Как Иван Грозный в выборах участвовал
Из книги Александра Владимировича Тюрина "Война и мир Ивана Грозного".
Симпатии литовской православной шляхты к Ивану Васильевичу сделали его кандидатом на польский престол.
Пользовалась кандидатура веротерпимого царя и большими симпатиями со стороны польско-литовской реформатской шляхты. Об этом пишет проф. Кареев в своем труде по истории реформации в Польше.
В сентябре 1572 г. польско-литовский посланник Федор Зенкович Воропай постетил Москву и официально предложил русскому царю выставить его кандидатуру или кандидатуру его сына, Федора Ивановича, на замещение вакантной должности польского короля и литовского великого князя.
Историк наш сентиментальный Карамзин спешит сочувствовать полякам: «они надеялись, что законы их республики обуздают тирана - и могли обмануться». Некоторые грозноведы, как например, драматург Радзинский, старательно обходят стороной тему участия Ивана в польских королевских выборах - если объемные факты не укладываются в плоскую теорию, тем хуже для фактов. Это же просто непостижимо, как из цитадели шляхетских свобод вдруг поступает приглашение тирану, «кровожадному», «безумному» и так далеее, выставить свою кандидатуру. Более объективные авторы, например, Скрынников, топят сей факт в словах, рассказывая, что «тиран» не был готов к работе с польско-литовскими «избирателями». Однако из словесных излияний непонятно, почему вообще масса иностранных «избирателей» захотела вдруг избрания «тирана», причем из вражеской страны. Может потому, что они знали царя Ивана совсем не так, как драматурги и писатели, жившие много спустя?[Читать далее]
Симпатии значительной части литовской шляхты объяснимы не только религиозными факторами. Мелкопоместные и вовсе безземельные шляхтичи, вынужденные продавать свои услуги магнатам, видели заботу царя о поместных и денежных окладах служилого люда в России. Они знали, что царь защищает служилое дворянство от притеснений со стороны высшей знати, что всерьез занимается обороной от степных агрессоров. Поляки и литовцы были поражены тем разгромом, которые учинили царские войска крымско-турецким силам летом 1572.
«Свободу он (Иван Грозный) защищает не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом, народ у него всегда при оружии, крепости снабжены постоянным гарнизоном, мира он не вымаливает, силу отражает силой», - пишет Михалон Литвин (Венцеслав Миколаевич), кстати католик и этнический литовец. А в современной ему Литве этот автор видит самовластье магнатов, порабощение простых людей, судебный произвол, безразличие верховной власти к нуждам народа. Нет, не обитель это «золотой вольности», а страна, где простых людей порабощают и мучают, где суд принадлежит самовластным магнатам и власть безразлична к нуждам народа.
«Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени и вере, сирот, неимущих, попавших в сети через брак с рабынями; мы во зло употребляем нашу власть над ними, мучим их, уродуем, убиваем без суда, по малейшему подозрению, - возмущается Михалон Литвин. - Напротив того, у татар и москвитян ни один чиновник не может убить человека даже при очевидном преступлении, - это право предоставлено только судьям в столицах. А у нас по селам и деревням делаются приговоры о жизни людей. К тому же на защиту государства берем мы подати с одних только подвластных нам бедных горожан и с беднейших пахарей, оставляя в покое владельцев имений, которые получают гораздо более с своих владений».
Основные военные усилия польско-литовские власти обращают на борьбу против Москвы. Поэтому десятки тысяч жителей Польши и Литвы, и отнюдь не только простонародье, похищаются степными разбойниками и проходят через работорговые рынки Крыма.
«Один еврей, меняла, видя беспрестанно бесчисленное множество привозимых в Тавриду пленников наших, спрашивал у нас, остаются ли еще люди в наших сторонах или нет и откуда такое их множество», - передает Михалон Литвин слова литовского посла в Крыму.
И польско-литовские рабы ценятся у крымских татар выше, чем московские - за счет той покорности, к которой их приучили собственные господа. В отличие от московитов, поляки и литовцы не пытаются бежать из крымской неволи. Ведь многих из них ждет дома такая же неволя.
«Вельможи и княжата так робки и истомлены своими женами, что, послышав варварское нахождение (о нашествии татар), забьются в претвердые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол, за кубки и болтают с своими пьяными бабами, из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом и, походивши дня два или три, возвращаются домой и, что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое-нибудь имение или скот, все поедят и последнее разграбят», - сие написано Курбским, свежеиспеченным польским патриотом, так что от чистого сердца.
Польский шляхтич Кшиштоф Граевский в период бескоролевья рассылает письма в пользу унии Польши и России под эгидой московского царя. Ивану Грозному этот шляхтич пророчит роль нового Ягайло, который поведет оба народа, поляков и русских, на турок. Испуганные магнаты вскоре отправляют Граевского в тюрьму. Это показывает, насколько «равные» возможности имели сторонники разных кандидатов.
Симпатии к Ивану польско-литовского простонародья были выражены еще более отчетливо.
На стороне Ивана всё нешляхетское население, особенно крестьяне, сообщает внимательный наблюдатель, венецианский посланник, добавляя при этом, что последние «мало ему помогут, ибо к избирателям не принадлежат».
Папский нунций в 1575 г. доносит в Рим, что лишь высшая польско-литовская аристократия выступает против кандидатуры Ивана. Мелкое же дворянство выступает за царя - желая через его избрание освободиться от власти аристократии. Обеспокоенный папский посол также замечает, что по мнению Литвы, только московский царь может дать защиту ее землям, как от татар, так и от немцев. Сообщает нунций и о том, что Иван Грозный обещает вернуть Литве территории, отнятые у нее Польшей при заключении унии, лишь Киев должен отойти к Москве.
Конечно, симпатии к царю низших классов общества, не имевших участия в выборах, и мелкого шляхетства, играющего подчиненную роль на сеймах, не имели большого политического значения. Основную роль в избрании короля играли польские и литовские магнаты, они вели переговоры с кандидатами, они манипулировали сеймами и легко могли расстроить планы сторонников Ивана IV.
Однако и среди аристократов были сторонники царя, как например Николай Радзивилл, реформат по вероисповеданию.
...
Однако в мае 1573 сейм утвердил кандидатуру французского принца-русофоба. Впрочем, уже в июне 1574 оный бежит во Францию, получив известие о смерти тамошнего короля Карла IX - видно не глянулись Генриху Валуа полуцивилизованные Вильна и Варшава. Французский король из Генриха Анжуйского получится самый никудышный, гугеноты с католиками будут истреблять друг друга, в то время как в королевских покоях будут процветать всяческие пороки.
Симпатии литовской православной шляхты к Ивану Васильевичу сделали его кандидатом на польский престол.
Пользовалась кандидатура веротерпимого царя и большими симпатиями со стороны польско-литовской реформатской шляхты. Об этом пишет проф. Кареев в своем труде по истории реформации в Польше.
В сентябре 1572 г. польско-литовский посланник Федор Зенкович Воропай постетил Москву и официально предложил русскому царю выставить его кандидатуру или кандидатуру его сына, Федора Ивановича, на замещение вакантной должности польского короля и литовского великого князя.
Историк наш сентиментальный Карамзин спешит сочувствовать полякам: «они надеялись, что законы их республики обуздают тирана - и могли обмануться». Некоторые грозноведы, как например, драматург Радзинский, старательно обходят стороной тему участия Ивана в польских королевских выборах - если объемные факты не укладываются в плоскую теорию, тем хуже для фактов. Это же просто непостижимо, как из цитадели шляхетских свобод вдруг поступает приглашение тирану, «кровожадному», «безумному» и так далеее, выставить свою кандидатуру. Более объективные авторы, например, Скрынников, топят сей факт в словах, рассказывая, что «тиран» не был готов к работе с польско-литовскими «избирателями». Однако из словесных излияний непонятно, почему вообще масса иностранных «избирателей» захотела вдруг избрания «тирана», причем из вражеской страны. Может потому, что они знали царя Ивана совсем не так, как драматурги и писатели, жившие много спустя?[Читать далее]
Симпатии значительной части литовской шляхты объяснимы не только религиозными факторами. Мелкопоместные и вовсе безземельные шляхтичи, вынужденные продавать свои услуги магнатам, видели заботу царя о поместных и денежных окладах служилого люда в России. Они знали, что царь защищает служилое дворянство от притеснений со стороны высшей знати, что всерьез занимается обороной от степных агрессоров. Поляки и литовцы были поражены тем разгромом, которые учинили царские войска крымско-турецким силам летом 1572.
«Свободу он (Иван Грозный) защищает не сукном мягким, не золотом блестящим, а железом, народ у него всегда при оружии, крепости снабжены постоянным гарнизоном, мира он не вымаливает, силу отражает силой», - пишет Михалон Литвин (Венцеслав Миколаевич), кстати католик и этнический литовец. А в современной ему Литве этот автор видит самовластье магнатов, порабощение простых людей, судебный произвол, безразличие верховной власти к нуждам народа. Нет, не обитель это «золотой вольности», а страна, где простых людей порабощают и мучают, где суд принадлежит самовластным магнатам и власть безразлична к нуждам народа.
«Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени и вере, сирот, неимущих, попавших в сети через брак с рабынями; мы во зло употребляем нашу власть над ними, мучим их, уродуем, убиваем без суда, по малейшему подозрению, - возмущается Михалон Литвин. - Напротив того, у татар и москвитян ни один чиновник не может убить человека даже при очевидном преступлении, - это право предоставлено только судьям в столицах. А у нас по селам и деревням делаются приговоры о жизни людей. К тому же на защиту государства берем мы подати с одних только подвластных нам бедных горожан и с беднейших пахарей, оставляя в покое владельцев имений, которые получают гораздо более с своих владений».
Основные военные усилия польско-литовские власти обращают на борьбу против Москвы. Поэтому десятки тысяч жителей Польши и Литвы, и отнюдь не только простонародье, похищаются степными разбойниками и проходят через работорговые рынки Крыма.
«Один еврей, меняла, видя беспрестанно бесчисленное множество привозимых в Тавриду пленников наших, спрашивал у нас, остаются ли еще люди в наших сторонах или нет и откуда такое их множество», - передает Михалон Литвин слова литовского посла в Крыму.
И польско-литовские рабы ценятся у крымских татар выше, чем московские - за счет той покорности, к которой их приучили собственные господа. В отличие от московитов, поляки и литовцы не пытаются бежать из крымской неволи. Ведь многих из них ждет дома такая же неволя.
«Вельможи и княжата так робки и истомлены своими женами, что, послышав варварское нахождение (о нашествии татар), забьются в претвердые города и, вооружившись, надев доспехи, сядут за стол, за кубки и болтают с своими пьяными бабами, из ворот же городских ни на шаг. А если выступят в поход, то идут издалека за врагом и, походивши дня два или три, возвращаются домой и, что бедные жители успели спасти от татар в лесах, какое-нибудь имение или скот, все поедят и последнее разграбят», - сие написано Курбским, свежеиспеченным польским патриотом, так что от чистого сердца.
Польский шляхтич Кшиштоф Граевский в период бескоролевья рассылает письма в пользу унии Польши и России под эгидой московского царя. Ивану Грозному этот шляхтич пророчит роль нового Ягайло, который поведет оба народа, поляков и русских, на турок. Испуганные магнаты вскоре отправляют Граевского в тюрьму. Это показывает, насколько «равные» возможности имели сторонники разных кандидатов.
Симпатии к Ивану польско-литовского простонародья были выражены еще более отчетливо.
На стороне Ивана всё нешляхетское население, особенно крестьяне, сообщает внимательный наблюдатель, венецианский посланник, добавляя при этом, что последние «мало ему помогут, ибо к избирателям не принадлежат».
Папский нунций в 1575 г. доносит в Рим, что лишь высшая польско-литовская аристократия выступает против кандидатуры Ивана. Мелкое же дворянство выступает за царя - желая через его избрание освободиться от власти аристократии. Обеспокоенный папский посол также замечает, что по мнению Литвы, только московский царь может дать защиту ее землям, как от татар, так и от немцев. Сообщает нунций и о том, что Иван Грозный обещает вернуть Литве территории, отнятые у нее Польшей при заключении унии, лишь Киев должен отойти к Москве.
Конечно, симпатии к царю низших классов общества, не имевших участия в выборах, и мелкого шляхетства, играющего подчиненную роль на сеймах, не имели большого политического значения. Основную роль в избрании короля играли польские и литовские магнаты, они вели переговоры с кандидатами, они манипулировали сеймами и легко могли расстроить планы сторонников Ивана IV.
Однако и среди аристократов были сторонники царя, как например Николай Радзивилл, реформат по вероисповеданию.
...
Однако в мае 1573 сейм утвердил кандидатуру французского принца-русофоба. Впрочем, уже в июне 1574 оный бежит во Францию, получив известие о смерти тамошнего короля Карла IX - видно не глянулись Генриху Валуа полуцивилизованные Вильна и Варшава. Французский король из Генриха Анжуйского получится самый никудышный, гугеноты с католиками будут истреблять друг друга, в то время как в королевских покоях будут процветать всяческие пороки.