Шипов об интервенции на Севере России. Часть II
Из сборника «Октябрьская революция и интервенция на Севере».
С первых же дней эсеровское правительство начало слишком рьяную «рабочую» политику. Первым актом правительства в этой области была безусловная отмена декрета о фабрично-заводском контроле. Этим самым правительство снова отдало не только фабрики и заводы, но и самих рабочих в кабалу заводчиков и фабрикантов. В добавление к этому приказу, совещание союза архангельских лесопромышленников вынесло постановление с предложением прекратить всякие материальные поборы, прямые или косвенные, введенные с предпринимателей в пользу рабочих, например оплату председателей и секретарей завкомов и т. д...
[Читать далее]Буржуазия после переворота стремительно перешла в атаку против рабочих. Рабочие, занимавшие какие-либо выборные должности, выбрасывались с предприятий, профсоюзы выселялись из занимаемых ими помещений. Все это создало тревожное настроение в рабочих кругах. И даже правительство было принуждено посвятить этому вопросу специальное заседание. В прениях был внесен ряд предложений, направленных к устранению этих «нежелательных фактов». Первое предложение состояло в выпуске воззваний... к рабочим с разъяснением программы широких мероприятий по охране труда. Мудрые эсеровские Соломоны решили обратиться с увещеванием к рабочим - жертвам произвола, а не к его виновникам. На том же заседании дальше эсеры показали, что они понимают под представительством интересов рабочих масс. Было принято решение об учреждении особого комитета из представителей охраны труда, предпринимателей и рабочих «для разрешения спорных взаимоотношений работодателей и рабочих». В состав особого комитета входило по 6 представителей от рабочих и предпринимателей, затем по 1 представителю от отделов - торговли и промышленности, финансов и труда. Таким образом, большинство в этом комитете приходилось на долю буржуазии. В результате буржуазия оказалась судьей в своем собственном деле. Единственной мерой правительства, не шедшей против интересов рабочих, было страхование рабочих, но и эта мера была до этого введена еще Советской властью.
Итак, никакой рабочей политики у эсеров не было; вся их политика по охране труда была направлена против интересов рабочих. За время своего пребывания у власти, эсеры не приняли никаких мер к улучшению их положения, если не считать широко раздаваемых обещаний. Такая «политика» не могла остаться без ответа со стороны рабочих. Начинаются забастовки, волнения. Ряд рабочих собраний выносит недоверие правительству. К концу же эсеровского царствования уже весь пролетариат представлял класс… враждебно настроенный к новому правительству. Таким образом, никакой общественной опоры Чайковский не имел.
Все это наводило военщину и торгово-промышленные круги на мысль о необходимости сей «социалистический» фиговый листок сменить на настоящую власть. При помощи ген. Пуля и союзной контрразведки Чаплин и Старцев это и проделали. В ночь на 6 сентября заговорщики арестовали членов правительства и на пароходе отправили в Соловки. 6 сентября появился «приказ командующего русскими действующими сухопутными и морскими силами» Чаплина, § 1-й которого провозглашал: «Верховное управление Северной области объявляется низложенным», а другие §§ назначали на соответствующие посты заядлых монархистов...
Однако монархической шайке Чаплина-Старцева не дано было властвовать формально. Слишком уж большое отвращение они внушали всем... 6 сентября выступил с протестом и призывом к протесту «Совет кооперативов Севера». Рабочие… объявили всеобщую забастовку и провели ее организованно.
Таким образом, фактически установилось безвластие... Опасность положения заставила действовать союзных послов. Френсис (американец), Нуланс (француз), Линдлей (англичанин) и Торрета (итальянец) выступили 7 сентября с обращением «к населению Северной области», в котором заявляли, что они желают снять с себя всякую ответственность за происшедшее. Но… считают себя обязанными принять меры к немедленному освобождению арестованных членов правительства и к их возвращению в Архангельск. Демократическое лицемерие тут проявилось во всей красе: если Френсис, может быть, не знал о подготовке Пулем переворота, то остальные-то знали...
В заявлении нет ни звука о наказании авантюристов; вместо наказания предлагается с ними достигнуть соглашения. Представьте себе, что такой переворот произвели бы большевики и потерпели бы поражение - не такой разговор повели бы союзники.
9 сентября восстановленное у власти Верховное управление обратилось к населению... В заявлении тоже нет ни звука о наказании авантюристов. Если вспомнить, что в это же время тюрьмы были переполнены арестованными по подозрению в сочувствии к большевикам, что союзная контрразведка свирепствовала уже вовсю, будет ясно, почему никто из монархических авантюристов не был наказан и даже говорить об этом не смели.
Члены правительства решили, воспользовавшись суматохой, удрать. Власть передали полковнику Дурову и самораспустились...
С приездом Игнатьева, руководившего подготовкой оккупации в Ленинграде от имени «Союза возрождения», вопрос о власти был снова поставлен. Поручили Чайковскому снова клянчить и обивать пороги иностранных миссий. Последние настаивали на привлечении в правительство местной крупной буржуазии...
Канитель с организацией правительства на этом не кончилась. Она продолжалась в течение всего периода существования белогвардейщины на севере, особенно обострившись к началу 1920 года. Если первое белогвардейское правительство составилось из людей, которые по названию считали себя социалистами, то в последующих правительственных комбинациях не было людей, которые хотя бы даже только назывались социалистами...
Все эти пертурбации и изменения не меняли существа положения. Фактической властью был и остался генерал Пуль и союзная контрразведка...
С октября 1918 гола белогвардейцы… от вербовки добровольцев в белую армию переходят к обязательным призывам определенных возрастов. Все это делается союзниками и в качестве их агент-посредника фигурирует «правительство». Союзники держат все нити в своих руках, но во внутренние дела «не вмешиваются». Деньги, военное снаряжение и припасы, продовольствие в их руках. Они только «уступают просьбам» русских и дают им кое-что из своих богатств. Контрразведка их только «помогает» «правительству» И когда какой-нибудь полковник Дуров во время бунта солдат Архангельского стрелкового полка теряется или не умеет достаточно решительно с ними расправиться, то союзники опять-таки «только приходят на помощь», своими силами расстреливают каждого десятого солдата и восстанавливают порядок.
Беспорядки в Архангельском стрелковом полку показали, как формировались добровольческие белогвардейские полки здесь на Севере. Когда приход союзников оборвал всякую хозяйственную и строительную работу, тысячи людей оказались в безвыходном положении. Заработков не было. В делах правительства Чайковского… хранятся Заявления крестьянских сходов о том, что «жить невмочь, что негде заработать средств на выкуп союзнического пайка».
Этим безвыходным положением трудящихся и пользовались. Поступай добровольцем - будешь сыт и одет и семья получит пособие. Многие вынуждены были на это идти. Но когда их хотели послать на фронт драться против рабочих и крестьян Советской республики, они отказывались. Тогда каждого десятого расстреливали, сажали пачками в тюрьму, отправляли на Мудьюг и т. д... Роль палача во всех случаях играли войска союзников.
Разумеется, что такое хозяйственное положение и такой политический режим весьма благотворно действовал на прояснение умов рабочих и крестьян захваченного белогвардейцами района. Росло недовольство. Пропорционально этому рос террор белогвардейцев… Отношения между населением и белым правительством все больше и больше обострялись...
Крупная стычка произошла в марте 1919 года. Правительство решило ничем не отмечать годовщину Февральской революции. Совет профессиональных союзов и городская дума решили отметить эту годовщину большими торжественными заседаниями. Разрешение властей получили... 12-го марта днем на судоремонтном заводе… состоялось торжественное заседание с участием свыше 1000 человек рабочих. С большими речами выступили Бечин, Цейтлин, Успенский, Наволочный и др., резко критикуя действия белогвардейского правительства, доказывая, что только классовая борьба и Советский строй может улучшить положение рабочих, призывая добиваться прекращения бойни против Советов и т. д. Вечером такое же многолюдное и с такими же резкими речами состоялось заседание городской думы. Все это наделало много шуму. В ближайшие же дни были произведены аресты выступавших с речами и массовые обыски. Настроение у рабочих и частью солдат было такое, что надо идти на восстание. Большевистская подпольная организация особой листовкой предупредила не идти на неподготовленные, неорганизованные выступления.
Белогвардейские власти взялись огнем и мечом уничтожать крамолу. Были произведены массовые обыски и аресты... Началась суровая расправа. Тюрьмы переполнялись. На Мудьюг и Иоканьгу сослали на каторжные работы снова сотни людей, подчас совершенно ни к чему не причастных. Болото за городом (мхи) приютило в эти дни снова несколько десятков трупов расстрелянных революционеров. Белый террор, организованное палачество дошли до высшего напряжения. Не было дня, когда «во имя родины и спасения революции» (фраза Чайковского) несколько революционеров не расстреливалось.
Наряду с расстрелом, каторгой на Иоканьге и т. д., наряду с контрразведкой и т. д. «правительство» выдумало еще одно. Появился приказ Марушевского о высылке в Советскую Россию всех желающих туда выехать. Надо было подать заявление о причинах желания, в частности дать сведения о своих политических взглядах. Сколько несчастных попалось на эту удочку?
Разумеется, что в армии был во всех отношениях установлен порядок дореволюционный, со всеми его атрибутами. Безобразнейшее издевательство творилось над солдатами, не говоря уже о шпионаже среди них, систематических расстрелах за случайно обмолвленное слово и проч. Крестьян донимали повинностями. Крестьянских девушек «обрабатывали» пьяные офицеры. Следы демократической французской «культуры» еще до сих пор у нас сохранились в виде целых деревень, больных сифилисом... Неудивительно, что при первой возможности бунтовали солдаты, а их поддерживали крестьяне (восстание на Обозерской, Онежское восстание летом 1919 года и т. д.).
Держалась белогвардейщина исключительно с помощью иностранных войск, части которых размещались между русскими частями.
Тем временем в Европе политическая обстановка значительно изменилась... Германия была разгромлена. Под предлогом необходимости обороны против Германии уже нельзя было держать войска в России для борьбы с Советской властью. Уставшие от войны народные массы настойчиво требовали мира. Стали заграницу просачиваться сведения о тех действительных событиях, которые развертывались в России. В апреле 1919 г. съезд английских транспортников вынес резкую резолюцию протеста против интервенции, против посылки войск против Советской власти, угрожая забастовкой... Ряд союзов обратились в парламентскую фракцию рабочей партии с требованием созыва общеанглийского съезда профсоюзов для обсуждения вопроса о всеобщей забастовке... Правительству Англии предъявлялись соответствующие запросы.
Началась глухая борьба между сторонниками и противниками интервенции, причем последние постепенно побеждали. Газеты стали сообщать сведения о том, что английское правительство израсходовало на войну с Россией до двух миллиардов рублей, и требовать: «прекратить войну с Россией». Стали сыпаться разоблачения о поведении и действительной роли союзных войск в России. Вернувшийся в Англию из Архангельска подполковник Дж. Шервуд-Келли, например, обратился через «Дайли Геральд» с открытым письмом ко всем, в котором, между прочим, пишет:
«неожиданно для себя, я увидел… что хваленая «лояльная русская армия» в значительной своей части состоит из взятых в плен большевиков, переодетых в английскую военную форму, готовых каждую минуту восстать и представлявших для нас не меньшую опасность, чем открыто сражавшиеся против нас большевистские войска.
Далее я пришел к тому убеждению, что игрушечное правительство, посаженное нами в Архангельске, не пользуется ни доверием, ни симпатией со стороны населения и без поддержки английских штыков не могло бы просуществовать и часа».
Так думал не один полковник Шервуд среди английских офицеров.
В другом номере той же газеты писалось: «мы заставляем взятых в плен большевиков поступать в белую армию и сражаться против большевиков же, явно нарушая этим обычаи войны, и это кончается тем, что они устраивают восстания и убивают офицеров. Нам говорят об убийстве английских офицеров. Да, но их истинный убийца - это наше правительство. Вся эта война на севере России - сплошное убийство, и виновато в нем наше правительство»…
Союзнические солдаты и офицеры видели к себе не особенно любовное отношение населения. Отношение же русских солдат Миллеровской армии к офицерам союзников было прямо враждебное. Американские солдаты, которые были присланы сюда под предлогом охраны американского военного имущества, не хотели драться и, брошенные на боевые действия, весьма отрыто роптали.
«…под двояким давлением - агитации и холодной зимы - союзники начинают разлагаться. Американцы начинают брататься, французы отказываются стрелять, русские солдаты каждый месяц устраивают бунты и восстания, потрясающие белый фронт. Тяга союзнических войск домой усилилась».
В результате этого, к лету 1919 г. встал вопрос об эвакуации союзников из Архангельска. Понятно, что такого рода известие было встречено правительством Зубова-Миллера без особой радости. Сначала пытались добиться отмены эвакуации, а после толковали долго и обсуждали: продолжать ли борьбу или согласиться с предложением союзников и уехать вместе с ними...
Летом было созвано земско-городское совещание, на котором решили борьбу с Советской республикой продолжать. Тогда стали клянчить у союзников оставления военных припасов, обмундирования и т. д... Выклянчили...
Однако союзники не верили в длительность существования белой власти на севере после их ухода. Не верили этому, вероятно, и сами миллеровцы. Поэтому по взаимному соглашению в губернской тюрьме отобрали несколько сот политических заключенных, которых вывезли за границу в качестве заложников в дополнение к тем заложникам, которые были вывезены еще весной 19 года….
Одновременно с усилением военного режима и влиянием монархического офицерства, с сосредоточением всей фактической власти в руках ген. Миллера отношения между правительством и общественными организациями обострялись. Сильнее стали роптать крестьяне на различные бесчинства и неограниченную власть белого офицерства, на неплатеж за различные повинности и т. д... Все чаще и чаще солдаты белой армии целыми пачками стали переходить на сторону Красной армии. В ряде частей Миллеровской армии настроение было такое, что ждали только удобного случая для восстания. Революционно настроенные солдаты и крестьяне сообщали красным обо всем, что творилось в белой армии. Миллеровское командование понимало неустойчивость положения и пыталось его укрепить усилением палочной дисциплины в армии...
«Началом конца владычества белых, пишет А. Ларионов, - послужило восстание 3-го северного полка, лучшего в Миллеровской армии... Вслед за этим начались восстания и в других полках... Белые части или разбегались, или сдавались после первой стычки».
Правительство в панике грузилось на ледоколы. Руководство фронтами было брошено.
18 февраля Миллер со штабом и правительством на ледоколах бежали в Норвегию. 19 февраля в Архангельск вошли части Красной армии. 21 февраля началось восстание в Мурманске. Оно перекинулось в Сороку и, таким образом, к 23 февраля весь Север присоединился к Советской России.
С первых же дней эсеровское правительство начало слишком рьяную «рабочую» политику. Первым актом правительства в этой области была безусловная отмена декрета о фабрично-заводском контроле. Этим самым правительство снова отдало не только фабрики и заводы, но и самих рабочих в кабалу заводчиков и фабрикантов. В добавление к этому приказу, совещание союза архангельских лесопромышленников вынесло постановление с предложением прекратить всякие материальные поборы, прямые или косвенные, введенные с предпринимателей в пользу рабочих, например оплату председателей и секретарей завкомов и т. д...
[Читать далее]Буржуазия после переворота стремительно перешла в атаку против рабочих. Рабочие, занимавшие какие-либо выборные должности, выбрасывались с предприятий, профсоюзы выселялись из занимаемых ими помещений. Все это создало тревожное настроение в рабочих кругах. И даже правительство было принуждено посвятить этому вопросу специальное заседание. В прениях был внесен ряд предложений, направленных к устранению этих «нежелательных фактов». Первое предложение состояло в выпуске воззваний... к рабочим с разъяснением программы широких мероприятий по охране труда. Мудрые эсеровские Соломоны решили обратиться с увещеванием к рабочим - жертвам произвола, а не к его виновникам. На том же заседании дальше эсеры показали, что они понимают под представительством интересов рабочих масс. Было принято решение об учреждении особого комитета из представителей охраны труда, предпринимателей и рабочих «для разрешения спорных взаимоотношений работодателей и рабочих». В состав особого комитета входило по 6 представителей от рабочих и предпринимателей, затем по 1 представителю от отделов - торговли и промышленности, финансов и труда. Таким образом, большинство в этом комитете приходилось на долю буржуазии. В результате буржуазия оказалась судьей в своем собственном деле. Единственной мерой правительства, не шедшей против интересов рабочих, было страхование рабочих, но и эта мера была до этого введена еще Советской властью.
Итак, никакой рабочей политики у эсеров не было; вся их политика по охране труда была направлена против интересов рабочих. За время своего пребывания у власти, эсеры не приняли никаких мер к улучшению их положения, если не считать широко раздаваемых обещаний. Такая «политика» не могла остаться без ответа со стороны рабочих. Начинаются забастовки, волнения. Ряд рабочих собраний выносит недоверие правительству. К концу же эсеровского царствования уже весь пролетариат представлял класс… враждебно настроенный к новому правительству. Таким образом, никакой общественной опоры Чайковский не имел.
Все это наводило военщину и торгово-промышленные круги на мысль о необходимости сей «социалистический» фиговый листок сменить на настоящую власть. При помощи ген. Пуля и союзной контрразведки Чаплин и Старцев это и проделали. В ночь на 6 сентября заговорщики арестовали членов правительства и на пароходе отправили в Соловки. 6 сентября появился «приказ командующего русскими действующими сухопутными и морскими силами» Чаплина, § 1-й которого провозглашал: «Верховное управление Северной области объявляется низложенным», а другие §§ назначали на соответствующие посты заядлых монархистов...
Однако монархической шайке Чаплина-Старцева не дано было властвовать формально. Слишком уж большое отвращение они внушали всем... 6 сентября выступил с протестом и призывом к протесту «Совет кооперативов Севера». Рабочие… объявили всеобщую забастовку и провели ее организованно.
Таким образом, фактически установилось безвластие... Опасность положения заставила действовать союзных послов. Френсис (американец), Нуланс (француз), Линдлей (англичанин) и Торрета (итальянец) выступили 7 сентября с обращением «к населению Северной области», в котором заявляли, что они желают снять с себя всякую ответственность за происшедшее. Но… считают себя обязанными принять меры к немедленному освобождению арестованных членов правительства и к их возвращению в Архангельск. Демократическое лицемерие тут проявилось во всей красе: если Френсис, может быть, не знал о подготовке Пулем переворота, то остальные-то знали...
В заявлении нет ни звука о наказании авантюристов; вместо наказания предлагается с ними достигнуть соглашения. Представьте себе, что такой переворот произвели бы большевики и потерпели бы поражение - не такой разговор повели бы союзники.
9 сентября восстановленное у власти Верховное управление обратилось к населению... В заявлении тоже нет ни звука о наказании авантюристов. Если вспомнить, что в это же время тюрьмы были переполнены арестованными по подозрению в сочувствии к большевикам, что союзная контрразведка свирепствовала уже вовсю, будет ясно, почему никто из монархических авантюристов не был наказан и даже говорить об этом не смели.
Члены правительства решили, воспользовавшись суматохой, удрать. Власть передали полковнику Дурову и самораспустились...
С приездом Игнатьева, руководившего подготовкой оккупации в Ленинграде от имени «Союза возрождения», вопрос о власти был снова поставлен. Поручили Чайковскому снова клянчить и обивать пороги иностранных миссий. Последние настаивали на привлечении в правительство местной крупной буржуазии...
Канитель с организацией правительства на этом не кончилась. Она продолжалась в течение всего периода существования белогвардейщины на севере, особенно обострившись к началу 1920 года. Если первое белогвардейское правительство составилось из людей, которые по названию считали себя социалистами, то в последующих правительственных комбинациях не было людей, которые хотя бы даже только назывались социалистами...
Все эти пертурбации и изменения не меняли существа положения. Фактической властью был и остался генерал Пуль и союзная контрразведка...
С октября 1918 гола белогвардейцы… от вербовки добровольцев в белую армию переходят к обязательным призывам определенных возрастов. Все это делается союзниками и в качестве их агент-посредника фигурирует «правительство». Союзники держат все нити в своих руках, но во внутренние дела «не вмешиваются». Деньги, военное снаряжение и припасы, продовольствие в их руках. Они только «уступают просьбам» русских и дают им кое-что из своих богатств. Контрразведка их только «помогает» «правительству» И когда какой-нибудь полковник Дуров во время бунта солдат Архангельского стрелкового полка теряется или не умеет достаточно решительно с ними расправиться, то союзники опять-таки «только приходят на помощь», своими силами расстреливают каждого десятого солдата и восстанавливают порядок.
Беспорядки в Архангельском стрелковом полку показали, как формировались добровольческие белогвардейские полки здесь на Севере. Когда приход союзников оборвал всякую хозяйственную и строительную работу, тысячи людей оказались в безвыходном положении. Заработков не было. В делах правительства Чайковского… хранятся Заявления крестьянских сходов о том, что «жить невмочь, что негде заработать средств на выкуп союзнического пайка».
Этим безвыходным положением трудящихся и пользовались. Поступай добровольцем - будешь сыт и одет и семья получит пособие. Многие вынуждены были на это идти. Но когда их хотели послать на фронт драться против рабочих и крестьян Советской республики, они отказывались. Тогда каждого десятого расстреливали, сажали пачками в тюрьму, отправляли на Мудьюг и т. д... Роль палача во всех случаях играли войска союзников.
Разумеется, что такое хозяйственное положение и такой политический режим весьма благотворно действовал на прояснение умов рабочих и крестьян захваченного белогвардейцами района. Росло недовольство. Пропорционально этому рос террор белогвардейцев… Отношения между населением и белым правительством все больше и больше обострялись...
Крупная стычка произошла в марте 1919 года. Правительство решило ничем не отмечать годовщину Февральской революции. Совет профессиональных союзов и городская дума решили отметить эту годовщину большими торжественными заседаниями. Разрешение властей получили... 12-го марта днем на судоремонтном заводе… состоялось торжественное заседание с участием свыше 1000 человек рабочих. С большими речами выступили Бечин, Цейтлин, Успенский, Наволочный и др., резко критикуя действия белогвардейского правительства, доказывая, что только классовая борьба и Советский строй может улучшить положение рабочих, призывая добиваться прекращения бойни против Советов и т. д. Вечером такое же многолюдное и с такими же резкими речами состоялось заседание городской думы. Все это наделало много шуму. В ближайшие же дни были произведены аресты выступавших с речами и массовые обыски. Настроение у рабочих и частью солдат было такое, что надо идти на восстание. Большевистская подпольная организация особой листовкой предупредила не идти на неподготовленные, неорганизованные выступления.
Белогвардейские власти взялись огнем и мечом уничтожать крамолу. Были произведены массовые обыски и аресты... Началась суровая расправа. Тюрьмы переполнялись. На Мудьюг и Иоканьгу сослали на каторжные работы снова сотни людей, подчас совершенно ни к чему не причастных. Болото за городом (мхи) приютило в эти дни снова несколько десятков трупов расстрелянных революционеров. Белый террор, организованное палачество дошли до высшего напряжения. Не было дня, когда «во имя родины и спасения революции» (фраза Чайковского) несколько революционеров не расстреливалось.
Наряду с расстрелом, каторгой на Иоканьге и т. д., наряду с контрразведкой и т. д. «правительство» выдумало еще одно. Появился приказ Марушевского о высылке в Советскую Россию всех желающих туда выехать. Надо было подать заявление о причинах желания, в частности дать сведения о своих политических взглядах. Сколько несчастных попалось на эту удочку?
Разумеется, что в армии был во всех отношениях установлен порядок дореволюционный, со всеми его атрибутами. Безобразнейшее издевательство творилось над солдатами, не говоря уже о шпионаже среди них, систематических расстрелах за случайно обмолвленное слово и проч. Крестьян донимали повинностями. Крестьянских девушек «обрабатывали» пьяные офицеры. Следы демократической французской «культуры» еще до сих пор у нас сохранились в виде целых деревень, больных сифилисом... Неудивительно, что при первой возможности бунтовали солдаты, а их поддерживали крестьяне (восстание на Обозерской, Онежское восстание летом 1919 года и т. д.).
Держалась белогвардейщина исключительно с помощью иностранных войск, части которых размещались между русскими частями.
Тем временем в Европе политическая обстановка значительно изменилась... Германия была разгромлена. Под предлогом необходимости обороны против Германии уже нельзя было держать войска в России для борьбы с Советской властью. Уставшие от войны народные массы настойчиво требовали мира. Стали заграницу просачиваться сведения о тех действительных событиях, которые развертывались в России. В апреле 1919 г. съезд английских транспортников вынес резкую резолюцию протеста против интервенции, против посылки войск против Советской власти, угрожая забастовкой... Ряд союзов обратились в парламентскую фракцию рабочей партии с требованием созыва общеанглийского съезда профсоюзов для обсуждения вопроса о всеобщей забастовке... Правительству Англии предъявлялись соответствующие запросы.
Началась глухая борьба между сторонниками и противниками интервенции, причем последние постепенно побеждали. Газеты стали сообщать сведения о том, что английское правительство израсходовало на войну с Россией до двух миллиардов рублей, и требовать: «прекратить войну с Россией». Стали сыпаться разоблачения о поведении и действительной роли союзных войск в России. Вернувшийся в Англию из Архангельска подполковник Дж. Шервуд-Келли, например, обратился через «Дайли Геральд» с открытым письмом ко всем, в котором, между прочим, пишет:
«неожиданно для себя, я увидел… что хваленая «лояльная русская армия» в значительной своей части состоит из взятых в плен большевиков, переодетых в английскую военную форму, готовых каждую минуту восстать и представлявших для нас не меньшую опасность, чем открыто сражавшиеся против нас большевистские войска.
Далее я пришел к тому убеждению, что игрушечное правительство, посаженное нами в Архангельске, не пользуется ни доверием, ни симпатией со стороны населения и без поддержки английских штыков не могло бы просуществовать и часа».
Так думал не один полковник Шервуд среди английских офицеров.
В другом номере той же газеты писалось: «мы заставляем взятых в плен большевиков поступать в белую армию и сражаться против большевиков же, явно нарушая этим обычаи войны, и это кончается тем, что они устраивают восстания и убивают офицеров. Нам говорят об убийстве английских офицеров. Да, но их истинный убийца - это наше правительство. Вся эта война на севере России - сплошное убийство, и виновато в нем наше правительство»…
Союзнические солдаты и офицеры видели к себе не особенно любовное отношение населения. Отношение же русских солдат Миллеровской армии к офицерам союзников было прямо враждебное. Американские солдаты, которые были присланы сюда под предлогом охраны американского военного имущества, не хотели драться и, брошенные на боевые действия, весьма отрыто роптали.
«…под двояким давлением - агитации и холодной зимы - союзники начинают разлагаться. Американцы начинают брататься, французы отказываются стрелять, русские солдаты каждый месяц устраивают бунты и восстания, потрясающие белый фронт. Тяга союзнических войск домой усилилась».
В результате этого, к лету 1919 г. встал вопрос об эвакуации союзников из Архангельска. Понятно, что такого рода известие было встречено правительством Зубова-Миллера без особой радости. Сначала пытались добиться отмены эвакуации, а после толковали долго и обсуждали: продолжать ли борьбу или согласиться с предложением союзников и уехать вместе с ними...
Летом было созвано земско-городское совещание, на котором решили борьбу с Советской республикой продолжать. Тогда стали клянчить у союзников оставления военных припасов, обмундирования и т. д... Выклянчили...
Однако союзники не верили в длительность существования белой власти на севере после их ухода. Не верили этому, вероятно, и сами миллеровцы. Поэтому по взаимному соглашению в губернской тюрьме отобрали несколько сот политических заключенных, которых вывезли за границу в качестве заложников в дополнение к тем заложникам, которые были вывезены еще весной 19 года….
Одновременно с усилением военного режима и влиянием монархического офицерства, с сосредоточением всей фактической власти в руках ген. Миллера отношения между правительством и общественными организациями обострялись. Сильнее стали роптать крестьяне на различные бесчинства и неограниченную власть белого офицерства, на неплатеж за различные повинности и т. д... Все чаще и чаще солдаты белой армии целыми пачками стали переходить на сторону Красной армии. В ряде частей Миллеровской армии настроение было такое, что ждали только удобного случая для восстания. Революционно настроенные солдаты и крестьяне сообщали красным обо всем, что творилось в белой армии. Миллеровское командование понимало неустойчивость положения и пыталось его укрепить усилением палочной дисциплины в армии...
«Началом конца владычества белых, пишет А. Ларионов, - послужило восстание 3-го северного полка, лучшего в Миллеровской армии... Вслед за этим начались восстания и в других полках... Белые части или разбегались, или сдавались после первой стычки».
Правительство в панике грузилось на ледоколы. Руководство фронтами было брошено.
18 февраля Миллер со штабом и правительством на ледоколах бежали в Норвегию. 19 февраля в Архангельск вошли части Красной армии. 21 февраля началось восстание в Мурманске. Оно перекинулось в Сороку и, таким образом, к 23 февраля весь Север присоединился к Советской России.