О Гражданской войне в Бурят-Монголии. Часть II
Из сборника «Борьба за Советы в Бурят-Монголии».
Е. Савельев:
При организации в 1918 г. Советской власти в Прибайкалье кулацкая часть крупнейшего села Бичуры… выступила против Советов.
По возвращении бичурских делегатов с первого областного съезда Советов, происходившего в Чите в апреле 1918 г., кулачество Бичуры под руководством своих вожаков Ащеулова и Павлова развернуло против делегатов бешеную травлю. Кулаки, срывая доклад о работе съезда, набрасывались ка делегатов с криками: «Продажные шкуры, нечего вас слушать!..» и т. п.
[Читать далее]Перед захватом власти белогвардейцами, когда верхнеудинский военный комиссар Пушкин 5 августа 1918 г. объявил мобилизацию семи призывных возрастов из запасных солдат, белобандит Павлов созвал кулацкое собрание, выдвинул на нем ряд ультимативных требований к Советской власти: выслать мобилизуемым на места оружие, обмундирование, обеспечить продовольствием семьи призываемых и т. д. Кулаки во главе с Павловым пытались оттянуть мобилизацию. Когда при власти белых во второй половине августа 1918 г. из Верхнеудинска была получена телеграмма: «Мобилизуйте офицеров, юнкеров и родившихся в 1901, 1902 годах», Павлов уже не стал заниматься «митинговщиной», а в течение 12 часов вручил повестки всем мобилизуемым, требуя безоговорочной явки в белую армию.
Несмотря на усердие Павлова, мобилизуемые под влиянием местной группы большевиков в белую армию итти отказались. По доносу Павлова в сентябре 1918 г. в Бичуру прибыл карательный отряд в 40 человек под командой прапорщика Пальщина.
Первой жертвой его был Т. М. Иванов, которого пороли за службу в Красной Гвардии. После экзекуции начальник карательного отряда отобрал подписки от родителей дезертиров, обязывавшие их немедленно направить своих сыновей в белую армию. Но дезертиры все же не являлись. 15 ноября из Верхнеудинска прибыл второй карательный отряд из 80 человек под командой штабс-капитана Малкова с представителем земства Ксенжепольским. Командованием этого отряда была устроена пьянка за счет родителей дезертиров. Но и этому отряду не удалось собрать дезертиров.
2 марта 1919 г. из Верхнеудинска под командой палача Измайлова прибыл третий карательный отряд численностью в 120 человек...
Из Малого Куналея Измайлов направился в Бичуру, где устроил невиданные до того времени в Забайкалье избиения и бесчинства. Он приказал выставить в течение часа 50 пар подвод, на которых поехал по Бичуре с обысками, заезжая в дома по составленному заранее списку и арестовывая «подозрительных лиц». Используя панику населения, измайловцы занялись грабежом: грозя оружием, они требовали сала, мяса, калачей. Так как большинство мужчин скрывалось от белой мобилизации, то вся тяжесть белогвардейского разгула легла на плечи женщин и детей.
На следующий день, 3 марта, 50 человек арестованных было избито; в зависимости от проступков они получали от 25 до 250 ударов плетьми. Расправлялись, главным образом, с дезертирами-призывниками и их родителями. Из нашей большевистской группы жестоко пострадал Ермолай Логинович Петров. Измайлов велел пороть его до потери сознания. Тов. Петрова буквально изрезали плетьми. Не удовлетворившись избиением, палачи реквизировали у него двух лошадей.
Получив донесение, что на реке Буй сгруппировались красные… Измайлов возвратился в Верхнеудинск, устраивая аналогичные экзекуции в окрестных селах.
13 августа из Окино-Ключей было получено сообщение, что туда вступил четвертый карательный отряд в составе 85 человек. Этот отряд был сформирован в Урге… из самых озверелых сбежавших в 1918 г. из РСФСР белобандитов под названием «ургинский карательный отряд».
Вечером 14 августа ургинский отряд под командой Макаренко вступил в Бичуру.
Бандита Макаренко встретил верный слуга белых кулак (председатель волостного земства) Павлов, которому было приказано в течение двух часов выставить для отряда 50 пар подвод. Получив подводы, отряд устроил ночную облаву. Однако охватить все проезды и проходы из Бичуры, растянувшейся на 12 километров, отряду не удалось, и так называемые «подозрительные» за ночь скрылись. Всю эту ночь белые производили по доносам повальные обыски.
Рано утром ко мне на квартиру с обыском явились три офицера. Не застав меня дома, бандиты выпороли жену, у которой был на руках четырехмесячный ребенок. От нервного потрясения мать лишилась молока, а ребенок вскоре умер.
Зайдя после этого к М. П. Ткачеву, бандиты разложили его на скамейке; один сел ему на голову, второй - на ноги, а третий порол жертву до потери сознания плетью с оцинкованным наконечником. Подобную же экзекуцию учинили над И. Е. Петровым. Уходя из Бичуры, они захватили с собой тт. Ткачева и Петрова и в течение пяти суток истязали и били их, посыпая раны солью. На просьбы родных об освобождении их каратель Макаренко потребовал контрибуцию по 2 тысячи рублей и по лучшей лошади от каждого. Родители Ткачева, распродав пожитки и свои и родственников, внесли 2 тысячи рублей и отдали лучшую лошадь. Ткачева освободили. Но Иван Петров был бедняком и выручить его было нечем, и потому 20 августа 1919 г. без суда и следствия он был расстрелян...
К 12 часам дня 15 августа Макаренко приказал собрать сход. Собравшимся крестьянам он зачитал свой приказ, содержавший ультимативное требование к родителям дезертиров: в двухчасовой срок доставить ему своих сыновей.
До собрания во дворе, неподалеку от собравшего схода, Макаренко приготовил взвод солдат, вооруженных винтовками и пулеметом. Один из «смельчаков» обратился к Макаренко: «Нельзя ли, ваше высокоблагородие, отсрочить явку сыновей до завтра?» Заорав: «Молчать, мужицкая морда!» - Макаренко скомандовал: «В ружье! Огонь!» - и взвод открыл стрельбу из винтовок и пулеметов...
И. Ковалев-Карпов:
При занятии милицейского участка там нашли трупы двух арестованных, которые были убиты шомполами и железными прутьями. Погибшие товарищи были арестованы белыми по подозрению в убийстве милиционера Красикова, который был главным палачом в застенке мухор-шибирской милиции...
Возле села Харауза с японцами произошло сражение... Второй бой был возле села Хара-Шибирь... 52 дома, половину всего села, японцы сожгли.
Ф. Чебунин и К. Ивайловский:
В августе 1918 г. после отступления Красной Гвардии с прибайкальского фронта чехословацкие и белогвардейские банды захватили власть в Прибайкалье. Беспощадный террор атамана Семенова, преследование красногвардейцев и сочувствующих Советской власти, произвол, порки, расстрелы вызвали глухой ропот среди рабочего класса и трудящегося крестьянства...
Из Верхнеудинска для усмирения восставших выступил карательный отряд под командой офицера Жирнова. Впереди отряда ехали два милиционера, которые и были схвачены нашей заставой... У милиционеров при обыске были обнаружены документы и списки лиц, подлежащих аресту и расстрелу. Из допроса арестованных выяснилось, что 23 декабря 1919 г. из Верхнеудинска вышел вооруженный отряд белогвардейцев… под командой Жирнова.
Для борьбы с этим отрядом было дано распоряжение занять и укрепить позиции….
…противник был разбит. Часть отряда была взята в плен; командир его, каратель Жирнов, залез в подполье дома одного крестьянина, где был найден и взят живым.
При допросе и обыске у Жирнова были обнаружены документы... Жирнов имел задание уничтожить революционные села и их руководителей вместе с семьями...
Банды Семенова, почувствовав силу партизанского движения и опасаясь за свое существование, 31 декабря выслали из Верхнеудинска второй карательный отряд. Это была так называемая «дикая дивизия» под командой генерала Левицкого в составе 400 человек пехоты и 100 конных монгол-чахар, с двумя орудиями и несколькими пулеметами... По пути каратели грабили мирных жителей, совершали бесчинства и насилия над женщинами.
…10 января из Верхнеудинска с орудиями и пулеметами снова выступила «дикая дивизия» под командой генерала Левицкого, пополненная карательным отрядом есаула Измайлова...
«Дикая дивизия» по пути следования зверски расправлялась с мирными жителями. Она частью сожгла, частью разбила снарядами село Мухино. В Бабкине после боя белые банды захватили в плен 12 партизан, после жестоких пыток полумертвых их стащили в кузницу и сожгли. В Ключах они расстреляли члена ревштаба Василия Китаева, уничтожили его усадьбу и сожгли его старушку мать.
П. Аносов:
Со мной поехал председатель нашего трибунала В. Савельев...
Вот и центр нашего фронта... Предупредив начальника сторожевой охраны, что на станции Илька японцы, мы заехали в дом моего спутника. В селе Новая Брянь жили староверы-беспоповцы… которые тогда были в большинстве религиозны, соблюдали посты и обряды по «старой вере». В это время был «великий пост».
Когда мы ездили по фронту, мой спутник везде ел то, что и я, - а кормили нас хорошо - салом, маслом, яйцами. Заехали и к нему в дом. Передо мной поставили на стол жареное сало, а ему подали капусту. Но как бы невзначай он полез мимо капусты в мою сковородку. Его отец, благообразный старик лет 65, увидев такую вольность, рявкнул на всю избу: «Васька, ты что?» Мой председатель ревтрибунала отдернул руку от сковородки, перекрестился широким старообрядческим крестом и, сокрушенно поглядывая на сало, сказал:
«Господи, прости мое великое согрешение, чуть-чуть не оскоромился. Это я с вами, т. Аносов, заговорился».
Подавив смех, я молчал, потому что два часа тому назад на Ильке да и раньше по другим селам Василий уписывал скоромное «за милую душу» и не вспоминал ни разу про бога. Следует отметить, что свои трибунальские обязанности он выполнял прекрасно.
...
По линии… шли чешские эшелоны. Около каждого эшелона - базар, распродают награбленное: юбки, ленты, швейные машины, - чем-чем только они не торговали!..
16 февраля при проверке поезда мы обнаружили 14 рядовых каппелевцев и двух офицеров. Несколько вагонов было с больными и обмороженными. За отсутствием у нас лазарета я приказал больных и обмороженных отпустить, отобрав у них оружие...
23 февраля на станцию Заиграево прибыл японский бронепоезд. В задачу его входило оказать помощь подходившим сюда каппелевцам. Японцы предъявили нам ультиматум - выдать арестованного купца Заиграева. Мы отказали, сославшись на договоренность с генералом Огата; они погрозили, но ушли. Вскоре бронепоезд вернулся обратно. Подъезжая к станции, он дал несколько выстрелов из орудий, начал бить из пулемета, высадил пехоту и занял станцию...
Вслед за японцами показалась длинная лента каппелевских обозов. Каппелевцы заняли Заиграево. На улицах зажглись костры. Белые начали ловить кур, поросят, т. е. началась обычная картина каппелевского нашествия.
Г. Петров:
В августе 1918 г… к Троицкосавску стал подходить отряд, состоявший из бывших военнопленных. Штаб этого отряда главным образом состоял из бывших офицеров. Командиром отряда был эсер Лавров.
Для Троицкосавского совета поведение командования этого отряда, затеявшего переговоры с русскими белогвардейцами и с командованием китайских интервентских войск, находившимися в то время в монгольском городе Маймачене, было подозрительным. Результаты переговоров привели отряд к гибели. Троицкосавская партийная большевистская организация и Совет приняли все меры к предотвращению этого подлого предательства. Советом была арестована делегация Лаврова, направлявшаяся в Маймачен для переговоров с китайским командованием и белогвардейцами.
Одновременно «дедушке» Каландарашвили было поручено повести переговоры с Лавровым о прекращении его связей с белыми и об оказании объединенными силами наступавшим белогвардейцам и чехословакам решительного сопротивления. Вместо принятия этих предложений Лавров арестовал т. Каландарашвили и только после угрозы со стороны Совета освободил его.
Подлое предательство эсера Лаврова и штаба его отряда помешало красным отрядам оказать вооруженное сопротивление наступавшим на Троицкосавск белогвардейцам, затруднило планомерную эвакуацию из Троицкосавска советских организаций и более организованное отступление красных войск. В результате лавровцы и местные белогвардейцы арестовали большинство членов Троицкосавского совета большевиков. Это привело к разоружению и аресту бойцов этого же отряда, многие из которых были расстреляны белыми...
Под утро 28 августа 1918 г. по настоянию командира Красной Гвардии Петра Горяинова началась эвакуация из Троицкосавска Совета и революционного штаба.
Все пути к отступлению были отрезаны. Многие члены Совета и революционного штаба… при выходе из города были схвачены и расстреляны.
Из Маймачена вернулась троицкосавская буржуазия, которая вместе с эсерами и меньшевиками организовала из своей среды городскую власть и комиссию по аресту советских деятелей и большевиков. Члены этой комиссии в сопровождении вооруженных лавровцев производили аресты большевиков и всех сочувствующих им...
30 августа часов в 12 дня с колокольни собора загудели колокола. Это православные попы возвещали своей «братии» о приближении тех долгожданных гостей, которые должны будут жестоко расправиться с ненавистными им большевиками.
С Большой улицы слышался стук: это с советских учреждений сбивали вывески.
К вечеру того же дня к гауптвахте подошел новый отряд белогвардейцев. У лавровского караула было немедленно отобрано оружие, затем их раздели и пустили в ход нагайки. Так закончилась предательская роль лавровцев, которую они сыграли в Троицкосавске.
Преданные эсером Лавровым 35 человек членов Троицкосавского совета были белогвардейцами арестованы и только 10 из них избежали смерти, так как были вырваны из рук палачей красными. Из 40 человек членов Совета расстреляно было 12 человек, замучено 3, пропало без вести 2, умерло в тюрьме 3, поймано и убито 4 человека, застрелился при аресте один...
Утром 12 сентября 1918 г. под усиленным конвоем тт. Масков, Назимов, Жданов, Арсентьев и Еремеев были доставлены в семеновский военно-полевой суд. Решение суда было известно заранее, эти имена давно уже в Маймачене были занесены на доску смерти...
В освещенном особняке купца Швецова был в это время бал, звенели бокалы, ножи, тарелки, шпоры - контрреволюция торжествовала.
Около трех часов утра пьяная компания офицеров-«ургинцев» вместе с сыном Швецова Алексеем изъявила желание «поразвлечься» и прямо с бала выехала на автомобиле в казармы, где содержались приговоренные...
13 сентября 1918 г., в четыре часа утра, погибло от рук белобандитов пять большевиков, беззаветно преданных делу Великой Октябрьской Социалистической революции.
Обрызганные невинной кровью представителей трудового народа, палачи-офицеры спешили закончить у купца попойку, чтобы наметить на завтра новые жертвы.
На восходе солнца конвойные принесли на штыках окровавленную одежду и бросили ее в камеру.
День, начатый расстрелами, закончился порками; заключенных вывозили в так называемую «пулеметную» и там пороли. Некоторые товарищи оттуда не возвращались... Взамен их приводили «новичков», в числе которых было много красногвардейцев и с ними начальник штаба Соснин, которого после истязания доставили в «суд» на носилках. На все вопросы в суде он отвечал: «Судите, как хотите, я смерти не боюсь». Приговорили к расстрелу, но вследствие ужасных пыток и избиений он умер до приведения приговора в исполнение...
С привезенными в «поездах смерти» в семеновской тюрьме от рук белобандитов погибло свыше 1 500 человек...
Во время господства белогвардейщины в Прибайкалье пытки, порки и расстрелы трудящихся стали обыкновенным явлением. Трудящиеся увидели, чего следует им ожидать от власти буржуазии, попов, кулаков, нойонов и лам при смычке с карателями, при предательстве эсеро-меньшевиков и буржуазных националистов. Эта практическая политграмота способствовала развитию партизанского движения...
Одним из кошмарных эпизодов в период борьбы с белогвардейщиной явилась «ликвидация» троицкосавской тюрьмы, в которой содержались политзаключенные, прибывшие в «поездах смерти» из эвакуированных белыми тюрем Урала, Сибири и других мест...
В порыве бессильной злобы против несокрушимых сил революции начальник штаба Читинского военного округа семеновский полковник Зубковский отдал приказ «ликвидировать» политзаключенных в Троицкосавской тюрьме...
Свыше тысячи жизней лучших бойцов за дело Великой Октябрьской Социалистической революции зависело от этого палача-садиста Соломахи, который со свойственной белобандитскому офицерству звериной злобой набросился на свои жертвы. Невозможно описать все ужасы этой дикой расправы с беззащитными политзаключенными. Этот кокаинист изощрялся в изобретении всевозможных способов пыток и истязаний. По жестокости он старался превзойти все существовавшие и известные в истории средневековья и испанской инквизиции формы пыток и казней.
Соломаха начал выполнять приказ Зубковского о «ликвидации» заключенных через бутафорский военно-полевой «суд». Для этой цели начальник тюрьмы Котляренко с Пашкевичем отобрали 19 человек, «по внешнему виду похожих на головку». Других возможностей установить степень виновности у них не было, потому что следственных дел не имелось и неизвестно было, кто за что содержится. На «суд» доставили только 17 человек, а двоих замучили раньше.
«Суд» продолжался недолго. Председатель «суда» Соломаха, указав на портрет бывшего русского царя Николая кровавого, сказал: «Не мы судим, а он», и объявил, что все представленные 17 человек «приговорены к расстрелу».
Расстреливать, однако, не стали, потому что семеновские офицеры решили поупражняться в рубке. Палачи рубили свои жертвы в подвальном помещении столовой; рубили в зависимости от настроения - кого умерщвляли сразу, а «практику по рубке» производили уже на трупах, но больше всего «рубаки» практиковались над живыми и полуживыми жертвами. Эти истязания были настолько ужасны, что после взятия города красными граждане, отыскивавшие среди погибших своих близких, не могли узнать их, так как трупы были изуродованы.
Вслед за этой партией перед тем же «судом» предстало еще пять политзаключенных. В числе этих пяти была Ида Охмянская...
На предложение одного из белых, полковника Львова, Иде Охмянской, жене политического заключенного в троицкосавской семеновской тюрьме, бросить своего мужа, потому что он большевик, она, не боясь смерти, прямо ответила семеновскому палачу, что в лице своего мужа, которого они уже приговорили к смерти, ей дорог не только муж, но прежде всего борец-коммунист. После этого ее арестовали и зверски замучили...
Дальнейшее уничтожение политзаключенных пошло еще более ускоренным темпом. Приказ белогвардейского полковника Львова, по которому Соломахе было предоставлено право распоряжаться жизнью заключенных, неукоснительно выполнялся.
Вот что рассказывают очевидцы, находившиеся в то время в этой тюрьме, пережившие все ужасы кошмара, но случайно спасшиеся от смерти товарищи...
Соломаха не захотел дальше разыгрывать комедию «суда», а начал попросту уничтожать заключенных. Одних он направлял в описанный выше подвал, где семеновские «рубаки» практиковались над обезоруженными людьми... Других после истязаний и пыток при помощи специальных приспособлений отводили в Сосновый бор, откуда не было возврата. Были и другие способы белогвардейского «развлечения»: в камеру заключенных врывалась ватага пьяных офицеров и казаков. Одни выстраивали заключенных и били их с таким расчетом, чтобы от удара кулаком жертва, не устоявшая на ногах, повалилась, а от другого удара становилась на место. Все это производилось при взрывах пьяного хохота палачей. Другие в застенках под руководством садиста начальника Ургинского отряда офицера Тэкстера производили пытки. Третьи насиловали женщин.
После этого измученных и изуродованных людей выводили за казармы в Сосновый бор, ставили в шеренгу, два раза давали залп, а после этого «прощупывали» штыками. В заключение прапорщик Китаев на лошади галопом скакал по трупам.
Лес, подвалы, сараи, рвы и колодцы, находившиеся вблизи тюрьмы, заполнялись трупами.
Офицер Никитин, расправляясь со своими жертвами, соблюдал все правила строевой дисциплины; он объявлял заключенным, чтобы они выходили из камер со всеми своими вещами. На дворе намеченные «в расход», с мешками в руках, по команде выстраивались и отводились «на песок». Раздавался окрик: «Команда стой!» «На месте!» «К бою готовься!» Затем командовал конвою: «Первый взвод, шашки вон!», «Второй, ружья к бою... Шашками по головам, штыками по животам. Начинай!» ...И начиналась страшная картина боевых упражнений шашками и штыками по головам, животам, по чему придется.
Практические упражнения белогвардейских «рубак» и «практикантов» закончились; в тюрьме не осталось ни одного живого человека. Но в тифозном бараке тюремной больницы оставалось еще много жертв. Перед палачами встала задача, как истребить больных: выводить их в лес связано с неудобствами - слишком много возни. Тогда эти звери предложили медицинскому персоналу отравить больных ядом.
Способ оказался неудачным. Начальнику тюрьмы в аптеках вместо цианистого калия отпустили другой медикамент, который к смертельным исходам не приводил. Действие этого медикамента выражалось в страшных и долгих муках от резкой боли в животе.
Палачи, убедившись в невозможности отравления больных, решили использовать свой уже испытанный способ «шашкой по головам» и «штыком по животам».
Вот что показали на следствии после взятия Троицкосавска красными двое случайно спасшихся больных и двое очевидцев фельдшеров:
«Ночью, когда некоторые заключенные уже спали, в больницу ворвались пьяные казаки и надзиратели тюрьмы во главе со старшим надзирателем Федоровым и пустили в ход шашки, револьверы и штыки. Ужасы этой страшной картины трудно описать. Тяжелораненые, истекая кровью, со страшными криками и стонами ползли по полу. Некоторые подползали к двери, но здесь их добивали стоявшие надзиратели. Многие прятали свои раненые головы под койки, под трупы своих товарищей. Многие старались защищаться голыми руками, но не могли устоять против шашек и штыков...»
Так было истреблено в Троицкосавской семеновской тюрьме около 1 500 человек. Спасшихся, но изуродованных было всего около десяти человек.
Долго еще после этой массовой чудовищной расправы в лесу, начиная от самых казарм, в оврагах, под соснами, лежали застывшие, неубранные белобандитами трупы. Их лица выражали ужас и мучение. На снегу были еще видны следы, это изрубленные жертвы ползали при 40-градусном морозе, истекая кровью, ища спасения, и, наконец, свернувшись в клубочек, умирали где-нибудь под деревом. Их изрубленные руки доказывали, что истязуемые пытались сопротивляться палачам.
Потом партизаны хоронили своих соратников, очищали от трупов колодцы, извлекали их из оврагов, каменоломен, подвалов, конюшен, собирали по лесу и сопкам; трупы валялись даже в полковой церкви, где также был застенок.
Обезображенность трупов была настолько потрясающей, что многие граждане, присутствующие на похоронах, падали без сознания, а партизаны крепче сжимали оружие.
Е. Савельев:
При организации в 1918 г. Советской власти в Прибайкалье кулацкая часть крупнейшего села Бичуры… выступила против Советов.
По возвращении бичурских делегатов с первого областного съезда Советов, происходившего в Чите в апреле 1918 г., кулачество Бичуры под руководством своих вожаков Ащеулова и Павлова развернуло против делегатов бешеную травлю. Кулаки, срывая доклад о работе съезда, набрасывались ка делегатов с криками: «Продажные шкуры, нечего вас слушать!..» и т. п.
[Читать далее]Перед захватом власти белогвардейцами, когда верхнеудинский военный комиссар Пушкин 5 августа 1918 г. объявил мобилизацию семи призывных возрастов из запасных солдат, белобандит Павлов созвал кулацкое собрание, выдвинул на нем ряд ультимативных требований к Советской власти: выслать мобилизуемым на места оружие, обмундирование, обеспечить продовольствием семьи призываемых и т. д. Кулаки во главе с Павловым пытались оттянуть мобилизацию. Когда при власти белых во второй половине августа 1918 г. из Верхнеудинска была получена телеграмма: «Мобилизуйте офицеров, юнкеров и родившихся в 1901, 1902 годах», Павлов уже не стал заниматься «митинговщиной», а в течение 12 часов вручил повестки всем мобилизуемым, требуя безоговорочной явки в белую армию.
Несмотря на усердие Павлова, мобилизуемые под влиянием местной группы большевиков в белую армию итти отказались. По доносу Павлова в сентябре 1918 г. в Бичуру прибыл карательный отряд в 40 человек под командой прапорщика Пальщина.
Первой жертвой его был Т. М. Иванов, которого пороли за службу в Красной Гвардии. После экзекуции начальник карательного отряда отобрал подписки от родителей дезертиров, обязывавшие их немедленно направить своих сыновей в белую армию. Но дезертиры все же не являлись. 15 ноября из Верхнеудинска прибыл второй карательный отряд из 80 человек под командой штабс-капитана Малкова с представителем земства Ксенжепольским. Командованием этого отряда была устроена пьянка за счет родителей дезертиров. Но и этому отряду не удалось собрать дезертиров.
2 марта 1919 г. из Верхнеудинска под командой палача Измайлова прибыл третий карательный отряд численностью в 120 человек...
Из Малого Куналея Измайлов направился в Бичуру, где устроил невиданные до того времени в Забайкалье избиения и бесчинства. Он приказал выставить в течение часа 50 пар подвод, на которых поехал по Бичуре с обысками, заезжая в дома по составленному заранее списку и арестовывая «подозрительных лиц». Используя панику населения, измайловцы занялись грабежом: грозя оружием, они требовали сала, мяса, калачей. Так как большинство мужчин скрывалось от белой мобилизации, то вся тяжесть белогвардейского разгула легла на плечи женщин и детей.
На следующий день, 3 марта, 50 человек арестованных было избито; в зависимости от проступков они получали от 25 до 250 ударов плетьми. Расправлялись, главным образом, с дезертирами-призывниками и их родителями. Из нашей большевистской группы жестоко пострадал Ермолай Логинович Петров. Измайлов велел пороть его до потери сознания. Тов. Петрова буквально изрезали плетьми. Не удовлетворившись избиением, палачи реквизировали у него двух лошадей.
Получив донесение, что на реке Буй сгруппировались красные… Измайлов возвратился в Верхнеудинск, устраивая аналогичные экзекуции в окрестных селах.
13 августа из Окино-Ключей было получено сообщение, что туда вступил четвертый карательный отряд в составе 85 человек. Этот отряд был сформирован в Урге… из самых озверелых сбежавших в 1918 г. из РСФСР белобандитов под названием «ургинский карательный отряд».
Вечером 14 августа ургинский отряд под командой Макаренко вступил в Бичуру.
Бандита Макаренко встретил верный слуга белых кулак (председатель волостного земства) Павлов, которому было приказано в течение двух часов выставить для отряда 50 пар подвод. Получив подводы, отряд устроил ночную облаву. Однако охватить все проезды и проходы из Бичуры, растянувшейся на 12 километров, отряду не удалось, и так называемые «подозрительные» за ночь скрылись. Всю эту ночь белые производили по доносам повальные обыски.
Рано утром ко мне на квартиру с обыском явились три офицера. Не застав меня дома, бандиты выпороли жену, у которой был на руках четырехмесячный ребенок. От нервного потрясения мать лишилась молока, а ребенок вскоре умер.
Зайдя после этого к М. П. Ткачеву, бандиты разложили его на скамейке; один сел ему на голову, второй - на ноги, а третий порол жертву до потери сознания плетью с оцинкованным наконечником. Подобную же экзекуцию учинили над И. Е. Петровым. Уходя из Бичуры, они захватили с собой тт. Ткачева и Петрова и в течение пяти суток истязали и били их, посыпая раны солью. На просьбы родных об освобождении их каратель Макаренко потребовал контрибуцию по 2 тысячи рублей и по лучшей лошади от каждого. Родители Ткачева, распродав пожитки и свои и родственников, внесли 2 тысячи рублей и отдали лучшую лошадь. Ткачева освободили. Но Иван Петров был бедняком и выручить его было нечем, и потому 20 августа 1919 г. без суда и следствия он был расстрелян...
К 12 часам дня 15 августа Макаренко приказал собрать сход. Собравшимся крестьянам он зачитал свой приказ, содержавший ультимативное требование к родителям дезертиров: в двухчасовой срок доставить ему своих сыновей.
До собрания во дворе, неподалеку от собравшего схода, Макаренко приготовил взвод солдат, вооруженных винтовками и пулеметом. Один из «смельчаков» обратился к Макаренко: «Нельзя ли, ваше высокоблагородие, отсрочить явку сыновей до завтра?» Заорав: «Молчать, мужицкая морда!» - Макаренко скомандовал: «В ружье! Огонь!» - и взвод открыл стрельбу из винтовок и пулеметов...
И. Ковалев-Карпов:
При занятии милицейского участка там нашли трупы двух арестованных, которые были убиты шомполами и железными прутьями. Погибшие товарищи были арестованы белыми по подозрению в убийстве милиционера Красикова, который был главным палачом в застенке мухор-шибирской милиции...
Возле села Харауза с японцами произошло сражение... Второй бой был возле села Хара-Шибирь... 52 дома, половину всего села, японцы сожгли.
Ф. Чебунин и К. Ивайловский:
В августе 1918 г. после отступления Красной Гвардии с прибайкальского фронта чехословацкие и белогвардейские банды захватили власть в Прибайкалье. Беспощадный террор атамана Семенова, преследование красногвардейцев и сочувствующих Советской власти, произвол, порки, расстрелы вызвали глухой ропот среди рабочего класса и трудящегося крестьянства...
Из Верхнеудинска для усмирения восставших выступил карательный отряд под командой офицера Жирнова. Впереди отряда ехали два милиционера, которые и были схвачены нашей заставой... У милиционеров при обыске были обнаружены документы и списки лиц, подлежащих аресту и расстрелу. Из допроса арестованных выяснилось, что 23 декабря 1919 г. из Верхнеудинска вышел вооруженный отряд белогвардейцев… под командой Жирнова.
Для борьбы с этим отрядом было дано распоряжение занять и укрепить позиции….
…противник был разбит. Часть отряда была взята в плен; командир его, каратель Жирнов, залез в подполье дома одного крестьянина, где был найден и взят живым.
При допросе и обыске у Жирнова были обнаружены документы... Жирнов имел задание уничтожить революционные села и их руководителей вместе с семьями...
Банды Семенова, почувствовав силу партизанского движения и опасаясь за свое существование, 31 декабря выслали из Верхнеудинска второй карательный отряд. Это была так называемая «дикая дивизия» под командой генерала Левицкого в составе 400 человек пехоты и 100 конных монгол-чахар, с двумя орудиями и несколькими пулеметами... По пути каратели грабили мирных жителей, совершали бесчинства и насилия над женщинами.
…10 января из Верхнеудинска с орудиями и пулеметами снова выступила «дикая дивизия» под командой генерала Левицкого, пополненная карательным отрядом есаула Измайлова...
«Дикая дивизия» по пути следования зверски расправлялась с мирными жителями. Она частью сожгла, частью разбила снарядами село Мухино. В Бабкине после боя белые банды захватили в плен 12 партизан, после жестоких пыток полумертвых их стащили в кузницу и сожгли. В Ключах они расстреляли члена ревштаба Василия Китаева, уничтожили его усадьбу и сожгли его старушку мать.
П. Аносов:
Со мной поехал председатель нашего трибунала В. Савельев...
Вот и центр нашего фронта... Предупредив начальника сторожевой охраны, что на станции Илька японцы, мы заехали в дом моего спутника. В селе Новая Брянь жили староверы-беспоповцы… которые тогда были в большинстве религиозны, соблюдали посты и обряды по «старой вере». В это время был «великий пост».
Когда мы ездили по фронту, мой спутник везде ел то, что и я, - а кормили нас хорошо - салом, маслом, яйцами. Заехали и к нему в дом. Передо мной поставили на стол жареное сало, а ему подали капусту. Но как бы невзначай он полез мимо капусты в мою сковородку. Его отец, благообразный старик лет 65, увидев такую вольность, рявкнул на всю избу: «Васька, ты что?» Мой председатель ревтрибунала отдернул руку от сковородки, перекрестился широким старообрядческим крестом и, сокрушенно поглядывая на сало, сказал:
«Господи, прости мое великое согрешение, чуть-чуть не оскоромился. Это я с вами, т. Аносов, заговорился».
Подавив смех, я молчал, потому что два часа тому назад на Ильке да и раньше по другим селам Василий уписывал скоромное «за милую душу» и не вспоминал ни разу про бога. Следует отметить, что свои трибунальские обязанности он выполнял прекрасно.
...
По линии… шли чешские эшелоны. Около каждого эшелона - базар, распродают награбленное: юбки, ленты, швейные машины, - чем-чем только они не торговали!..
16 февраля при проверке поезда мы обнаружили 14 рядовых каппелевцев и двух офицеров. Несколько вагонов было с больными и обмороженными. За отсутствием у нас лазарета я приказал больных и обмороженных отпустить, отобрав у них оружие...
23 февраля на станцию Заиграево прибыл японский бронепоезд. В задачу его входило оказать помощь подходившим сюда каппелевцам. Японцы предъявили нам ультиматум - выдать арестованного купца Заиграева. Мы отказали, сославшись на договоренность с генералом Огата; они погрозили, но ушли. Вскоре бронепоезд вернулся обратно. Подъезжая к станции, он дал несколько выстрелов из орудий, начал бить из пулемета, высадил пехоту и занял станцию...
Вслед за японцами показалась длинная лента каппелевских обозов. Каппелевцы заняли Заиграево. На улицах зажглись костры. Белые начали ловить кур, поросят, т. е. началась обычная картина каппелевского нашествия.
Г. Петров:
В августе 1918 г… к Троицкосавску стал подходить отряд, состоявший из бывших военнопленных. Штаб этого отряда главным образом состоял из бывших офицеров. Командиром отряда был эсер Лавров.
Для Троицкосавского совета поведение командования этого отряда, затеявшего переговоры с русскими белогвардейцами и с командованием китайских интервентских войск, находившимися в то время в монгольском городе Маймачене, было подозрительным. Результаты переговоров привели отряд к гибели. Троицкосавская партийная большевистская организация и Совет приняли все меры к предотвращению этого подлого предательства. Советом была арестована делегация Лаврова, направлявшаяся в Маймачен для переговоров с китайским командованием и белогвардейцами.
Одновременно «дедушке» Каландарашвили было поручено повести переговоры с Лавровым о прекращении его связей с белыми и об оказании объединенными силами наступавшим белогвардейцам и чехословакам решительного сопротивления. Вместо принятия этих предложений Лавров арестовал т. Каландарашвили и только после угрозы со стороны Совета освободил его.
Подлое предательство эсера Лаврова и штаба его отряда помешало красным отрядам оказать вооруженное сопротивление наступавшим на Троицкосавск белогвардейцам, затруднило планомерную эвакуацию из Троицкосавска советских организаций и более организованное отступление красных войск. В результате лавровцы и местные белогвардейцы арестовали большинство членов Троицкосавского совета большевиков. Это привело к разоружению и аресту бойцов этого же отряда, многие из которых были расстреляны белыми...
Под утро 28 августа 1918 г. по настоянию командира Красной Гвардии Петра Горяинова началась эвакуация из Троицкосавска Совета и революционного штаба.
Все пути к отступлению были отрезаны. Многие члены Совета и революционного штаба… при выходе из города были схвачены и расстреляны.
Из Маймачена вернулась троицкосавская буржуазия, которая вместе с эсерами и меньшевиками организовала из своей среды городскую власть и комиссию по аресту советских деятелей и большевиков. Члены этой комиссии в сопровождении вооруженных лавровцев производили аресты большевиков и всех сочувствующих им...
30 августа часов в 12 дня с колокольни собора загудели колокола. Это православные попы возвещали своей «братии» о приближении тех долгожданных гостей, которые должны будут жестоко расправиться с ненавистными им большевиками.
С Большой улицы слышался стук: это с советских учреждений сбивали вывески.
К вечеру того же дня к гауптвахте подошел новый отряд белогвардейцев. У лавровского караула было немедленно отобрано оружие, затем их раздели и пустили в ход нагайки. Так закончилась предательская роль лавровцев, которую они сыграли в Троицкосавске.
Преданные эсером Лавровым 35 человек членов Троицкосавского совета были белогвардейцами арестованы и только 10 из них избежали смерти, так как были вырваны из рук палачей красными. Из 40 человек членов Совета расстреляно было 12 человек, замучено 3, пропало без вести 2, умерло в тюрьме 3, поймано и убито 4 человека, застрелился при аресте один...
Утром 12 сентября 1918 г. под усиленным конвоем тт. Масков, Назимов, Жданов, Арсентьев и Еремеев были доставлены в семеновский военно-полевой суд. Решение суда было известно заранее, эти имена давно уже в Маймачене были занесены на доску смерти...
В освещенном особняке купца Швецова был в это время бал, звенели бокалы, ножи, тарелки, шпоры - контрреволюция торжествовала.
Около трех часов утра пьяная компания офицеров-«ургинцев» вместе с сыном Швецова Алексеем изъявила желание «поразвлечься» и прямо с бала выехала на автомобиле в казармы, где содержались приговоренные...
13 сентября 1918 г., в четыре часа утра, погибло от рук белобандитов пять большевиков, беззаветно преданных делу Великой Октябрьской Социалистической революции.
Обрызганные невинной кровью представителей трудового народа, палачи-офицеры спешили закончить у купца попойку, чтобы наметить на завтра новые жертвы.
На восходе солнца конвойные принесли на штыках окровавленную одежду и бросили ее в камеру.
День, начатый расстрелами, закончился порками; заключенных вывозили в так называемую «пулеметную» и там пороли. Некоторые товарищи оттуда не возвращались... Взамен их приводили «новичков», в числе которых было много красногвардейцев и с ними начальник штаба Соснин, которого после истязания доставили в «суд» на носилках. На все вопросы в суде он отвечал: «Судите, как хотите, я смерти не боюсь». Приговорили к расстрелу, но вследствие ужасных пыток и избиений он умер до приведения приговора в исполнение...
С привезенными в «поездах смерти» в семеновской тюрьме от рук белобандитов погибло свыше 1 500 человек...
Во время господства белогвардейщины в Прибайкалье пытки, порки и расстрелы трудящихся стали обыкновенным явлением. Трудящиеся увидели, чего следует им ожидать от власти буржуазии, попов, кулаков, нойонов и лам при смычке с карателями, при предательстве эсеро-меньшевиков и буржуазных националистов. Эта практическая политграмота способствовала развитию партизанского движения...
Одним из кошмарных эпизодов в период борьбы с белогвардейщиной явилась «ликвидация» троицкосавской тюрьмы, в которой содержались политзаключенные, прибывшие в «поездах смерти» из эвакуированных белыми тюрем Урала, Сибири и других мест...
В порыве бессильной злобы против несокрушимых сил революции начальник штаба Читинского военного округа семеновский полковник Зубковский отдал приказ «ликвидировать» политзаключенных в Троицкосавской тюрьме...
Свыше тысячи жизней лучших бойцов за дело Великой Октябрьской Социалистической революции зависело от этого палача-садиста Соломахи, который со свойственной белобандитскому офицерству звериной злобой набросился на свои жертвы. Невозможно описать все ужасы этой дикой расправы с беззащитными политзаключенными. Этот кокаинист изощрялся в изобретении всевозможных способов пыток и истязаний. По жестокости он старался превзойти все существовавшие и известные в истории средневековья и испанской инквизиции формы пыток и казней.
Соломаха начал выполнять приказ Зубковского о «ликвидации» заключенных через бутафорский военно-полевой «суд». Для этой цели начальник тюрьмы Котляренко с Пашкевичем отобрали 19 человек, «по внешнему виду похожих на головку». Других возможностей установить степень виновности у них не было, потому что следственных дел не имелось и неизвестно было, кто за что содержится. На «суд» доставили только 17 человек, а двоих замучили раньше.
«Суд» продолжался недолго. Председатель «суда» Соломаха, указав на портрет бывшего русского царя Николая кровавого, сказал: «Не мы судим, а он», и объявил, что все представленные 17 человек «приговорены к расстрелу».
Расстреливать, однако, не стали, потому что семеновские офицеры решили поупражняться в рубке. Палачи рубили свои жертвы в подвальном помещении столовой; рубили в зависимости от настроения - кого умерщвляли сразу, а «практику по рубке» производили уже на трупах, но больше всего «рубаки» практиковались над живыми и полуживыми жертвами. Эти истязания были настолько ужасны, что после взятия города красными граждане, отыскивавшие среди погибших своих близких, не могли узнать их, так как трупы были изуродованы.
Вслед за этой партией перед тем же «судом» предстало еще пять политзаключенных. В числе этих пяти была Ида Охмянская...
На предложение одного из белых, полковника Львова, Иде Охмянской, жене политического заключенного в троицкосавской семеновской тюрьме, бросить своего мужа, потому что он большевик, она, не боясь смерти, прямо ответила семеновскому палачу, что в лице своего мужа, которого они уже приговорили к смерти, ей дорог не только муж, но прежде всего борец-коммунист. После этого ее арестовали и зверски замучили...
Дальнейшее уничтожение политзаключенных пошло еще более ускоренным темпом. Приказ белогвардейского полковника Львова, по которому Соломахе было предоставлено право распоряжаться жизнью заключенных, неукоснительно выполнялся.
Вот что рассказывают очевидцы, находившиеся в то время в этой тюрьме, пережившие все ужасы кошмара, но случайно спасшиеся от смерти товарищи...
Соломаха не захотел дальше разыгрывать комедию «суда», а начал попросту уничтожать заключенных. Одних он направлял в описанный выше подвал, где семеновские «рубаки» практиковались над обезоруженными людьми... Других после истязаний и пыток при помощи специальных приспособлений отводили в Сосновый бор, откуда не было возврата. Были и другие способы белогвардейского «развлечения»: в камеру заключенных врывалась ватага пьяных офицеров и казаков. Одни выстраивали заключенных и били их с таким расчетом, чтобы от удара кулаком жертва, не устоявшая на ногах, повалилась, а от другого удара становилась на место. Все это производилось при взрывах пьяного хохота палачей. Другие в застенках под руководством садиста начальника Ургинского отряда офицера Тэкстера производили пытки. Третьи насиловали женщин.
После этого измученных и изуродованных людей выводили за казармы в Сосновый бор, ставили в шеренгу, два раза давали залп, а после этого «прощупывали» штыками. В заключение прапорщик Китаев на лошади галопом скакал по трупам.
Лес, подвалы, сараи, рвы и колодцы, находившиеся вблизи тюрьмы, заполнялись трупами.
Офицер Никитин, расправляясь со своими жертвами, соблюдал все правила строевой дисциплины; он объявлял заключенным, чтобы они выходили из камер со всеми своими вещами. На дворе намеченные «в расход», с мешками в руках, по команде выстраивались и отводились «на песок». Раздавался окрик: «Команда стой!» «На месте!» «К бою готовься!» Затем командовал конвою: «Первый взвод, шашки вон!», «Второй, ружья к бою... Шашками по головам, штыками по животам. Начинай!» ...И начиналась страшная картина боевых упражнений шашками и штыками по головам, животам, по чему придется.
Практические упражнения белогвардейских «рубак» и «практикантов» закончились; в тюрьме не осталось ни одного живого человека. Но в тифозном бараке тюремной больницы оставалось еще много жертв. Перед палачами встала задача, как истребить больных: выводить их в лес связано с неудобствами - слишком много возни. Тогда эти звери предложили медицинскому персоналу отравить больных ядом.
Способ оказался неудачным. Начальнику тюрьмы в аптеках вместо цианистого калия отпустили другой медикамент, который к смертельным исходам не приводил. Действие этого медикамента выражалось в страшных и долгих муках от резкой боли в животе.
Палачи, убедившись в невозможности отравления больных, решили использовать свой уже испытанный способ «шашкой по головам» и «штыком по животам».
Вот что показали на следствии после взятия Троицкосавска красными двое случайно спасшихся больных и двое очевидцев фельдшеров:
«Ночью, когда некоторые заключенные уже спали, в больницу ворвались пьяные казаки и надзиратели тюрьмы во главе со старшим надзирателем Федоровым и пустили в ход шашки, револьверы и штыки. Ужасы этой страшной картины трудно описать. Тяжелораненые, истекая кровью, со страшными криками и стонами ползли по полу. Некоторые подползали к двери, но здесь их добивали стоявшие надзиратели. Многие прятали свои раненые головы под койки, под трупы своих товарищей. Многие старались защищаться голыми руками, но не могли устоять против шашек и штыков...»
Так было истреблено в Троицкосавской семеновской тюрьме около 1 500 человек. Спасшихся, но изуродованных было всего около десяти человек.
Долго еще после этой массовой чудовищной расправы в лесу, начиная от самых казарм, в оврагах, под соснами, лежали застывшие, неубранные белобандитами трупы. Их лица выражали ужас и мучение. На снегу были еще видны следы, это изрубленные жертвы ползали при 40-градусном морозе, истекая кровью, ища спасения, и, наконец, свернувшись в клубочек, умирали где-нибудь под деревом. Их изрубленные руки доказывали, что истязуемые пытались сопротивляться палачам.
Потом партизаны хоронили своих соратников, очищали от трупов колодцы, извлекали их из оврагов, каменоломен, подвалов, конюшен, собирали по лесу и сопкам; трупы валялись даже в полковой церкви, где также был застенок.
Обезображенность трупов была настолько потрясающей, что многие граждане, присутствующие на похоронах, падали без сознания, а партизаны крепче сжимали оружие.