Михаил Стишов о колчаковщине. Часть II
Из книги Михаила Ивановича Стишова «Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы Гражданской войны».
С момента победы Великой Октябрьской социалистической революции трудящиеся массы сибирского крестьянства в силу своих специфических особенностей… переживали мучительный процесс, связанный с выбором пути. Куда и с кем идти? Прежде чем правильно определить этот путь и выбрать себе вождя из двух основных борющихся классов - буржуазии и пролетариата, сибирское трудовое крестьянство пережило период резких колебаний.
[Читать далее]Опыт Великой Октябрьской социалистической революции и последовавшей за ней гражданской войны показывает, что поддержка диктатуры пролетариата непролетарскими трудящимися массами (крестьянскими - в первую очередь) не дается сразу, не решается голосованием, а завоевывается в процессе ожесточенной классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Многомиллионные непролетарские массы трудящихся не в состоянии при капитализме приобрести «столь высокую сознательность, твердость характера, проницательность и широкий политический кругозор, чтобы иметь возможность одним голосованием решить или вообще как бы то ни было наперед решить, без долгого опыта борьбы, что они идут за таким-то классом или за такой-то партией». Для установления прочного союза пролетариата с массами трудящегося крестьянства важное значение имеет собственный практический опыт этих масс, позволяющий им на деле, на жизненной практике сравнить диктатуру пролетариата с диктатурой буржуазии и сделать окончательный и бесповоротный выбор в пользу пролетариата.
Оказывая бешеное сопротивление Советской власти, свергнутые эксплуататорские классы и все партии, входившие в лагерь контрреволюции, всячески стремились привлечь на свою сторону колеблющиеся средние слои населения, особенно крестьянство. На фронтах гражданской войны, в советском и белогвардейском тылах шла ожесточенная военная, экономическая и политическая борьба между пролетариатом и буржуазией за крестьянские резервы. От поведения основных масс крестьянства, от степени их сознательности, от способности пролетариата и его партии повести их за собой зависели в конечном счете судьбы Советской власти.
В такой обширной стране, как Россия, с ее различными в экономическом отношении районами и национальными особенностями, процесс складывания военно-политического союза рабочего класса и крестьянства в обстановке иностранной военной интервенции и гражданской воины имел при общих закономерностях и действии решающих факторов всероссийского масштаба свои специфические черты в ряде районов страны. Эти своеобразные черты и особенности зависели прежде всего от уровня и характера экономического развития, а также от классовой структуры населения того или иного района.
...в результате слабого развития промышленности рабочий класс Сибири был малочислен и рассредоточен на огромной территории по мелким предприятиям. Большая отдаленность Сибири от основных промышленных центров страны, малочисленность и распыленность местных рабочих кадров в сильной степени затрудняли процесс утверждения пролетарского влияния на сибирскую деревню, образование и укрепление союза рабочего класса и крестьянства. …Советская власть не могла дать крестьянам Сибири того, что она дала им в России. Если Великая Октябрьская социалистическая революция одним ударом разрешила в пользу трудового крестьянства России вековой аграрный вопрос, улучшив материальные условия его жизни, то сибирское крестьянство не получило сразу таких выгод от пролетарской революции, потому что здесь отсутствовало помещичье землевладение. Советская власть в первые месяцы 1918 г. успела провести в Сибири конфискацию кабинетских, церковных, а также некоторых категорий частновладельческих земель и передать значительную часть их крестьянской бедноте. Но эти первые аграрные мероприятия Советской власти не могли сразу же сколько-нибудь существенно отразиться на условиях жизни и труда крестьянской массы и особенно большой и сильной прослойки сибирского середняка. «В Сибири, - говорил Ленин, - крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там ее не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам». …к началу чехословацкого мятежа социалистическая революция в деревне вообще и в особенности в сибирской деревне не успела еще развернуться: кулацкое землевладение оставалось нетронутым а деревенская беднота не была организована и не представляла еще силы, способной обуздать кулачество. Вследствие этого экономическая мощь сибирского кулака не была подорвана, а его политическое влияние в деревне оставалось еще значительным, что выражалось, в частности, в проникновении кулацких элементов в местные Советы. …в связи с кратковременностью существования Советской власти в Сибири она не успела показать трудовому крестьянству всех своих преимуществ и прочно завоевать его на свою сторону. Отмечая колебания сибирского крестьянства, а также крестьян других районов страны, Ленин говорил: «...сначала - за большевиков, когда они дали землю и демобилизованные солдаты принесли весть о мире. Потом - против большевиков, когда они, в интересах интернационального развития революции и сохранения ее очага в России, пошли на Брестский мир, «оскорбив» самые глубокие мелкобуржуазные чувства, патриотические. Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам»...
Все это вместе взятое благоприятствовало контрреволюционной деятельности эсеров, которым удалось в летние месяцы 1918 г. повести за собой большинство сибирского крестьянства.
Из-за очень слабого пролетарского влияния в деревне, а также вследствие мелкобуржуазной ограниченности, неразвитости и политической темноты самих крестьян последним было трудно самостоятельно разобраться в бурно развивающихся событиях и правильно осмыслить их. Сбитые с толку эсерами, они поверили их демагогическим лозунгам о так называемой «свободе» и «равенстве», их воплям о том, что Советская власть якобы нарушает принцип равенства «трудовой демократии», что советская избирательная система «несправедлива», так как она приравнивает голос одного рабочего к голосу нескольких крестьян, что с крестьянами-депутатами в Советах будто бы не считаются и т. д. и т. п.
Всячески натравливая крестьян против рабочих, эсеры клеветнически утверждали, что рабочие ничего не делают - только митингуют, а крестьяне кормят всю Россию, что интересы крестьянства якобы не совпадают с интересами городских рабочих, составляющих абсолютное меньшинство населения, в то время как крестьян - подавляющее большинство. Играя на инстинктах и психологии частного собственника, эсеры и меньшевики на все лады воспевали среди крестьян экономическую программу русской буржуазии, в основе которой лежал принцип свободы торговли. Обманывая крестьян, они говорили им: «Не лучше ли было жить по старинке? Разве не лучше было жить себе свободной, вольной продажей земледельческого труда? Что может быть справедливее?»
Буржуазный лозунг свободы торговли особенно пришелся по душе сибирскому зажиточному крестьянству как держателю больших излишков товарного хлеба и других сельскохозяйственных продуктов, не желавшему продавать их государству по твердым ценам.
Кулачество и другие антисоветские силы использовали продовольственные трудности Советского государства для того, чтобы разжечь враждебное отношение значительной части среднего крестьянства к продовольственной политике Советской власти. Поверив контрреволюционной эсеро-меньшевистской клевете на Советскую власть и на рабочий класс, поверив в обещанную привольную и безмятежную жизнь «без большевиков», сибирское среднее крестьянство резко колебнулось в сторону буржуазии летом 1918 г. Следует, однако, отметить, что это колебание середняка не вылилось, как правило, в форму открытых, массовых выступлений против Советской власти. Только относительно небольшая часть середняков, наиболее близко стоявшая по своему экономическому положению к кулачеству, была втянута в антисоветские мятежи. Что же касается основной массы среднего крестьянства, то ее колебание выражалось главным образом в том, что она отказывалась поддерживать Советскую власть в проведении хлебной монополии и в изъятии хлебных излишков у кулачества.
Особенно ярко проявилось колебание среднего крестьянства в Сибири в дни мятежа корпуса чехословацких военнопленных и кулацко-эсеровских антисоветских восстаний летом 1918 г. Не примкнув открыто в своей массе к этим восстаниям, оно вместе с тем и не выступило активно на защиту Советской власти.
Колебание основных масс среднего крестьянства… явилось одной из причин временной победы контрреволюции в Сибири летом 1918 г. Однако без той большой помощи, которую получила сибирская контрреволюция от империалистов Англии, Франции, США и Японии, без установившегося единого фронта между белогвардейским эсеро-кулацким лагерем и интервентами контрреволюция не имела бы успеха и, несомненно, была бы так же быстро разбита, как были разбиты в то время различные контрреволюционные выступления в ряде других районов страны.
В первое время после победы контрреволюции сибирская деревня в целом как бы ушла в себя, заняв выжидательную позицию. Только кулачество еще больше активизировало свою контрреволюционную деятельность. Его вооруженные банды творили суд и расправу над сельским советским активом и над другими советскими людьми, пытавшимися укрыться на время в деревне от преследования белогвардейцев.
В том, что массы сибирского крестьянства заняли выжидательную позицию по отношению к белой власти, вынуждены были с глубокой тревогой признаваться прежде всего сами представители этой власти и ее пресса. Уполномоченный омского «правительства», объехавший в августе 1918 г. деревни Красноярского уезда Енисейской губернии, писал, что далеко не все население признает «правительство» и что отношение к этому «правительству» выжидательное и сдержанное.
Но так продолжалось недолго. Уже первые аграрные мероприятия сибирского «правительства» стали настораживать трудящееся крестьянство. Так, например, согласно постановлению «правительства» от 5 июля 1918 г. все имения, принадлежавшие как отдельным лицам, так равно и товариществам, находящиеся на землях арендованных и собственных, возвращались их прежним владельцам со всем инвентарем - живым и мертвым. Крестьянская беднота и часть маломощных середняков, получившие от Советской власти земельные угодья за счет конфискованных частновладельческих, церковных, казачьих и других земель, стали оказывать сопротивление проведению в жизнь этого «закона». В августе 1918 г. Енисейское войсковое управление доносило губернскому комиссару, что крестьяне землю возвращать не желают.
6 августа 1918 г. томская белогвардейская газета «Сибирская жизнь» с горечью признавала, что мероприятия сибирского «правительства» не находят положительного отклика среди крестьян и что значительная часть их выжидает, а беднота «плачет и вздыхает» о Советской власти.
Нуждаясь в средствах для формирования большой белогвардейской армии, омское «правительство» стало выколачивать их главным образом из деревни путем всевозможных налогов, взимания недоимок за 1915-1917 гг. и реквизиций. Все это, разумеется, было встречено крестьянством с большим недовольством и сопротивлением. В ответ на это сибирское «правительство» начало прибегать к полицейской силе, чтобы заставить крестьян исполнять «законы». Так, уже первые мероприятия контрреволюционного «правительства» насторожили крестьянское население, усилили в его среде размежевание и, что особенно важно, начали отрезвлять значительную часть среднего крестьянства. Между основными массами сибирского крестьянства и белогвардейскими властями стала образовываться трещина. Развернувшиеся вслед за этим события все более и более расширяли эту трещину, превращая ее постепенно в непроходимую пропасть.
Особенно взбудоражила сибирскую деревню насильственная мобилизация в белогвардейскую армию, объявленная в начале августа 1918 г. Не решаясь призывать бывших фронтовиков, которых все равно было бы невозможно заставить воевать против Советской республики, бело-эсеровские министры решили набрать в армию 18-20-летнюю молодежь в расчете, что ее легче будет обмануть и при помощи палочной дисциплины бросить на братоубийственную войну против рабочих и крестьян Советской России.
В связи с приказом о мобилизации сельские сходы стали выносить постановления с категорическим отказом давать своих сыновей в белую армию. Так, в донесении томского уездного комиссара от 6 сентября 1918 г. губернскому комиссару о протесте крестьянства против мобилизации указывалось, что «в некоторых волостях уезда были случаи, когда население категорически отказывалось дать новобранцев для сформирования сибирской армии». Омский уездный комиссар в докладе акмолинскому областному комиссару о положении дел в уезде, суммируя резолюции, вынесенные крестьянами в связи с объявленной мобилизацией, писал, что смысл их сводится к тому, чтобы «солдат не давать, податей не платить, чехословаков разоружить». Общее собрание села Кузнецкое… постановило ходатайствовать «об отмене мобилизации, так как таковую собрание считает несправедливой».
Мы привели только отдельные факты протеста крестьян против объявления мобилизации, но они, как это видно из донесений правительственных чиновников, были массовым явлением. Чем же можно объяснить отрицательное отношение крестьянства к такому важному мероприятию властей? Характерным ответом на поставленный вопрос может служить резолюция собрания представителей крестьян Чумышской волости... «Ввиду того, - говорилось в резолюции, - что Сибирское временное правительство избрано лишь несколькими членами Сибирской неизвестно кем и когда избранной областной думы, такую власть признать законной мы не можем. Также не можем признать законным Всероссийское Временное правительство ввиду того, во-первых, что оно не признано, то есть не получило согласия на право правления от населения Европейской России, где в настоящее время существует народная Советская власть, во-вторых, оно идет вразрез с нашими желаниями, то есть ведет войну с нашими братьями в России, которую они ничем не вызывали». Еще более резко и более прямолинейно объяснили причины нежелания выполнять приказ о мобилизации крестьяне села Ново-Петровского... Они вынесли такое решение: «Принимая во внимание настоящий тяжелый момент жизни, считать настоящее временное правительство рухлым, а поэтому единогласно постановили: как мы граждане села Ново-Петровского... шлем недоверие к временному сибирскому правительству... и не желаем... вести гражданскую войну с братьями России».
Тем не менее, однако, в ту пору еще было немало крестьян, которые хотя и выступали против мобилизации, но относились с известным доверием к омским властям и особенно к Сибирской областной думе, наивно полагая возможным упросить их отменить приказ о призыве в армию и взимании налогов за прошлые поды. Так, в августе 1918 г. в Омск были посланы ходоки от 8 волостей Славгородского уезда Алтайской губернии для выяснения вопроса о мобилизации и взимании недоимок. Не добившись результата от правительственных чиновников, ходоки стали разыскивать «комитет большевиков», надеясь при его помощи решить волновавшие их вопросы. Долго мужики спрашивали у прохожих местонахождение большевистского комитета. Наконец, попался какой-то негодяй, который вместо того, чтобы сказать крестьянам правду, указал на помещение контрразведки. Явившиеся туда ходоки подверглись жестокой порке нагайками.
Еще недавно крестьяне говорили: «Белы да красны дерутся, а нам какое дело?». Теперь они в связи с мобилизацией всколыхнулись, заволновались. Вопросы - против кого война, за что воевать, кому отдавать сыновей - встали остро и неотложно.
«Почему мобилизация? - спрашивали мужики. - Воевать будто не с кем, а воюют...
Москву, говорят, надо брать. - Как Москву? Да нешто она германская или кому другому отдана? Виданое ли это дело! Мысль воевать против России, идти на Москву была дикой, противоестественной», - вспоминал впоследствии И. В. Громов, один из видных деятелей партизанского движения в Сибири в период колчаковщины.
Мобилизация и связанные с ней репрессии вызвали большое волнение среди трудового крестьянства, резко обострили их недовольство эсеро-меньшевистской «демократией».
Самоотверженная освободительная борьба рабочих и крестьян Советской России против внутренней и внешней контрреволюции, успешное наступление в сентябре-октябре 1918 г. Красной Армии на Восточном фронте, волна забастовок сибирских рабочих и кровавая расправа над ними явились теми факторами, которые способствовали перерастанию стихийного недовольства крестьян в открытую вооруженную борьбу против буржуазной диктатуры, прикрытой фиговым листком эсеро-меньшевистской «демократии». Крестьянство решительно отказывалось платить недоимки и отдавать своих сыновей в белогвардейскую армию. В ответ на это белогвардейские власти стали наводнять деревню карательными отрядами, чтобы силой привести к повиновению крестьянские трудовые массы. В свою очередь сами массы стали отвечать на эти меры властей вооруженными выступлениями, которые перерастали затем в большие стихийные восстания. Осенью 1918 г. вспыхнули восстания крестьян Славгородского, Змеиногорского и Бийского уездов Алтайской губернии, перекинувшиеся затем в Тобольскую, Томскую и Енисейскую губернии. Подобно лесному пожару, эти крестьянские восстания, подавленные в одном месте, вспыхивали в другом, охватывая все новые и новые территории...
Одними из первых восстали крестьяне Славгородского уезда Алтайской губернии. В начале второй половины августа 1918 г. по всему Славгородскому уезду был распространен приказ о мобилизации, который обязывал новобранцев явиться на сборный пункт к 4 сентября... Подобно встревоженному улью, зашумели деревни: мужчины протестовали, плакали женщины. Самое решительное сопротивление призыву молодежи в белую армию оказали крестьяне села Черный Дол... Они наотрез отказались давать новобранцев... Примеру чернодольцев последовали и некоторые другие прилегающие к городу селения. Славгородская уездная земская управа, возглавляемая эсерами, была завалена коллективными запросами крестьян многих сел. Крестьяне писали о том, что им не ясно, зачем понадобились «правительству» солдаты. При этом указывалось, что на борьбу с Советской властью они солдат не дадут. Эти запросы земская управа направила к местному начальнику гарнизона штабс-капитану Киржаеву, заранее зная, конечно, чем все это может кончиться для крестьян. Киржаев быстро отозвался на это и изъявил желание лично поехать на место и уладить дело. В сопровождении нескольких офицеров он направился в село Черный Дол как главный очаг сопротивления. Предупрежденные заранее о приезде начальства, крестьяне утром 28 августа собрались на сельской площади. Вскоре раздался автомобильный гудок и машина с восседавшими в ней офицерами врезалась в шумно расступившуюся толпу. Вместо приветствия, не говоря уже о какой-либо попытке как-то разъяснить крестьянам волновавшие их вопросы, Киржаев, поднявшись в рост на автомобиле, истерично крикнул: «Снять шапки, сукины сыны, стоять смирно!». Толпа опешила и как бы замерла от неожиданности. Такого обращения люди не ждали. Воспользовавшись этой паузой, Киржаев заявил далее: «Я не большевик и не агитатор. Никаких собраний и митингов терпеть не могу, а потому требую немедленно разойтись и беспрекословно теперь же приступить к выполнению приказа о мобилизации. Предупреждаю, что никакому обсуждению приказ военного министра не подлежит. В противном случае я не остановлюсь ни перед какими мерами и заставлю вас пулеметами подчиниться законным распоряжениям...»
Но эта угроза не возымела действия. Чернодольцы отказались выполнить приказ о мобилизации. Тогда Киржаев арестовал членов революционной группы... В ответ на требования крестьян об освобождении арестованных офицеры открыли огонь по толпе: три человека было убито и около десяти ранено. Затем каратели поспешно покинули село, захватив с собой арестованных.
После этой расправы чернодольцы снова собрались на сход и, посчитав действия Киржаева самочинными, решили освободить Славгород от офицеров. Для руководства операцией был образован штаб... Штаб заручился поддержкой крестьян близлежащих сел Андреевки, Максимовки и поселка Ярового, а также установил связь со славгородской тюрьмой, в которой содержалось около 100 политических заключенных. Последние обещали приурочить подготовлявшееся ими восстание ко времени вступления крестьян в город. Воспользовавшись базарным днем, когда в город могло прибыть без подозрения много народа, повстанцы (около 1000 человек) в ночь на 2 сентября двинулись в Славгород, вооруженные кто чем: винтовками, дробовиками, ручными гранатами, вилами и топорами. В назначенный час восстала тюрьма. На помощь к ней подоспели чернодольцы. После освобождения заключенные влились в ряды повстанцев и вместе с ними приняли участие в атаке офицерской роты, расквартированной в городской школе. В результате короткой схватки офицеры в количестве 80 человек были уничтожены. Был убит также и городской голова Фрей. Чинам штаба гарнизона во главе с Киржаевым удалось бежать...
После того как в Славгороде был установлен революционный порядок, повстанческий крестьянско-рабочий штаб решил созвать… уездный крестьянский съезд с представительством от каждого села и деревни для решения вопроса о власти. Но съезд был отменен в связи с приближением к городу белоказачьего карательного отряда под командованием атамана Анненкова, отличавшегося особой жестокостью и зверскими расправами с мирным населением.
…анненковцы ворвались в город, учинив там зверскую расправу над мирными гражданами и попавшими в их руки повстанцами. По свидетельству участников событий, арестованных выводили за город, в район пивоваренного завода, и расстреливали группами. Всего по уезду было расстреляно и убито в схватках с карателями 1667 человек, не говоря уже о высеченных, количество которых достигало нескольких тысяч...
Славгородская трагедия эхом отозвалась по всей крестьянской Сибири. Вслед за Славгородским уездом в начале октября 1918 г. вспыхнуло крупное восстание... Как сообщала газета «Народная Сибирь» 2 ноября 1918 г., в этом восстании «участвовало в общем до 7000 вооруженных крестьян»...
Восстание было настолько серьезным и грозным, что власти прибегли к чрезвычайным мерам, объявив Мариинск и Мариинский уезд на осадном положении. Против восставших были брошены большие отряды пехоты и казаков. …повстанцы в конце октября были разгромлены. Вслед за этим последовали массовые расстрелы захваченных в плен повстанцев, поголовная порка населения и аресты.
Не менее крупное восстание крестьян вспыхнуло в Минусинском уезде Енисейской губернии. Оно протекало с октября до конца ноября 1918 г. Причины его в основном те же, что и предыдущих восстаний. Говоря о них, исполняющий обязанности енисейского губернского комиссара Доценко отмечал: «Всюду замечается полевение и оппозиционное настроение, даже тех слоев населения, которые с восторгом свергли Советскую власть и помогали укреплять власть Сибирского Временного правительства».
…главная масса повстанцев «в поход на город двинулась с топорами, ножами, вилами и просто палками, специально для этого сделанными, с насаженными на них железными наконечниками». Приходится удивляться отваге и мужеству повстанцев, шедших атаковать город с хорошо вооруженным гарнизоном почти голыми руками. Поражение под Минусинском определило участь восстания в целом по уезду. К 27 ноября оно было ликвидировано.
Нет нужды говорить о расправе карателей, учиненной над населением восставших волостей. Она была не менее жестокой и зверской, чем та, о которой уже было сказано выше. Дикие расправы карателей над мирным сельским населением, реставрация старых полицейских порядков давали в руки местных большевиков богатый материал для раскрытия крестьянам классовой сущности антинародной политики, проводимой эсеро-белогвардейскими правителями. Крестьяне постепенно начинали приходить к убеждению, что они грубо обмануты эсерами. Разгул карательных отрядов, сопровождавшийся расстрелами и массовыми порками, дал им почувствовать, что представляют собой эсеро-меньшевистские «свобода и равенство». Безудержные денежные поборы и реквизиции показали, что такое «свобода торговли»; мобилизация крестьянской молодежи для братоубийственной войны разъяснила, как понимают эсеро-меньшевистские «демократы» «гражданский мир».
Кроме того, широкое недовольство в массе трудового крестьянства вызывала и антинациональная политика сибирского белогвардейского «правительства», являвшегося марионеткой в руках англо-франко-американо-японских интервентов. В секретном сообщении томского губернского комиссара осенью 1918 г., адресованном омскому начальству, особо отмечалось, что большое значение в росте недовольства крестьян политикой сибирского «правительства» имеет тот факт, что крестьяне почувствовали реальную опасность «поглощения страны политикой союзников», т. е. интервентами, ступившими на сибирскую землю. Именно эта осознанная опасность закабаления страны международным империализмом, грозившая полной утратой национальной независимости родины, явилась одной из решающих причин поворота среднего крестьянства не только Сибири, но и других районов России в сторону Советской власти. Если в период Брестского мира среднее крестьянство, вся мелкобуржуазная демократия «шла против нас с озлоблением, доходящим до бешенства, потому что мы должны были ломать все ее патриотические чувства», то с началом развертывания иностранной военной интервенции «история сделала так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону», - говорил в ноябре 1918 г. В. И. Ленин.
…крестьяне часто упрекали себя за то, что они не оказали помощи Красной гвардии, когда она, сражаясь с чехословаками и белокулацкими бандами, истекала кровью в неравной борьбе. «Теперь, - говорили они, - обижаться не на кого», сами, мол, виноваты. «Настроение было очень подавленное. Хотя за самогонкой и развеселятся мужички, но кто-либо скажет о зверствах... атамана Анненкова и все затихали, начинались разговоры о том, скоро ли придет Красная Армия».
В. И. Ленин, пристально наблюдая за процессами, происходившими в среде сибирского крестьянства, равно как и в среде крестьянства других районов, захваченных белочехами, указывал в конце июля 1918 г.: «Там, где нет большевиков и господствуют чехословацкие власти, мы наблюдали такое явление: сначала чехословахов встречают чуть не как избавителей, но через несколько недель господства этой буржуазии замечается громадный поворот против чехословаков за Советскую власть, потому что крестьяне начинают понимать, что все фразы о свободе торговли и об Учредительном собрании означают только одно: власть помещиков и капиталистов»...
В этот доколчаковский период буржуазия вынуждена была еще прятать свою диктатуру за такими «демократическими» институтами, как Сибирская областная дума, Директория. Эсеры и меньшевики без устали кричали о торжестве «свободы» и «народоправстве», прикрывая этим белый террор офицерских, кулацких и казачьих банд в городах и селах.
С момента победы Великой Октябрьской социалистической революции трудящиеся массы сибирского крестьянства в силу своих специфических особенностей… переживали мучительный процесс, связанный с выбором пути. Куда и с кем идти? Прежде чем правильно определить этот путь и выбрать себе вождя из двух основных борющихся классов - буржуазии и пролетариата, сибирское трудовое крестьянство пережило период резких колебаний.
[Читать далее]Опыт Великой Октябрьской социалистической революции и последовавшей за ней гражданской войны показывает, что поддержка диктатуры пролетариата непролетарскими трудящимися массами (крестьянскими - в первую очередь) не дается сразу, не решается голосованием, а завоевывается в процессе ожесточенной классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Многомиллионные непролетарские массы трудящихся не в состоянии при капитализме приобрести «столь высокую сознательность, твердость характера, проницательность и широкий политический кругозор, чтобы иметь возможность одним голосованием решить или вообще как бы то ни было наперед решить, без долгого опыта борьбы, что они идут за таким-то классом или за такой-то партией». Для установления прочного союза пролетариата с массами трудящегося крестьянства важное значение имеет собственный практический опыт этих масс, позволяющий им на деле, на жизненной практике сравнить диктатуру пролетариата с диктатурой буржуазии и сделать окончательный и бесповоротный выбор в пользу пролетариата.
Оказывая бешеное сопротивление Советской власти, свергнутые эксплуататорские классы и все партии, входившие в лагерь контрреволюции, всячески стремились привлечь на свою сторону колеблющиеся средние слои населения, особенно крестьянство. На фронтах гражданской войны, в советском и белогвардейском тылах шла ожесточенная военная, экономическая и политическая борьба между пролетариатом и буржуазией за крестьянские резервы. От поведения основных масс крестьянства, от степени их сознательности, от способности пролетариата и его партии повести их за собой зависели в конечном счете судьбы Советской власти.
В такой обширной стране, как Россия, с ее различными в экономическом отношении районами и национальными особенностями, процесс складывания военно-политического союза рабочего класса и крестьянства в обстановке иностранной военной интервенции и гражданской воины имел при общих закономерностях и действии решающих факторов всероссийского масштаба свои специфические черты в ряде районов страны. Эти своеобразные черты и особенности зависели прежде всего от уровня и характера экономического развития, а также от классовой структуры населения того или иного района.
...в результате слабого развития промышленности рабочий класс Сибири был малочислен и рассредоточен на огромной территории по мелким предприятиям. Большая отдаленность Сибири от основных промышленных центров страны, малочисленность и распыленность местных рабочих кадров в сильной степени затрудняли процесс утверждения пролетарского влияния на сибирскую деревню, образование и укрепление союза рабочего класса и крестьянства. …Советская власть не могла дать крестьянам Сибири того, что она дала им в России. Если Великая Октябрьская социалистическая революция одним ударом разрешила в пользу трудового крестьянства России вековой аграрный вопрос, улучшив материальные условия его жизни, то сибирское крестьянство не получило сразу таких выгод от пролетарской революции, потому что здесь отсутствовало помещичье землевладение. Советская власть в первые месяцы 1918 г. успела провести в Сибири конфискацию кабинетских, церковных, а также некоторых категорий частновладельческих земель и передать значительную часть их крестьянской бедноте. Но эти первые аграрные мероприятия Советской власти не могли сразу же сколько-нибудь существенно отразиться на условиях жизни и труда крестьянской массы и особенно большой и сильной прослойки сибирского середняка. «В Сибири, - говорил Ленин, - крестьянство не получило помещичьей земли, потому что там ее не было, и потому им легче было поверить белогвардейцам». …к началу чехословацкого мятежа социалистическая революция в деревне вообще и в особенности в сибирской деревне не успела еще развернуться: кулацкое землевладение оставалось нетронутым а деревенская беднота не была организована и не представляла еще силы, способной обуздать кулачество. Вследствие этого экономическая мощь сибирского кулака не была подорвана, а его политическое влияние в деревне оставалось еще значительным, что выражалось, в частности, в проникновении кулацких элементов в местные Советы. …в связи с кратковременностью существования Советской власти в Сибири она не успела показать трудовому крестьянству всех своих преимуществ и прочно завоевать его на свою сторону. Отмечая колебания сибирского крестьянства, а также крестьян других районов страны, Ленин говорил: «...сначала - за большевиков, когда они дали землю и демобилизованные солдаты принесли весть о мире. Потом - против большевиков, когда они, в интересах интернационального развития революции и сохранения ее очага в России, пошли на Брестский мир, «оскорбив» самые глубокие мелкобуржуазные чувства, патриотические. Диктатура пролетариата не понравилась крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков государству по твердым ценам»...
Все это вместе взятое благоприятствовало контрреволюционной деятельности эсеров, которым удалось в летние месяцы 1918 г. повести за собой большинство сибирского крестьянства.
Из-за очень слабого пролетарского влияния в деревне, а также вследствие мелкобуржуазной ограниченности, неразвитости и политической темноты самих крестьян последним было трудно самостоятельно разобраться в бурно развивающихся событиях и правильно осмыслить их. Сбитые с толку эсерами, они поверили их демагогическим лозунгам о так называемой «свободе» и «равенстве», их воплям о том, что Советская власть якобы нарушает принцип равенства «трудовой демократии», что советская избирательная система «несправедлива», так как она приравнивает голос одного рабочего к голосу нескольких крестьян, что с крестьянами-депутатами в Советах будто бы не считаются и т. д. и т. п.
Всячески натравливая крестьян против рабочих, эсеры клеветнически утверждали, что рабочие ничего не делают - только митингуют, а крестьяне кормят всю Россию, что интересы крестьянства якобы не совпадают с интересами городских рабочих, составляющих абсолютное меньшинство населения, в то время как крестьян - подавляющее большинство. Играя на инстинктах и психологии частного собственника, эсеры и меньшевики на все лады воспевали среди крестьян экономическую программу русской буржуазии, в основе которой лежал принцип свободы торговли. Обманывая крестьян, они говорили им: «Не лучше ли было жить по старинке? Разве не лучше было жить себе свободной, вольной продажей земледельческого труда? Что может быть справедливее?»
Буржуазный лозунг свободы торговли особенно пришелся по душе сибирскому зажиточному крестьянству как держателю больших излишков товарного хлеба и других сельскохозяйственных продуктов, не желавшему продавать их государству по твердым ценам.
Кулачество и другие антисоветские силы использовали продовольственные трудности Советского государства для того, чтобы разжечь враждебное отношение значительной части среднего крестьянства к продовольственной политике Советской власти. Поверив контрреволюционной эсеро-меньшевистской клевете на Советскую власть и на рабочий класс, поверив в обещанную привольную и безмятежную жизнь «без большевиков», сибирское среднее крестьянство резко колебнулось в сторону буржуазии летом 1918 г. Следует, однако, отметить, что это колебание середняка не вылилось, как правило, в форму открытых, массовых выступлений против Советской власти. Только относительно небольшая часть середняков, наиболее близко стоявшая по своему экономическому положению к кулачеству, была втянута в антисоветские мятежи. Что же касается основной массы среднего крестьянства, то ее колебание выражалось главным образом в том, что она отказывалась поддерживать Советскую власть в проведении хлебной монополии и в изъятии хлебных излишков у кулачества.
Особенно ярко проявилось колебание среднего крестьянства в Сибири в дни мятежа корпуса чехословацких военнопленных и кулацко-эсеровских антисоветских восстаний летом 1918 г. Не примкнув открыто в своей массе к этим восстаниям, оно вместе с тем и не выступило активно на защиту Советской власти.
Колебание основных масс среднего крестьянства… явилось одной из причин временной победы контрреволюции в Сибири летом 1918 г. Однако без той большой помощи, которую получила сибирская контрреволюция от империалистов Англии, Франции, США и Японии, без установившегося единого фронта между белогвардейским эсеро-кулацким лагерем и интервентами контрреволюция не имела бы успеха и, несомненно, была бы так же быстро разбита, как были разбиты в то время различные контрреволюционные выступления в ряде других районов страны.
В первое время после победы контрреволюции сибирская деревня в целом как бы ушла в себя, заняв выжидательную позицию. Только кулачество еще больше активизировало свою контрреволюционную деятельность. Его вооруженные банды творили суд и расправу над сельским советским активом и над другими советскими людьми, пытавшимися укрыться на время в деревне от преследования белогвардейцев.
В том, что массы сибирского крестьянства заняли выжидательную позицию по отношению к белой власти, вынуждены были с глубокой тревогой признаваться прежде всего сами представители этой власти и ее пресса. Уполномоченный омского «правительства», объехавший в августе 1918 г. деревни Красноярского уезда Енисейской губернии, писал, что далеко не все население признает «правительство» и что отношение к этому «правительству» выжидательное и сдержанное.
Но так продолжалось недолго. Уже первые аграрные мероприятия сибирского «правительства» стали настораживать трудящееся крестьянство. Так, например, согласно постановлению «правительства» от 5 июля 1918 г. все имения, принадлежавшие как отдельным лицам, так равно и товариществам, находящиеся на землях арендованных и собственных, возвращались их прежним владельцам со всем инвентарем - живым и мертвым. Крестьянская беднота и часть маломощных середняков, получившие от Советской власти земельные угодья за счет конфискованных частновладельческих, церковных, казачьих и других земель, стали оказывать сопротивление проведению в жизнь этого «закона». В августе 1918 г. Енисейское войсковое управление доносило губернскому комиссару, что крестьяне землю возвращать не желают.
6 августа 1918 г. томская белогвардейская газета «Сибирская жизнь» с горечью признавала, что мероприятия сибирского «правительства» не находят положительного отклика среди крестьян и что значительная часть их выжидает, а беднота «плачет и вздыхает» о Советской власти.
Нуждаясь в средствах для формирования большой белогвардейской армии, омское «правительство» стало выколачивать их главным образом из деревни путем всевозможных налогов, взимания недоимок за 1915-1917 гг. и реквизиций. Все это, разумеется, было встречено крестьянством с большим недовольством и сопротивлением. В ответ на это сибирское «правительство» начало прибегать к полицейской силе, чтобы заставить крестьян исполнять «законы». Так, уже первые мероприятия контрреволюционного «правительства» насторожили крестьянское население, усилили в его среде размежевание и, что особенно важно, начали отрезвлять значительную часть среднего крестьянства. Между основными массами сибирского крестьянства и белогвардейскими властями стала образовываться трещина. Развернувшиеся вслед за этим события все более и более расширяли эту трещину, превращая ее постепенно в непроходимую пропасть.
Особенно взбудоражила сибирскую деревню насильственная мобилизация в белогвардейскую армию, объявленная в начале августа 1918 г. Не решаясь призывать бывших фронтовиков, которых все равно было бы невозможно заставить воевать против Советской республики, бело-эсеровские министры решили набрать в армию 18-20-летнюю молодежь в расчете, что ее легче будет обмануть и при помощи палочной дисциплины бросить на братоубийственную войну против рабочих и крестьян Советской России.
В связи с приказом о мобилизации сельские сходы стали выносить постановления с категорическим отказом давать своих сыновей в белую армию. Так, в донесении томского уездного комиссара от 6 сентября 1918 г. губернскому комиссару о протесте крестьянства против мобилизации указывалось, что «в некоторых волостях уезда были случаи, когда население категорически отказывалось дать новобранцев для сформирования сибирской армии». Омский уездный комиссар в докладе акмолинскому областному комиссару о положении дел в уезде, суммируя резолюции, вынесенные крестьянами в связи с объявленной мобилизацией, писал, что смысл их сводится к тому, чтобы «солдат не давать, податей не платить, чехословаков разоружить». Общее собрание села Кузнецкое… постановило ходатайствовать «об отмене мобилизации, так как таковую собрание считает несправедливой».
Мы привели только отдельные факты протеста крестьян против объявления мобилизации, но они, как это видно из донесений правительственных чиновников, были массовым явлением. Чем же можно объяснить отрицательное отношение крестьянства к такому важному мероприятию властей? Характерным ответом на поставленный вопрос может служить резолюция собрания представителей крестьян Чумышской волости... «Ввиду того, - говорилось в резолюции, - что Сибирское временное правительство избрано лишь несколькими членами Сибирской неизвестно кем и когда избранной областной думы, такую власть признать законной мы не можем. Также не можем признать законным Всероссийское Временное правительство ввиду того, во-первых, что оно не признано, то есть не получило согласия на право правления от населения Европейской России, где в настоящее время существует народная Советская власть, во-вторых, оно идет вразрез с нашими желаниями, то есть ведет войну с нашими братьями в России, которую они ничем не вызывали». Еще более резко и более прямолинейно объяснили причины нежелания выполнять приказ о мобилизации крестьяне села Ново-Петровского... Они вынесли такое решение: «Принимая во внимание настоящий тяжелый момент жизни, считать настоящее временное правительство рухлым, а поэтому единогласно постановили: как мы граждане села Ново-Петровского... шлем недоверие к временному сибирскому правительству... и не желаем... вести гражданскую войну с братьями России».
Тем не менее, однако, в ту пору еще было немало крестьян, которые хотя и выступали против мобилизации, но относились с известным доверием к омским властям и особенно к Сибирской областной думе, наивно полагая возможным упросить их отменить приказ о призыве в армию и взимании налогов за прошлые поды. Так, в августе 1918 г. в Омск были посланы ходоки от 8 волостей Славгородского уезда Алтайской губернии для выяснения вопроса о мобилизации и взимании недоимок. Не добившись результата от правительственных чиновников, ходоки стали разыскивать «комитет большевиков», надеясь при его помощи решить волновавшие их вопросы. Долго мужики спрашивали у прохожих местонахождение большевистского комитета. Наконец, попался какой-то негодяй, который вместо того, чтобы сказать крестьянам правду, указал на помещение контрразведки. Явившиеся туда ходоки подверглись жестокой порке нагайками.
Еще недавно крестьяне говорили: «Белы да красны дерутся, а нам какое дело?». Теперь они в связи с мобилизацией всколыхнулись, заволновались. Вопросы - против кого война, за что воевать, кому отдавать сыновей - встали остро и неотложно.
«Почему мобилизация? - спрашивали мужики. - Воевать будто не с кем, а воюют...
Москву, говорят, надо брать. - Как Москву? Да нешто она германская или кому другому отдана? Виданое ли это дело! Мысль воевать против России, идти на Москву была дикой, противоестественной», - вспоминал впоследствии И. В. Громов, один из видных деятелей партизанского движения в Сибири в период колчаковщины.
Мобилизация и связанные с ней репрессии вызвали большое волнение среди трудового крестьянства, резко обострили их недовольство эсеро-меньшевистской «демократией».
Самоотверженная освободительная борьба рабочих и крестьян Советской России против внутренней и внешней контрреволюции, успешное наступление в сентябре-октябре 1918 г. Красной Армии на Восточном фронте, волна забастовок сибирских рабочих и кровавая расправа над ними явились теми факторами, которые способствовали перерастанию стихийного недовольства крестьян в открытую вооруженную борьбу против буржуазной диктатуры, прикрытой фиговым листком эсеро-меньшевистской «демократии». Крестьянство решительно отказывалось платить недоимки и отдавать своих сыновей в белогвардейскую армию. В ответ на это белогвардейские власти стали наводнять деревню карательными отрядами, чтобы силой привести к повиновению крестьянские трудовые массы. В свою очередь сами массы стали отвечать на эти меры властей вооруженными выступлениями, которые перерастали затем в большие стихийные восстания. Осенью 1918 г. вспыхнули восстания крестьян Славгородского, Змеиногорского и Бийского уездов Алтайской губернии, перекинувшиеся затем в Тобольскую, Томскую и Енисейскую губернии. Подобно лесному пожару, эти крестьянские восстания, подавленные в одном месте, вспыхивали в другом, охватывая все новые и новые территории...
Одними из первых восстали крестьяне Славгородского уезда Алтайской губернии. В начале второй половины августа 1918 г. по всему Славгородскому уезду был распространен приказ о мобилизации, который обязывал новобранцев явиться на сборный пункт к 4 сентября... Подобно встревоженному улью, зашумели деревни: мужчины протестовали, плакали женщины. Самое решительное сопротивление призыву молодежи в белую армию оказали крестьяне села Черный Дол... Они наотрез отказались давать новобранцев... Примеру чернодольцев последовали и некоторые другие прилегающие к городу селения. Славгородская уездная земская управа, возглавляемая эсерами, была завалена коллективными запросами крестьян многих сел. Крестьяне писали о том, что им не ясно, зачем понадобились «правительству» солдаты. При этом указывалось, что на борьбу с Советской властью они солдат не дадут. Эти запросы земская управа направила к местному начальнику гарнизона штабс-капитану Киржаеву, заранее зная, конечно, чем все это может кончиться для крестьян. Киржаев быстро отозвался на это и изъявил желание лично поехать на место и уладить дело. В сопровождении нескольких офицеров он направился в село Черный Дол как главный очаг сопротивления. Предупрежденные заранее о приезде начальства, крестьяне утром 28 августа собрались на сельской площади. Вскоре раздался автомобильный гудок и машина с восседавшими в ней офицерами врезалась в шумно расступившуюся толпу. Вместо приветствия, не говоря уже о какой-либо попытке как-то разъяснить крестьянам волновавшие их вопросы, Киржаев, поднявшись в рост на автомобиле, истерично крикнул: «Снять шапки, сукины сыны, стоять смирно!». Толпа опешила и как бы замерла от неожиданности. Такого обращения люди не ждали. Воспользовавшись этой паузой, Киржаев заявил далее: «Я не большевик и не агитатор. Никаких собраний и митингов терпеть не могу, а потому требую немедленно разойтись и беспрекословно теперь же приступить к выполнению приказа о мобилизации. Предупреждаю, что никакому обсуждению приказ военного министра не подлежит. В противном случае я не остановлюсь ни перед какими мерами и заставлю вас пулеметами подчиниться законным распоряжениям...»
Но эта угроза не возымела действия. Чернодольцы отказались выполнить приказ о мобилизации. Тогда Киржаев арестовал членов революционной группы... В ответ на требования крестьян об освобождении арестованных офицеры открыли огонь по толпе: три человека было убито и около десяти ранено. Затем каратели поспешно покинули село, захватив с собой арестованных.
После этой расправы чернодольцы снова собрались на сход и, посчитав действия Киржаева самочинными, решили освободить Славгород от офицеров. Для руководства операцией был образован штаб... Штаб заручился поддержкой крестьян близлежащих сел Андреевки, Максимовки и поселка Ярового, а также установил связь со славгородской тюрьмой, в которой содержалось около 100 политических заключенных. Последние обещали приурочить подготовлявшееся ими восстание ко времени вступления крестьян в город. Воспользовавшись базарным днем, когда в город могло прибыть без подозрения много народа, повстанцы (около 1000 человек) в ночь на 2 сентября двинулись в Славгород, вооруженные кто чем: винтовками, дробовиками, ручными гранатами, вилами и топорами. В назначенный час восстала тюрьма. На помощь к ней подоспели чернодольцы. После освобождения заключенные влились в ряды повстанцев и вместе с ними приняли участие в атаке офицерской роты, расквартированной в городской школе. В результате короткой схватки офицеры в количестве 80 человек были уничтожены. Был убит также и городской голова Фрей. Чинам штаба гарнизона во главе с Киржаевым удалось бежать...
После того как в Славгороде был установлен революционный порядок, повстанческий крестьянско-рабочий штаб решил созвать… уездный крестьянский съезд с представительством от каждого села и деревни для решения вопроса о власти. Но съезд был отменен в связи с приближением к городу белоказачьего карательного отряда под командованием атамана Анненкова, отличавшегося особой жестокостью и зверскими расправами с мирным населением.
…анненковцы ворвались в город, учинив там зверскую расправу над мирными гражданами и попавшими в их руки повстанцами. По свидетельству участников событий, арестованных выводили за город, в район пивоваренного завода, и расстреливали группами. Всего по уезду было расстреляно и убито в схватках с карателями 1667 человек, не говоря уже о высеченных, количество которых достигало нескольких тысяч...
Славгородская трагедия эхом отозвалась по всей крестьянской Сибири. Вслед за Славгородским уездом в начале октября 1918 г. вспыхнуло крупное восстание... Как сообщала газета «Народная Сибирь» 2 ноября 1918 г., в этом восстании «участвовало в общем до 7000 вооруженных крестьян»...
Восстание было настолько серьезным и грозным, что власти прибегли к чрезвычайным мерам, объявив Мариинск и Мариинский уезд на осадном положении. Против восставших были брошены большие отряды пехоты и казаков. …повстанцы в конце октября были разгромлены. Вслед за этим последовали массовые расстрелы захваченных в плен повстанцев, поголовная порка населения и аресты.
Не менее крупное восстание крестьян вспыхнуло в Минусинском уезде Енисейской губернии. Оно протекало с октября до конца ноября 1918 г. Причины его в основном те же, что и предыдущих восстаний. Говоря о них, исполняющий обязанности енисейского губернского комиссара Доценко отмечал: «Всюду замечается полевение и оппозиционное настроение, даже тех слоев населения, которые с восторгом свергли Советскую власть и помогали укреплять власть Сибирского Временного правительства».
…главная масса повстанцев «в поход на город двинулась с топорами, ножами, вилами и просто палками, специально для этого сделанными, с насаженными на них железными наконечниками». Приходится удивляться отваге и мужеству повстанцев, шедших атаковать город с хорошо вооруженным гарнизоном почти голыми руками. Поражение под Минусинском определило участь восстания в целом по уезду. К 27 ноября оно было ликвидировано.
Нет нужды говорить о расправе карателей, учиненной над населением восставших волостей. Она была не менее жестокой и зверской, чем та, о которой уже было сказано выше. Дикие расправы карателей над мирным сельским населением, реставрация старых полицейских порядков давали в руки местных большевиков богатый материал для раскрытия крестьянам классовой сущности антинародной политики, проводимой эсеро-белогвардейскими правителями. Крестьяне постепенно начинали приходить к убеждению, что они грубо обмануты эсерами. Разгул карательных отрядов, сопровождавшийся расстрелами и массовыми порками, дал им почувствовать, что представляют собой эсеро-меньшевистские «свобода и равенство». Безудержные денежные поборы и реквизиции показали, что такое «свобода торговли»; мобилизация крестьянской молодежи для братоубийственной войны разъяснила, как понимают эсеро-меньшевистские «демократы» «гражданский мир».
Кроме того, широкое недовольство в массе трудового крестьянства вызывала и антинациональная политика сибирского белогвардейского «правительства», являвшегося марионеткой в руках англо-франко-американо-японских интервентов. В секретном сообщении томского губернского комиссара осенью 1918 г., адресованном омскому начальству, особо отмечалось, что большое значение в росте недовольства крестьян политикой сибирского «правительства» имеет тот факт, что крестьяне почувствовали реальную опасность «поглощения страны политикой союзников», т. е. интервентами, ступившими на сибирскую землю. Именно эта осознанная опасность закабаления страны международным империализмом, грозившая полной утратой национальной независимости родины, явилась одной из решающих причин поворота среднего крестьянства не только Сибири, но и других районов России в сторону Советской власти. Если в период Брестского мира среднее крестьянство, вся мелкобуржуазная демократия «шла против нас с озлоблением, доходящим до бешенства, потому что мы должны были ломать все ее патриотические чувства», то с началом развертывания иностранной военной интервенции «история сделала так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону», - говорил в ноябре 1918 г. В. И. Ленин.
…крестьяне часто упрекали себя за то, что они не оказали помощи Красной гвардии, когда она, сражаясь с чехословаками и белокулацкими бандами, истекала кровью в неравной борьбе. «Теперь, - говорили они, - обижаться не на кого», сами, мол, виноваты. «Настроение было очень подавленное. Хотя за самогонкой и развеселятся мужички, но кто-либо скажет о зверствах... атамана Анненкова и все затихали, начинались разговоры о том, скоро ли придет Красная Армия».
В. И. Ленин, пристально наблюдая за процессами, происходившими в среде сибирского крестьянства, равно как и в среде крестьянства других районов, захваченных белочехами, указывал в конце июля 1918 г.: «Там, где нет большевиков и господствуют чехословацкие власти, мы наблюдали такое явление: сначала чехословахов встречают чуть не как избавителей, но через несколько недель господства этой буржуазии замечается громадный поворот против чехословаков за Советскую власть, потому что крестьяне начинают понимать, что все фразы о свободе торговли и об Учредительном собрании означают только одно: власть помещиков и капиталистов»...
В этот доколчаковский период буржуазия вынуждена была еще прятать свою диктатуру за такими «демократическими» институтами, как Сибирская областная дума, Директория. Эсеры и меньшевики без устали кричали о торжестве «свободы» и «народоправстве», прикрывая этим белый террор офицерских, кулацких и казачьих банд в городах и селах.