Белый генерал Головин о большевиках
Из книги Николая Николаевича Головина «Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.».
Антисоветчик - всегда лжец. В этом посте привожу то, что белобандит Головин пишет в своей книге «Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.» о большевиках. Книга вышла в 1937 году, когда уже было достаточно информации, чтобы понять, что всё излагаемое - ложь и клевета.
Кстати, для понимания морального облика автора - сведения из Википедии:
С оккупацией Франции Германией занял пост в коллаборационистском Комитете взаимопомощи русских эмигрантов, преобразованном в апреле 1942 года в Управление делами русских эмигрантов во Франции. В это время Головин занимался отправкой русских добровольцев на работы в Германию и пополнением армии Власова офицерами, а также в 1942-1943 писал пропагандистские статьи о победе III Рейха.
[Читать далее]А теперь, как обычно, цитирую книгу.
Коснувшись дна народной толщи, революционный процесс выкидывает наверх моральные поддонки общества. Русская революция вступает в стадию, в которой преступный элемент становится господствующей силой, подымающей и ведущей «толпы».
В тех же «Русских Ведомостях», в номере от 2 ноября (20 октября), можно прочесть следующую корреспонденцию о происходящем в Петрограде:
«…большевицкая агитация за выступление идет вовсю. Настроение рабочих масс таково, что они готовы двинуться в любой момент. За последние дни в Петрограде наблюдается небывалый наплыв дезертиров. Весь вокзал переполнен ими. На Варшавском вокзале не пройти от солдат подозрительного вида, с горящими глазами и возбужденными лицами. Все окраины производят в этом отношении ужасающее впечатление. По набережной Обводного канала бесцельно движутся толпы пьяных матросов... Имеются сведения о прибытии в Петроград целых воровских шаек, чувствующих наживу. Организуются темные силы, которыми переполнены чайные и притоны... В связи с ожидаемым выступлением большевиков, в частных кредитных учреждениях замечается усиленное требование клиентами банков принадлежащих им ценностей». Это объясняется «убеждением широких масс населения, что выступающие большевики прежде всего обратятся к разгрому частных коммерческих банков».
В той социально-психической обстановке, которая создавалась к началу ноября 1917 года, «толпы» склонны были идти только за крайними партиями, соблазненные их призывами к разрушению. В этих патологических условиях страшную силу приобретали брошенные Лениным лозунги: «Грабь награбленное» и «Режь буржуя». Весь преступный элемент привлекался в ряды большевиков и становился их соратниками. Это имело громадное, действенное значение.
В этом отношении чрезвычайно показательны слова самого Ленина, который любил цинично говорить, что на 100 большевиков имеется лишь один идейный человек, тридцать же девять представляют собою криминальный элемент, а остальные 60 - дураки.
Привлекая на свою сторону весь преступный элемент, освободившийся от прежних сдерживающих государственных начал, Ленин получал многочисленнейший кадр сотрудников, которые были вездесущи и которые автоматически, в силу патологической психики масс, становились везде вожаками толп.
…такой полной и окончательной ставки на преступный элемент, как это сделали лидеры большевиков, не делал никто, и этим они поставили себя на совершенно особое место. Что это именно так, свидетельствуется тем, что Ленину пришлось объявить все моральные сдерживающие начала - выдумками буржуазии. Вступив на этот путь, Ленин и его последователи вынуждены были затем освятить такой террор, который по своей жестокости является непревзойденным в мировой истории. Этот же путь приводил большевиков к преследованию всякой религии.
Особые социально-психические условия чрезвычайно благоприятствовали тому, чтобы ставка Ленина на преступный элемент привела к желательным для него результатам.
«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный», - говорит величайший русский поэт А. С. Пушкин, описывая Пугачевский бунт.
Другой великий русский писатель - Достоевский, в своем знаменитом романе «Бесы», пророчески описал методы большевиков: «Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат... одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного и подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, - вот что надо. А тут еще свеженькой кровушки, чтобы попривык... Мы провозгласим разрушение... Ну-с, и начнется смута. Раскачка такая пойдет, какой мир не видал... затуманится Русь...»
И «в виде конечного разрешения вопроса - разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо»... Это будет общество, в котором «каждый член общества смотрит за другим и обязан доносом... Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях - клевета и убийства»... Путь через «безграничную свободу» - к «безграничному деспотизму»...
Склонный, как каждая малокультурная масса, к упрощенному пониманию, русский народ видел во всяком интеллигентном человеке своего рода «барина». Более чем часто признаком принадлежности к привилегированному слою для масс являлся крахмальный воротничок.
Здесь сказывалась не борьба сословий или классов, а борьба обскурантизма с просвещением...
Ставка на преступные и темные стороны масс и составляет социологическую сущность большевизма...
Успех Ленина и его партии в России объясняется именно тем, что их устремления совпадали с теми психико-патологическими процессами, которые с особой силой развивались в русских массах.
Почти никогда не отмечается в научных исследованиях то, что специфической особенностью большевизма являются не социальные идеи, ими исповедуемые, а резкий и полный разрыв с моралью, понимаемой даже в широком смысле...
Научное признание факта непосредственной и тесной связи большевизма с патологическими процессами коллективной психологии имеет громадное значение. Только оно сможет объяснить ту силу, которую в известных условиях может получить большевизм...
Нужно воздать должное Ленину… только тогда, когда власть окончательно была захвачена большевиками, он объявил, что его партия - не социалистическая, а коммунистическая.
Признав мораль буржуазным предрассудком, Ленин мог уже без всяких ограничений вступить на путь обмана. Если политика никогда не являлась областью человеческой деятельности, в которой процветала бы добродетель, то в Истории еще ни одно политическое учение планомерно не доходило до той степени обмана, до которой дошли большевики. Обман стал их основным методом, а в среде несознательных масс он является незаменимым и самым верным средством для захвата власти.
Солдатам большевики обещают немедленный мир. На всех солдатских митингах, во всех солдатских советах и комитетах большевики кричат против «буржуев», «империалистов», не жалеющих человеческой крови. Но они не договаривают, что план Ленина для утверждения господства его партии основан прежде всего на том, чтобы использовать психически-патологические условия, созданные тяжелой войной для перерождения ее в побоище еще более кровавое, - в войну гражданскую. Ленину нужен мир на внешнем фронте для того, чтобы освободить могущие ему быть полезными силы для действий на внутреннем фронте. Потом, когда солдатские массы будут им нейтрализованы, он кинет переходный лозунг: «Мир хижинам, война дворцам». Пока же он и его сателлиты кричат на митингах только о немедленном окончании «империалистической бойни»...
Нейтралитет крестьян покупался обещанием немедленного же закрепления в их руках земли, не дожидаясь Учредительного Собрания. О том, что право собственности на землю в корне противоречило коммунистической идеологии, большевики крестьянским массам не говорили.
…большевики могли даже рассчитывать на некоторое сочувствие этих легко поддающихся обману, малосознательных масс.
Но большевикам этого было мало. Обманным же путем они заручились содействием тех активных элементов, которые аморфные массы солдат и крестьян выделили из себя в многочисленные Советы и комитеты. «Вся власть Советам» - пестрит на бесчисленных плакатах, выставляемых большевиками после Корниловского выступления. «Вся власть Советам» - кричат их представители на митингах и в толпах.
В примитивном представлении русских народных масс этот лозунг был синонимом народовластия. Крестьянин видел в нем закрепление за ним обладания землей через посредство своего сельского земельного комитета; солдат видел в осуществлении этого лозунга окончательное освобождение его от дисциплины и возможность громко требовать мира через посредство своего совета; рабочий усматривал в нем способ захвата в свои руки фабрик...
Народное понимание «советов» как органов осуществления демократического управления в корне противоречило стремлению Ленина к жесточайшему деспотизму. Но это не могло его остановить. Как мы говорили выше, социологическая особенность большевиков, как политической партии, заключалась не во внешне исповедуемой ими идеологии, а в том, что, откинув все моральные императивы, они получали возможность ввести обман как основное средство для воздействия на эмоциональные проявления народных масс. Для фальсификации же народной воли «советы», с их крайне примитивным устройством, представляли неограниченные и легкие возможности...
По мере роста популярности «советов» в народных массах, в этих последних образовывалось свое понятие «легальности», особое от правительственного; постоянное фактическое нарушение закона «советами» не считалось «нелегальным»...
Окружившие Зимний дворец большевики в восьмом часу вечера открыли сперва ружейную, а потом орудийную стрельбу...
Помощник Командующего войсками Петроградского военного округа, соц.-революционер прапорщик Кузьмин, так описывает в газете «Народ» то, что происходило 11 ноября (29 октября) в Петрограде:
«С 7-8 ч. утра началась осада Владимирского военного училища. Я был разбужен пальбой из пушек, пулеметов и ружей. Юнкера и женский ударный батальон отстреливались до 2-х часов и потом сдались... С момента сдачи толпа вооруженных зверей с диким ревом ворвалась в училище и учинила кровавое побоище. Многие были заколоты штыками, - заколоты безоружные. Мертвые подвергались издевательствам: у них отрубали головы, руки, ноги. Убийцы грабили мертвых и снимали с них шинели и сапоги, тут же надевая их на себя.
Оставшихся в живых повели группами под усиленным конвоем в Петропавловскую крепость, подвергая их издевательствам и провожая ругательствами и угрозами. Это было кровавое шествие на Голгофу.
Сдавшихся юнкеров и женщин ударного батальона безжалостно расстреливали сотнями. Очевидец-солдат, который рассказал мне о злодеянии, совершившемся в Петропавловской крепости, закрыл лицо руками и, плача, отошел в сторону...»
А вот другое свидетельство об этих событиях, написанное А. И. Шингаревым.
«Артиллерийским огнем не только покорено юнкерское Владимирское училище, но и разрушены соседние дома, убиты и ранены дети, женщины, расстреляно мирное гражданское население. Сдавшиеся юнкера на городской телефонной станции выводились на улицу и здесь зверски убивались; еще живые, с огнестрельными ранами, сбрасывались в Мойку, добивались о перила набережной и расстреливались в воде. Убийцы-мародеры тут же хладнокровно грабили их, отнимая сапоги, деньги и ценные вещи. Рассказ комиссара Адмиралтейского района об этих фактах, лично им наблюдавшихся, вызвал крики и стоны в заседании Городской Думы.
...Еще вчера от одного из гласных я слышал фактическое описание обыска в одной из женских организаций, были издевательства, безмерная наглость и грубость, аресты. Во время обыска исчезли ценные вещи, серебряные ложки, платья, деньги. Новые жандармы унесли с собою всё, что имело в их глазах какую-либо ценность, но оставили кое-что и свое: на полу после их ухода нашлась германская марка».
11 ноября (29 октября) вошло в историю с трагическим наименованием «Кровавое воскресенье». Оно поразило своей жестокостью воображение обывателя, несмотря на то, что нервы этого обывателя достаточно уже огрубели в пережитой трехлетней мировой войне и в 8-месячной революции. Но он не знал, что это была только «проба пера» Ленина; это были лишь первые проблески восходящего кровавого деспотизма большевиков...
Освобожденные от всяких моральных норм, ближайшие исполнители теорий Ленина изощрялись в изыскании способов получить признания своих жертв всевозможными пытками. Палачи же устроили из казни своеобразный спорт опьяненных вином и кокаином людей, кончавших нередко свою карьеру в доме сумасшедших.
У каждого из этих исполнителей были свои излюбленные пытки. В Харькове скальпировали череп и снимали с кистей рук «перчатки». В Воронеже сажали пытаемых в бочки, утыканные гвоздями, и катали; выжигали на лбу пятиконечную звезду; священникам же надевали венок из колючей проволоки. В Царицыне и Камышине пилили кости пилой. В Полтаве и Кременчуге сажали на кол. В Полтаве, например, было посажено на кол 18 монахов и затем на колу сожжены. В Екатеринославе распинали и побивали камнями. В Одессе офицеров сжигали в топках кораблей. В Киеве клали в гроб с разлагающимся трупом, хоронили заживо и потом, через полчаса, откапывали. Самое пребывание в тюрьмах, переполненных выше всякой меры, грязных и полных насекомыми, среди уголовных преступников, подсаживаемых в качестве шпионов, при крайне скудной и отвратительной пище, без всяких медицинских средств, без допроса в течение месяцев и в то же время при постоянной опасности немедленного расстрела часто в качестве «заложника», а иногда в виде меры для «очищения» тюрьмы - самая эта обстановка была источником утонченной моральной и физической пытки.
Осуществляя небывалый еще в истории кровавый террор, большевики плыли по течению разбушевавшейся революции. Вместе с этим, потворствуя разнуздавшимся поддонкам малокультурного народа, они получали возможность использовать всю их злобу для разрушения «старого», с их точки зрения, мира.
Вслед за сокрушением политического строя, на очереди стояло разрушение социального порядка, построенного на праве собственности. Углубление революции должно было вести к разрушению семьи и веками сложившегося быта. Религия объявляется Лениными «опиумом», которым усыплялись народные массы классом эксплуататоров, и поэтому тоже подлежащей уничтожению. Даже наука, основывающаяся на свободе творческой мысли, разрушалась для замены ее особой «марксистской» наукой.
Одним словом, большевики отдавали всё во власть революционной стихии.
Антисоветчик - всегда лжец. В этом посте привожу то, что белобандит Головин пишет в своей книге «Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.» о большевиках. Книга вышла в 1937 году, когда уже было достаточно информации, чтобы понять, что всё излагаемое - ложь и клевета.
Кстати, для понимания морального облика автора - сведения из Википедии:
С оккупацией Франции Германией занял пост в коллаборационистском Комитете взаимопомощи русских эмигрантов, преобразованном в апреле 1942 года в Управление делами русских эмигрантов во Франции. В это время Головин занимался отправкой русских добровольцев на работы в Германию и пополнением армии Власова офицерами, а также в 1942-1943 писал пропагандистские статьи о победе III Рейха.
[Читать далее]А теперь, как обычно, цитирую книгу.
Коснувшись дна народной толщи, революционный процесс выкидывает наверх моральные поддонки общества. Русская революция вступает в стадию, в которой преступный элемент становится господствующей силой, подымающей и ведущей «толпы».
В тех же «Русских Ведомостях», в номере от 2 ноября (20 октября), можно прочесть следующую корреспонденцию о происходящем в Петрограде:
«…большевицкая агитация за выступление идет вовсю. Настроение рабочих масс таково, что они готовы двинуться в любой момент. За последние дни в Петрограде наблюдается небывалый наплыв дезертиров. Весь вокзал переполнен ими. На Варшавском вокзале не пройти от солдат подозрительного вида, с горящими глазами и возбужденными лицами. Все окраины производят в этом отношении ужасающее впечатление. По набережной Обводного канала бесцельно движутся толпы пьяных матросов... Имеются сведения о прибытии в Петроград целых воровских шаек, чувствующих наживу. Организуются темные силы, которыми переполнены чайные и притоны... В связи с ожидаемым выступлением большевиков, в частных кредитных учреждениях замечается усиленное требование клиентами банков принадлежащих им ценностей». Это объясняется «убеждением широких масс населения, что выступающие большевики прежде всего обратятся к разгрому частных коммерческих банков».
В той социально-психической обстановке, которая создавалась к началу ноября 1917 года, «толпы» склонны были идти только за крайними партиями, соблазненные их призывами к разрушению. В этих патологических условиях страшную силу приобретали брошенные Лениным лозунги: «Грабь награбленное» и «Режь буржуя». Весь преступный элемент привлекался в ряды большевиков и становился их соратниками. Это имело громадное, действенное значение.
В этом отношении чрезвычайно показательны слова самого Ленина, который любил цинично говорить, что на 100 большевиков имеется лишь один идейный человек, тридцать же девять представляют собою криминальный элемент, а остальные 60 - дураки.
Привлекая на свою сторону весь преступный элемент, освободившийся от прежних сдерживающих государственных начал, Ленин получал многочисленнейший кадр сотрудников, которые были вездесущи и которые автоматически, в силу патологической психики масс, становились везде вожаками толп.
…такой полной и окончательной ставки на преступный элемент, как это сделали лидеры большевиков, не делал никто, и этим они поставили себя на совершенно особое место. Что это именно так, свидетельствуется тем, что Ленину пришлось объявить все моральные сдерживающие начала - выдумками буржуазии. Вступив на этот путь, Ленин и его последователи вынуждены были затем освятить такой террор, который по своей жестокости является непревзойденным в мировой истории. Этот же путь приводил большевиков к преследованию всякой религии.
Особые социально-психические условия чрезвычайно благоприятствовали тому, чтобы ставка Ленина на преступный элемент привела к желательным для него результатам.
«Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный», - говорит величайший русский поэт А. С. Пушкин, описывая Пугачевский бунт.
Другой великий русский писатель - Достоевский, в своем знаменитом романе «Бесы», пророчески описал методы большевиков: «Мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат... одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного и подленького, когда человек обращается в гадкую, трусливую, жестокую, себялюбивую мразь, - вот что надо. А тут еще свеженькой кровушки, чтобы попривык... Мы провозгласим разрушение... Ну-с, и начнется смута. Раскачка такая пойдет, какой мир не видал... затуманится Русь...»
И «в виде конечного разрешения вопроса - разделение человечества на две неравные части. Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми. Те же должны потерять личность и обратиться вроде как в стадо»... Это будет общество, в котором «каждый член общества смотрит за другим и обязан доносом... Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях - клевета и убийства»... Путь через «безграничную свободу» - к «безграничному деспотизму»...
Склонный, как каждая малокультурная масса, к упрощенному пониманию, русский народ видел во всяком интеллигентном человеке своего рода «барина». Более чем часто признаком принадлежности к привилегированному слою для масс являлся крахмальный воротничок.
Здесь сказывалась не борьба сословий или классов, а борьба обскурантизма с просвещением...
Ставка на преступные и темные стороны масс и составляет социологическую сущность большевизма...
Успех Ленина и его партии в России объясняется именно тем, что их устремления совпадали с теми психико-патологическими процессами, которые с особой силой развивались в русских массах.
Почти никогда не отмечается в научных исследованиях то, что специфической особенностью большевизма являются не социальные идеи, ими исповедуемые, а резкий и полный разрыв с моралью, понимаемой даже в широком смысле...
Научное признание факта непосредственной и тесной связи большевизма с патологическими процессами коллективной психологии имеет громадное значение. Только оно сможет объяснить ту силу, которую в известных условиях может получить большевизм...
Нужно воздать должное Ленину… только тогда, когда власть окончательно была захвачена большевиками, он объявил, что его партия - не социалистическая, а коммунистическая.
Признав мораль буржуазным предрассудком, Ленин мог уже без всяких ограничений вступить на путь обмана. Если политика никогда не являлась областью человеческой деятельности, в которой процветала бы добродетель, то в Истории еще ни одно политическое учение планомерно не доходило до той степени обмана, до которой дошли большевики. Обман стал их основным методом, а в среде несознательных масс он является незаменимым и самым верным средством для захвата власти.
Солдатам большевики обещают немедленный мир. На всех солдатских митингах, во всех солдатских советах и комитетах большевики кричат против «буржуев», «империалистов», не жалеющих человеческой крови. Но они не договаривают, что план Ленина для утверждения господства его партии основан прежде всего на том, чтобы использовать психически-патологические условия, созданные тяжелой войной для перерождения ее в побоище еще более кровавое, - в войну гражданскую. Ленину нужен мир на внешнем фронте для того, чтобы освободить могущие ему быть полезными силы для действий на внутреннем фронте. Потом, когда солдатские массы будут им нейтрализованы, он кинет переходный лозунг: «Мир хижинам, война дворцам». Пока же он и его сателлиты кричат на митингах только о немедленном окончании «империалистической бойни»...
Нейтралитет крестьян покупался обещанием немедленного же закрепления в их руках земли, не дожидаясь Учредительного Собрания. О том, что право собственности на землю в корне противоречило коммунистической идеологии, большевики крестьянским массам не говорили.
…большевики могли даже рассчитывать на некоторое сочувствие этих легко поддающихся обману, малосознательных масс.
Но большевикам этого было мало. Обманным же путем они заручились содействием тех активных элементов, которые аморфные массы солдат и крестьян выделили из себя в многочисленные Советы и комитеты. «Вся власть Советам» - пестрит на бесчисленных плакатах, выставляемых большевиками после Корниловского выступления. «Вся власть Советам» - кричат их представители на митингах и в толпах.
В примитивном представлении русских народных масс этот лозунг был синонимом народовластия. Крестьянин видел в нем закрепление за ним обладания землей через посредство своего сельского земельного комитета; солдат видел в осуществлении этого лозунга окончательное освобождение его от дисциплины и возможность громко требовать мира через посредство своего совета; рабочий усматривал в нем способ захвата в свои руки фабрик...
Народное понимание «советов» как органов осуществления демократического управления в корне противоречило стремлению Ленина к жесточайшему деспотизму. Но это не могло его остановить. Как мы говорили выше, социологическая особенность большевиков, как политической партии, заключалась не во внешне исповедуемой ими идеологии, а в том, что, откинув все моральные императивы, они получали возможность ввести обман как основное средство для воздействия на эмоциональные проявления народных масс. Для фальсификации же народной воли «советы», с их крайне примитивным устройством, представляли неограниченные и легкие возможности...
По мере роста популярности «советов» в народных массах, в этих последних образовывалось свое понятие «легальности», особое от правительственного; постоянное фактическое нарушение закона «советами» не считалось «нелегальным»...
Окружившие Зимний дворец большевики в восьмом часу вечера открыли сперва ружейную, а потом орудийную стрельбу...
Помощник Командующего войсками Петроградского военного округа, соц.-революционер прапорщик Кузьмин, так описывает в газете «Народ» то, что происходило 11 ноября (29 октября) в Петрограде:
«С 7-8 ч. утра началась осада Владимирского военного училища. Я был разбужен пальбой из пушек, пулеметов и ружей. Юнкера и женский ударный батальон отстреливались до 2-х часов и потом сдались... С момента сдачи толпа вооруженных зверей с диким ревом ворвалась в училище и учинила кровавое побоище. Многие были заколоты штыками, - заколоты безоружные. Мертвые подвергались издевательствам: у них отрубали головы, руки, ноги. Убийцы грабили мертвых и снимали с них шинели и сапоги, тут же надевая их на себя.
Оставшихся в живых повели группами под усиленным конвоем в Петропавловскую крепость, подвергая их издевательствам и провожая ругательствами и угрозами. Это было кровавое шествие на Голгофу.
Сдавшихся юнкеров и женщин ударного батальона безжалостно расстреливали сотнями. Очевидец-солдат, который рассказал мне о злодеянии, совершившемся в Петропавловской крепости, закрыл лицо руками и, плача, отошел в сторону...»
А вот другое свидетельство об этих событиях, написанное А. И. Шингаревым.
«Артиллерийским огнем не только покорено юнкерское Владимирское училище, но и разрушены соседние дома, убиты и ранены дети, женщины, расстреляно мирное гражданское население. Сдавшиеся юнкера на городской телефонной станции выводились на улицу и здесь зверски убивались; еще живые, с огнестрельными ранами, сбрасывались в Мойку, добивались о перила набережной и расстреливались в воде. Убийцы-мародеры тут же хладнокровно грабили их, отнимая сапоги, деньги и ценные вещи. Рассказ комиссара Адмиралтейского района об этих фактах, лично им наблюдавшихся, вызвал крики и стоны в заседании Городской Думы.
...Еще вчера от одного из гласных я слышал фактическое описание обыска в одной из женских организаций, были издевательства, безмерная наглость и грубость, аресты. Во время обыска исчезли ценные вещи, серебряные ложки, платья, деньги. Новые жандармы унесли с собою всё, что имело в их глазах какую-либо ценность, но оставили кое-что и свое: на полу после их ухода нашлась германская марка».
11 ноября (29 октября) вошло в историю с трагическим наименованием «Кровавое воскресенье». Оно поразило своей жестокостью воображение обывателя, несмотря на то, что нервы этого обывателя достаточно уже огрубели в пережитой трехлетней мировой войне и в 8-месячной революции. Но он не знал, что это была только «проба пера» Ленина; это были лишь первые проблески восходящего кровавого деспотизма большевиков...
Освобожденные от всяких моральных норм, ближайшие исполнители теорий Ленина изощрялись в изыскании способов получить признания своих жертв всевозможными пытками. Палачи же устроили из казни своеобразный спорт опьяненных вином и кокаином людей, кончавших нередко свою карьеру в доме сумасшедших.
У каждого из этих исполнителей были свои излюбленные пытки. В Харькове скальпировали череп и снимали с кистей рук «перчатки». В Воронеже сажали пытаемых в бочки, утыканные гвоздями, и катали; выжигали на лбу пятиконечную звезду; священникам же надевали венок из колючей проволоки. В Царицыне и Камышине пилили кости пилой. В Полтаве и Кременчуге сажали на кол. В Полтаве, например, было посажено на кол 18 монахов и затем на колу сожжены. В Екатеринославе распинали и побивали камнями. В Одессе офицеров сжигали в топках кораблей. В Киеве клали в гроб с разлагающимся трупом, хоронили заживо и потом, через полчаса, откапывали. Самое пребывание в тюрьмах, переполненных выше всякой меры, грязных и полных насекомыми, среди уголовных преступников, подсаживаемых в качестве шпионов, при крайне скудной и отвратительной пище, без всяких медицинских средств, без допроса в течение месяцев и в то же время при постоянной опасности немедленного расстрела часто в качестве «заложника», а иногда в виде меры для «очищения» тюрьмы - самая эта обстановка была источником утонченной моральной и физической пытки.
Осуществляя небывалый еще в истории кровавый террор, большевики плыли по течению разбушевавшейся революции. Вместе с этим, потворствуя разнуздавшимся поддонкам малокультурного народа, они получали возможность использовать всю их злобу для разрушения «старого», с их точки зрения, мира.
Вслед за сокрушением политического строя, на очереди стояло разрушение социального порядка, построенного на праве собственности. Углубление революции должно было вести к разрушению семьи и веками сложившегося быта. Религия объявляется Лениными «опиумом», которым усыплялись народные массы классом эксплуататоров, и поэтому тоже подлежащей уничтожению. Даже наука, основывающаяся на свободе творческой мысли, разрушалась для замены ее особой «марксистской» наукой.
Одним словом, большевики отдавали всё во власть революционной стихии.