывать снабжение армии. Так что командирам приходилось разбираться собственными силами, добывая продовольствие и фураж у местного населения. Разумеется, платить считали излишним.
В общем, Курбский показал провинциальным салагам класс. Благо, тут не было нужды оглядываться на центральную власть. Кто сильнее - тот и прав. Попытки «наездов» на свою территорию князь решительно пресек и даже не очень заметил. И перешел в наступление. А силы у него были немалые. В самом пиковом случае Курбский мог выставить четыре тысячи человек плюс артиллерию. Не каждое тогдашнее государство могло выставить подобную армию.
В общем, Курбский стал изрядно пощипывать соседей. Разумеется, эти разборки не являлись полноценными боевыми действиями. Слабейшая сторона обычно отступала после первых выстрелов, если видела преимущество противника. Но, тем не менее, веселье было изрядное. Итак, князь дорвался до того образа жизни, который он, видимо, и считал нормальным для знатного человека. Я делаю, что хочу, а кому не нравится - его проблемы.
Разумеется, такой веселый сосед многим не нравился. Местные суды были засыпаны жалобами. Но… Курбский был нужен. 26 января 1567 года король Сигизмунд издал указ о том, что местным властям князь был неподсуден. Хотите жаловаться - обращайтесь непосредственно к королю. Впрочем, и тогда результат был тот же - то есть нулевой.
Внутри своих поместий князь и его люди также делали что хотели. Вот один, пожалуй, самый громкий эпизод.
«9 июля 1569 года, в субботу, когда у евреев был шаббат (что было потом особо подчеркнуто в жалобе ковельских горожан), урядник Курбского Келемет ворвался с вооруженным отрядом в еврейское местечко и устроил погром. Были схвачены Юска Шмойлович, Авраам Яковлевич и некая женщина по имени Агронова Богдана. Принадлежащие им лавки и дома были запечатаны. Несчастных арестантов отвели во двор к Курбскому и посадили в яму с водой, где в изобилии водились пиявки. Вопли жертв были слышны далеко за стенами замка».
Суть этого действия - простое выбивание долгов. Причем должник-то успел удрать, но кое-кто из схваченных имел несчастье быть его поручителем.
Вообще-то евреи в Речи Посполитой имели определенные права. Теоретически. Реально же эти права защищать никто не рвался. Вот и в данном случае, когда разруливать ситуацию приехал кто-то вроде нынешнего судебного исполнителя, к нему вышел тот самый урядник Келемет и заявил (выделено мной. - А. Щ.):
«…Но разве пану не вольно наказывать подданных своих, не только тюрьмою или другим каким наказанием, но даже смертью? А я что ни делаю, все то делаю по приказанию своего пана, его милости князя Курбского; ибо пан мой, князь Курбский, владея имением Ковельским и подданными, волен наказывать их, как хочет, а королю, его милости, и никому другому нет до того никакого дела».
Евреи так и сидели до тех пор, пока Курбский их не выпустил. Как уж там они договорились, мы не знаем.
Этот эпизод стоит напомнить тем, кто пишет, что в Речи Посполитой, в отличие от России, существовали гражданские права. Вот так они существовали.
Но дело, разумеется, не в данном конкретном эпизоде. Главное - князь Курбский стал жить так, как его душенька хотела. То есть - плевать на всех и творить в своей вотчине то, что пожелает не только его левая нога, но и левая нога его подручных. Вот именно такую «свободу» выбрал князь Курбский.
Между тем переписка царя и князя продолжалась. Второе послание Курбского - это уже очень интересно.
«Широковещательное и многошумное послание твое получил, и понял, и уразумел, что оно от неукротимого гнева с ядовитыми словами изрыгнуто, таковое бы не только царю, столь великому и во вселенной прославленному, но и простому бедному воину не подобает, а особенно потому, что из многих священных книг нахватано, как видно, со многой яростью и злобой, не строчками и не стихами, как это в обычае людей искусных и ученых, когда случается им кому-либо писать, в кратких словах излагая важные мысли, а сверх меры многословно и пустозвонно, целыми книгами, паремиями, целыми посланиями! Тут же и о постелях, и о телогрейках, и иное многое - поистине слово вздорных баб россказни, и так все невежественно, что не только ученым и знающим мужам, но и простым и детям на удивление и на осмеяние, а тем более посылать в чужую землю, где встречаются и люди, знающие не только грамматику и риторику, но и диалектику и философию».
Что получается? А вот что. Курбский за время своего пребывания в Речи Посполитой слегка приобщился к европейской культуре. И со всей энергией неофита упрекает царя: ты, дескать, не умеешь вести полемику «по правилам». По европейским правилам.
Царь отвечает: «Писал ты, что я растлен разумом, как не встретишь и у неверных. Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растленны разумом или я, который хотел над вами господствовать, а вы не хотели быть под моей властью и я за то разгневался на вас? Или растленны вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня устранили от власти: на словах я был государь, а на деле ничем не владел. Сколько напастей я от вас перенес, сколько оскорблений, сколько обид и упреков? И за что? В чем моя пред вами первая вина? Кого чем оскорбил?»
Это очень интересный вопрос. Почему-то считается, что царь отвечал не «по-европейски», а потому неправ. Тот есть Курбский усвоил некоторые основы европейской философии - и стал просвещать всех, кого только можно. Считается, что сам факт приобщения Курбского к европейской философской мысли является большим достижением.
А, собственно, почему? Только потому, что некоторые историки считают, что «Европа это всегда хорошо». На Западе, дескать, всегда правы. И если у них существовала такая философская традиция, то все остальные просто обязаны ей следовать. Что бы они там, на Западе, не творили. А если кто идет против них - то дикарь и варвар. И вот таким «варваром» был Иван Грозный.
«К этому времени Курбский сильно изменился. Во-первых, он успел основательно подзабыть свою былую родину. Жизнь князя в Литве была слишком бурной и разнообразной, полной новых впечатлений. На этом фоне воспоминания о прошлом, к тому же далеко не всегда приятные, тускнели и либо исчезали вовсе, либо заменялись личными мифами, в которые сам эмигрант искренне верил.
Теплых чувств к православной России у Курбского осталось мало. Слишком много он успел повоевать с русской армией, слишком долго убеждал себя и своих читателей, что этой заблудшей страной правит тиран-еретик, который превратил ее в мрачное царство невежества и разгула дьявольских сил. Курбский теперь верил только в это. Для него Святорусское царство, о котором он писал в первых своих посланиях с невыразимой нежностью и болью, погибло навсегда. Шансов у России нет. Поэтому у Курбского изменилось отношение ко всему русскому: все лучшее в прошлом, его погубил Иван».
В общем, для князя Россия стала «этой страной». Как мы увидим дальше, не такая уж редкая эволюция взглядов…
В этом стиле выдержано как третье письмо Курбского, так и знаменитое его произведение, написанное в 1581-1583 годах, - «История кн. великого Московского о делех, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима». Именно оно считается чуть ли главным свидетельством «зверств Ивана Грозного». Хотя опричнины Курбский не мог видеть никак. Он сбежал раньше, чем она началась. А что касается «рассказов достоверных мужей»… Так ведь никаких серьезных связей между Россией и Речью Посполитой не было по причине чуть ли не постоянной войны. Так что трудно сказать, на чьи слова опирался Курбский и насколько критично он к ним относился. Тем более что любителей рассказывать «страшные истории» хватало во все времена. Но что самое главное - книга писалась прежде всего для поляков! В Речи Посполитой Россию, мягко говоря, не слишком любили. Кстати, в Западной Европе к XVI веку о России уже сложился четкий стереотип, который действует до сих пор: дикой варварской и деспотической страны, в которой по улицам гуляют медведи и с бутылкой водки в санях ездят опричники (жандармы, комиссары). То есть «социальный заказ» понятен. Вот князь и написал о диком тиране в дикой стране. А если точнее - то Иван Грозный ассоциировался с Антихристом, захватившим власть в Московском государстве. А бороться против Антихриста - святое дело…
Интересно, что радикальные белогвардейские эмигранты, сотрудничавшие с нацистами, мыслили примерно так же…
Всё это время Курбский продолжал воевать с соседями. Кроме того он успел два раза жениться. Интересен его первый брак - с Марией Юрьевной Козинской, заключенный в 1571 году. Это был типичный брак по расчету. Козинская владела довольно обширным состоянием. (В те времена что в России, что в Речи Посполитой состояние определялось прежде всего количеством земельных владений.) Однако ей, как женщине, нелегко было руководить разборками с соседями. А полагаться на наемников - дело ненадежное. Так что её дела было достаточно запутанны. В общем, ей был нужен муж с боевым опытом.
Поначалу дело шло неплохо, но потом отношения между супругами резко разладились. Что там было на самом деле, понять трудно, поскольку обе стороны вылили друг на друга не по одной бочке грязи. В общем, брак распался. Второй раз Курбский женился на бедной девушке, это было не так интересно.
Умер князь между 3 и 23 мая 1583 года.
После смерти Курбского, 5 мая 1590 года вышел декрет Сигизмунда III о возврате имения в казну. Там были такие слова: «Подсудимая сторона не может доказать, что покойник был принят обывателем Великого княжества Литовского, напротив того, пожалованная князю Курбскому грамота потому оказывается противозаконною, что дана ему, как чужеземцу, без согласия сейма и без дозволения сословий княжества Литовского».
Вот, собственно, и всё.
Как видим - в истории Курбского и в самом деле много знакомого по другим биографиям - сбежать к врагу, изобразить себя жертвой, а потом увлеченно лить грязь на Родину… Недаром такое большое количество подобных персонажей и теперь чувствуют этого жителя XVI века своим…