…решался важнейший для направления и судьбы белого дела на северо-западе вопрос: Кто будет общим распорядителем, носителем полноты гражданской власти на освобожденной и освобождаемой территории? Северо-западные отряды знали лишь военных начальников, но и сами военные начальники не видели олицетворения в каком-либо виде высшей центральной власти. Не было ни гражданского правительства, ни даже установленной и связанной законом военной диктатуры. Политически отряды шли втемную, руководясь одни - призраком Учредительного Собрания, другие - представлением о власти в Сибири адмирала Колчака, третьи - просто соображениями вернуться к привычному для них строю царского времени. Какие будут законы, кто их будет устанавливать и охранять, каковы будут вообще политические условия существования освобожденного населения, никто в армии и в тылу не знал. Прочной моральной спайки в отрядах не было... [Читать далее]В Сибири были и кадеты и правые эсеры. На юге - у Деникина - и говорить нечего про отсутствие демократичных политических работников. Отстраняемые часто от дел там они физически существовали. На северо-западе работал исключительно крайне-правый элемент... …я объявил, что учреждаю в Гдове Гражданский Совет, которому отныне принадлежит вся гражданская власть в районе... Имея в виду привычку населения к советскому порядку… я полагал оставить форму «советов», привлекая лишь к выборам в них все местное население. Мне отчетливо мыслились приемлемыми для населения «советы без коммунистов» и первоначально я так и назвал новый центр местного управления - «советом» - и лишь слова «рабочих, крестьянских и солдатских депутатов» заменены были словами «Общественный Гражданский», что означало участие в новом Совете всего общества, всех граждан. Новый Совет мыслился мною, как абсолютно демократическое установление, но, несмотря на преданность демократической идее и демократическим учреждениям, естественно невозможно было в военных условиях производить выборы. Призыв прежних органов самоуправления не допускался как физическим отсутствием многих членов, так и опасностью вхождения, если не явных, то скрытых большевиков. /От себя: вот такая белая демократия и такие белые выборы/. Я сознательно не отделил городского управления от уездного. …этим достигалась наша основная цель - противопоставить диктатуре пролетариата власть крестьянства... … На стр. 60 «Воспоминаний» ген. Родзянко есть такие строки: «...чрезвычайно трудно было найти помощников и исполнителей: офицеры нужны были на фронте, а штатские люди предпочитали оставаться в Ревеле и жить спокойно или заниматься общественностью». Заявление характерное; в основе оно соответствовало действительности. Но когда наша группа двинулась работать, Родзянко принялся ее преследовать. За что? В развязных «Воспоминаниях» не отвечено. «...На должности комендантов волостей и на другие ответственные места сплошь и рядом за недостатком выбора приходилось назначать людей совершенно несоответствующих…» Если принять во внимание, что назначенный Родзянкой Ямбургским комендантом полк. Бибиков, сковавший ужасом и террором и восстановивший против белых все ямбургское население, считался Родзянкой не только соответствующим, но и идеальным комендантом, легко представить качества остальных распорядителей судьбой населения, которых Родзянко называет «совершенно несоответствующими». Сажая на ответственные места бандитов «сплошь и рядом», Родзянко еще имеет дерзость искать причины гибели сев.-зап. Армии. …Деникин и Колчак погибли, главным образом, из-за неустройства тыла. Но устройство тыла было связано с самодеятельностью населения, а эта последняя могла выйти единственно из общего доверия к власти. Доверие населения никак не могло быть получено «несоответствовавшими» комендантами, другими слонами - насильниками, ворами и вымогателями, и такими «соответствовавшими», как Ямбургский диктатор полк. Бибиков, в один прекрасный день просто приказавший населению, доверие которого требовалось, вернуть помещикам все помещиками потерянное и жестоко преследовавший и казнивший всех, на кого из мести или корыстно нацеплялся ярлык большевика. Психология «соответствовавших» и «несоответствовавших» с в о и х людей лагеря Нарвского Штаба была поразительно своеобразна: «Раз я военный и в руках у меня оружие, то прежде всего надо бить, бить всякого, кто противостоит. Большевиков нет - есть мерзавцы. Социалистов нет - есть дураки. Штатских нет - есть «шпана». И мерзавцев, и дураков, и «шпану» надо бить, по чему попало и чем угодно, вплоть до шомполов». Белое дело в представлении значительной части офицерства при данном начальстве было расправой с бунтующей чернью. Нередко слышалось: мужика надо пороть за революцию. Легко уяснить, как развертывалось при таком понимании белого движения гражданское управление в северной части освобожденной территории. Имела ли смысл борьба со средой, пропитанной реакционными вожделениями? Энергия большевиков, подчинивших и заставивших врагов служить не только за страх, совершенно разрешает этот вопрос. Помимо того, солдат не был реакционен. Офицерство тянулось к непосредственному начальству и шло за ним. Монархическое начальство открывало в офицерстве монархистов. Демократическое начальство могло найти сторонников в большом числе. …наша основа - эстонцы только до той поры мирились с существованием белой русской армии, пока она имела демократическую базу, а таковую очевидно не могли дать описываемые военные и Марковы 2-ые. Считаю полезным привести отзыв о Северо-Западной армии времени ген. Юденича, принадлежащий начальнику штаба эстонской армии. Корреспондент рижской газеты «Народ» имел интервью с полк. Соотс и писал: «Северо-западная армия, по мнению Соотса, не находится в удовлетворительном состоянии. Внутренние раздоры в высшем командном составе сильно ухудшают его. Особенно плохо на нем отозвался инцидент с генералом Булак-Балаховичем, который по своим политическим убеждениям является демократом. Открытые симпатии генерала Балаховича к независимости Эстии являются одной из причин к его устранению. Трения в русских войсковых частях продолжаются...» ... В Пскове был только взявший город эстонский отряд... Немногочисленные эстонские воины охраняли город от налета большевиков, а в самом городе стояла анархия. Советские склады громились голодным населением. Уголовные элементы пользовались суматохой для грабежей. …к Балаховичу явился комиссар Раскопельской бухты на Чудском озере с предложением сдать бухту и укрывавшуюся в ней Чудскую флотилию. На эстонском судне Балахович поспешил в Раскопель, но туда уже вошли эстонские суда и объявили флотилию своей добычей. … Жизнь по-разному смеялась над теми, кто кровью собственного сердца писал страницы истории гражданской войны. Не было даже «соответствующих» комендантов среди военных - Родзянко все правосудие отдавал в руки военных... Штаб знал один лозунг: «бей жидов, бей комиссаров, расстреливай матросов, курсантов и рабочих, красных офицеров и старых офицеров, служащих красным, пори мужиков за помещичьи разгромы и карай всех за службу у Советов». Вообще бей, режь, пори, души, вешай! И еще куда бы ни шло, если бы этот лозунг оставался звуком, но его старательно превращали в жизнь, а некоторые чины контрразведки Штаба сделали из него доходный промысел. …Нарвский Штаб завел свой пропагандный отдел, но это пропагандное отделение явилось северо-западным «освагом». Все содержимое листков сводилось к «жидам», что было особенно пикантно наряду с демократическими уверениями. …намерения Нарвского Штаба были… работать не вместе, а одной черной сотней; не поддержать, а смести нас; Нарвский Штаб почти не присылал хлеба; и в деле сманивания дельных военных работников из Псковского района и даже отзыва целых частей он сыграл также скверную роль... … Весьма любопытна была психология русская воина, вчера красного, сегодня белого, назавтра нередко опять красного, потом вновь белого. Некоторые переходили, как гуляли - словно у большевиков была одна деревня, у нас другая. Посмотрит здесь, уйдет туда и снова вернется. Некоторых «артистов» по переходу я спрашивал: - Что за кадриль вы устраиваете на фронте? Определитесь - либо туда, либо сюда. Кто вы такие? - А мы сами не знаем. Бей, говорят, белых! Другие говорят: бей красных! А мы не хотим бить. На что нам. Пускай живут. Домой пробовали уходить - расстреливать начали. Нам бы - в отставку! не трогали бы! Другие переходили, потому что бежали от тяжелой службы, от наказания за провинности, за грабеж. Пока живут у белых, красные части сменятся. Пограбят у белых - бегут к красным. Для большинства - не только солдат - нахождение в красных или белых рядах определялось случайными условиями. Не красное или белое дело привлекало, а потому что мобилизовали те либо другие... Бывало так: валили к белым, ибо прослышали - там, слышь, хлеб, сало, обмундировка и порядок. Разочарованные - равнодушно постреливали по красным, либо вовсе не стреляли... Получалось впечатление, что настоящих бойцов на той и на другой стороне крайне мало. Кучка белых здесь. Кучка коммунистов там. Это и были сознательные, острые, непреклонные бойцы. И оттого, что их было мало, самые бои давали сравнительно мало жертв. Большую часть жертв гражданской войны следует отнести на долю не сражений, а расправ, красного и белого террора и эпидемий. Я близко видел гражданскую войну и мое заключение: народ наш в массе не принял гражданской войны ни от красных, ни от белых и участвовал в ней весьма нехотя. … …штабные правые в Нарве денно и нощно пытались ворваться в Псков, овладеть властью и завести свои порядки: помещиков, губернатора, исправников, стражников и пр. Родзянко совсем подпал под влияние Штаба и влиявшего из Гельсингфорса Юденича и около 6 раз Штаб требовал у Балаховича как-либо арестовать меня и отправить в Нарву... Когда Родзянко посвятил работу военного телеграфа чуть не исключительно моей особе и начал угрожать формально подчиненному ему Балаховичу, Балахович ответил, что на моей стороне стоят эстонские части. Передаю перо генералу Родзянко, который в своей книге пишет: «Тогда я обратился к эстонскому командованию с требованием удаления Иванова из Пскова и прекращения разграбления (?) города эстонскими солдатами; в ответ на это обращение я получил от генерала Лайдонера телеграмму, извещавшую меня, что он слагает с себя главнокомандование русскими войсками. Я ответил ему телеграммой, выразившей мое сожаление по этому поводу и мою готовность служить всегда под его командованием. Я действительно очень сожалел об отказе ген. Лайдонера быть главнокомандующим над русскими войсками». С отходом ген. Лайдонера от активного содействия русскому делу я не мог полагаться, как раньше, на Балаховича, который охладевал больше и больше к той группе, которая непрестанно твердила о законности и представителем которой я был. Но я держался и продолжал усиленно работать, пока Нарвский Штаб не пустился на подлое средство для изгнания неугодного ему порядка из Пскова: он вовсе перестал присылать Псковским отрядам американский хлеб... Я… решил на время уехать... Главный враг, не пускавший реакционеров в Псков, был убран. Однако питание солдат все же не улучшилось. Теперь надо было сокрушить защитников Пскова и заменить своею челядью. Голод и отчаяние стоявших на позициях людей явились причиною начавшихся местами и здесь насилий военных над населением. Вместо хлеба в Псков прибыли губернатор барон Крюденер-Струве, полицейщина и всякие не допускавшиеся мною обломки царского режима, в большинстве воровского склада, и тут вакханалия управления началась вовсю... В жизни Псковского района началась борьба черных начал с белыми. Ямбургские «порядки» были перенесены сюда, и здесь руки правых начали развал и склоку, что естественно закончилось грабежами. Симпатии народа к белым освободителям благодаря тактике черных и здесь, как в Ямбурге и Гдове, постепенно потухли. ... Уехав в Ревель, я возобновил печатную борьбу с черными насильниками, губившими народное белое дело. Родзянко тогда опрометью бросился ко мне, чтобы не попасть под разоблачения в нашей Ревельской газете «Новая Россия» и опять готов был целоваться со мной. Но съездив в Нарву и поглядев тамошние порядки в русском Штабе, я совершенно и навсегда уклонился от контакта с Родзянко... На эстонском горизонте появился ген. Юденич «с помощью», т. е. с деньгами, полученными им от адмирала Колчака. Вводили его союзники, которым он в конце концов сумел, как говорили в его же Штабе, втереть очки. С заносчивостью приехал Юденич на фактически чужую территорию... Приехал не как полководец, нуждающийся в местной помощи, даже не как гость, а как в прежнюю провинцию сановник из Петербурга. Союзники обязаны ввести его в Эстонию, союзников только он и знает, как равных - вот психология, с которою явился Юденич. Он послал сказать ген. Лайдонеру, что прибыл на иностранном миноносце и находится на Ревельском рейде. Ген. Лайдонер приказал ответить, что главнокомандующий эстонской армией находится в Ревеле на Булочной улице в своем штабе. «Сановнику» пришлось ехать на Булочную улицу и ждать в приемной ген. Лайдонера. Ген. Лайдонер отнесся к демонстрации Юденича спокойно, но в эстонскую общественную и правительственную среду, достаточно настроенную против царского генерала, выходка внесла новую ненужную струю раздражения. Правые не умели быть не только умными политиками, но и осторожными гостями. После неудачной пробы в Ревеле с эстонцами Юденич явился в Нарву в русский штаб с большой робостью. Попав в атмосферу открытой ненависти со стороны наличных офицеров, прослышавших о предполагаемой замене их Юденическими офицерами из Англии и Финляндии, он начал с неприсущей ему ласковости. Осмотревшись, он простыми приказами перешел к управлению армией, для чего над штабом фронта и над штабом армии появился еще один штаб - Главнокомандующего. В тех случаях, когда на Юденича особенно наседали, он прикрывался именем адмирала Колчака, которого представлял здесь... Для нас Юденич был всего бумажным представителем Колчака. Мы ясно видели, что при первых крупных успехах Юденич постарается заместить Колчака, т. к. и Колчак для него был слишком левым. …Колчак был той гранью революции, за которой начиналась реставрация... Вслед за Юденичем начали приезжать один за другим разные - часто подозрительные - генералы, полковники, капитаны и просто ловкие полицейские писаря и околоточные (были случаи, когда полицейские канцелярские служители производились в полковники) - все они собрались спасать родину и все устроились в штабах, число которых было доведено до головокружительной цифры. В конце концов три четверти северо-западной армии представляло тыл и только около четверти было на позициях... К августу скопились обильные данные и о стратегических дарованиях наших военных вождей и о стратегических возможностях. Стратегические дарования, погубившие сев.-зап. армию, я имею случай богато иллюстрировать: Выше уже показано мною, что перевод в апреле всех сев.-зап. отрядов с Псковского направления в за-Наровские болота был преступлением. Тем не менее перевод состоялся как «очень полезный». И вот, в средине операции получилось такое положение, о котором красочно передает ген. Родзянко: «План (его, Родзянко) заключался в следующему: отдав Ямбург, перебросить все части армии под Псков, укрепить этот город и привести армию в порядок, после чего расширить занимаемую территорию и подготовиться к вторичному наступлению на Петроград. При этом мною указывалось, что действие на Петроград по кратчайшему расстоянию от Ямбурга не является правильным и вряд ли будет иметь успех, т. к. на этом направлены наша малочисленная и плохо снабженная армия встретится со многими техническими препятствиями… Кроме того, я указывал Главнокомандующему на то, что население в этом направлении не густое, но испорченное соседством столичных фабрик и заводов…» От «талантливых» руководителей сев.-зап. армии противники их удостаивались самых гнусных кличек. Особенно злоупотребляли словом «бандит»... На самом верху шла борьба Главнокомандующего и помощника Главнокомандующего - ген. Юденича и ген. Родзянко. Слово предоставим ген. Родзянко: «Отношения продолжали оставаться по меньшей мере странными; ни в какие свои планы генерал Юденич меня не посвящал; о переговорах своих с представителями Антанты мне не передавал; о том, что делается на других белых фронтах и что так интересовало меня и всю армию, ни генерал, ни его штаб мне никаких сведений не давали. Благодаря этому последнему обстоятельству я был лишен возможности отвечать на вопросы об общем положении, с которыми постоянно обращались ко мне начальники подчиненных мне частей, и в армии создалось впечатление, что с приездом генерала Юденича откровенные и доверчивые отношения между нею и ее командующим, существовавшие до этого времени, прекратились. Вообще ген. Юденич явно избегал политических разговоров со мной и упорно отвечал молчанием на те многочисленные вопросы, с которыми я к нему обращался… После отъезда ген. Юденича в Ревель вышел приказ Главнокомандующего, согласно которому автомобильная часть армии отходила в ведение штаба Главнокомандующего. На этом основании начальник автомобильной части полк. Федотьев начал чинить всевозможные препятствия в пользовании автомобилями, причем пытался подчинить себе даже мои личные два автомобиля. Приказ этот и способ его применения очень рассердили меня и я телеграфировал ген. Юденичу, что раз я не могу в командуемой мной армии распоряжаться даже автомобилями, то прошу уволить меня от командования; полковнику же Федотьеву, заведующему автомобилями, я передал, что если он позволить себе чинить хоть какие-либо препятствия в пользовании автомобилями армии, то я завтра же прикажу его арестовать... Как-то вечером, не помню точно какого числа, вызвал меня к себе ген. Юденич и объявил мне, что он подчиняет мне Сев.-Зап. Армию в составе 1-го корпуса и 1-ой дивизии, 2-ой же корпус ген. Арсеньева выделяет из состава армии и подчиняет его непосредственно себе. Я долго просил Главнокомандующего не делать этого, т. к. считал таковое разделение армии вредным для дела... Пред отъездом я окончательно уговорился с ген. гр. Пален, что в случае нажима противника он, несмотря на непременное желание Главнокомандующего оборонять Ямбург во что бы то ни стало - отойдет на юг и перейдет через реку Лугу. Ген. Юденич, наоборот, настаивал на непременном сохранении моста. Убедившись на месте, что ранее принятое мною решение было совершенно правильное, я приказал полк. Бибикову отходить, не принимая боя... Гражданские лица, которые могли бы принести большую пользу в тылу, надеясь, должно быть, въехать в Петроград после того, как мы исполним всю черную работу, шли к нам неохотно и относились к нам плохо из за ген. Юденича, который отзывался о Корпусе весьма нелестно, называя нас, не знаю на каком основании, шайкой разбойников и авантюристов». Родзянко обзывал бандитами отряды Балаховича, Юденич точно так же - отряды Родзянки. В продолжавших оставаться в тяжелых материальных условиях солдатах и строевых офицерах это положение вызываю и разговоры, и возмущение. В некоторых частях были замечены даже случаи братания с красными... Эти «блестящие» условия борьбы достойно заключались развивавшимся явлением насилий военных над населением, начавшихся в «регулярных» частях Родзянки еще до приезда Юденича и отнимавших у Родзянки право говорить о монополизации этой отрасли гражданской войны отрядами Балаховича: «Полное отсутствие денег заставило многих командиров не стесняться в выборе средств для добывания пропитания, фуража и обмундирования для их отрядов». Эти строки являются признанием самого ген. Родзянки... Опять я забил в набат - на этот раз перед союзниками. К августу в нашем демократическом кругу составилась сильная русско-эстонская военная группа... Благодаря этой группе на нашей, русской демократической стороне, в друзьях оказалось больше половины эстонской армии, готовой идти на большевиков хоть до Москвы, но эстонская группа ни со Штабом Корпуса, ни с Юденичем идти не хотела и требовала самостоятельности Псковского района... был выработан план общего наступления от Пскова на Дно, Новгород и Петроград. Этот план мы представили англичанам. Дипломатическая часть легла на меня и я стал убеждать английских генералов Гофа и Марча, стоявших в главе специально прибывшей английской миссии, приступить к созданию небольшой правительственной ячейки для северо-запада России, подчинить ей Юденича и вообще военных и убрать из Пскова реакционеров... …10 августа я получил приглашение ген. Марча обязательно прибыть к 5 часам пополудни в здание английской военной миссии в Ревеле. Туда же явились и люди, которых я никак не ожидал видеть в ряду не только ответственных руководителей белого дела, но и просто дельных людей. Но судьба смеялась над нами: эти люди попали в министры. Я опускаю 40-минутный безграмотный процесс образования Сев.-Зап. Правительства 10 августа. По случайным признакам был схвачен ряд людей разных направлений, разных настроений и устремлений, частью только что приехавших или местных, но не участвовавших в трудах северо-западной армии. 5 кандидатов даже не видали никогда армии. Двое видели отдельных русских воинов в Ревеле. Из 14 кандидатов только 6 были знакомы с жизнью освобожденной области и 11 не имели никакой связи с армией... Я вступил в это «правительство» под резкой угрозой ген. Марча, действовавшего именем Англии, Франции и Соедин. Шт. Сев. Америки, представители которых сидели тут же, бросить Сев.-Западную армию, если между всеми собранными «лучшими русскими людьми» не состоится соглашения.