Тело извращенца
В продолжение темы перверсий (я уже выкладывала конспект из Лакана о гомосексуализме), выдержка из статьи, интерпертирующей понимании инверсии Делезом:
Формулу невроза можно резюмировать следующим образом: «Ты желаешь, когда испытываешь нехватку; все, на что ты можешь надеяться - удовольствие; ты преследуешь невозможное наслаждение».
В перверсии повторение не мотивируется достижением наслаждения: фаллос остается у матери и повторение больше не производится ради наслаждения потерянным объектом, метафорой которого служат другие объекты. Поведение перверсивного субъекта подчиняется не фантазму о наслаждении, а связано с чистой функцией мышления.
Если Другой не испытывает нехватки, то производится десексуализация влечений (Эрос для них нейтрализуется). В свою очередь десексуализация никогда не обходится без ресексуализации: мышления - в садизме, фантазии - в мазохизме. Именно поэтому для персонаже де Сада столь важными становятся разговоры друг с другом.
...телесный аспект сексуальности выносится за скобки и мы получаем тело, которое напрочь лишено наслаждения. Тело перверта напоминает тело зомби, сохранившего мышление, для которого «естественный», в привычном понимании, порядок потребностей полностью разрушается, потому что внешние объекты, которые составляют для невротика метонимию фаллического объекта, теперь носят десексуализированный характер.
Говоря же о специфике желания в садизме и мазохизме, важно отметить,.. субъективность садиста в какой-то мере остается в перспективе эдипальной структуры: ведь отождествление с Другим является отождествлением с Отцом. Лакан иронично называл такого отца «версией отца» (père-version). Из этой игры слов мы видим, что садистский субъект жаждет не убить отца и нарушить его закон, а связывает себя с фигурой какого-то иного отца. Не отца, который наложил запрет на инцест и забрал себе все права на мать, но на фигуру, которая, напротив, говорит ему: «Пойдем и изнасилуем ее вместе». В этом смысле субъективность садиста, хотя и находится в совсем иной системе желания, но остается в координатах Эдипа.
Формулу невроза можно резюмировать следующим образом: «Ты желаешь, когда испытываешь нехватку; все, на что ты можешь надеяться - удовольствие; ты преследуешь невозможное наслаждение».
В перверсии повторение не мотивируется достижением наслаждения: фаллос остается у матери и повторение больше не производится ради наслаждения потерянным объектом, метафорой которого служат другие объекты. Поведение перверсивного субъекта подчиняется не фантазму о наслаждении, а связано с чистой функцией мышления.
Если Другой не испытывает нехватки, то производится десексуализация влечений (Эрос для них нейтрализуется). В свою очередь десексуализация никогда не обходится без ресексуализации: мышления - в садизме, фантазии - в мазохизме. Именно поэтому для персонаже де Сада столь важными становятся разговоры друг с другом.
...телесный аспект сексуальности выносится за скобки и мы получаем тело, которое напрочь лишено наслаждения. Тело перверта напоминает тело зомби, сохранившего мышление, для которого «естественный», в привычном понимании, порядок потребностей полностью разрушается, потому что внешние объекты, которые составляют для невротика метонимию фаллического объекта, теперь носят десексуализированный характер.
Говоря же о специфике желания в садизме и мазохизме, важно отметить,.. субъективность садиста в какой-то мере остается в перспективе эдипальной структуры: ведь отождествление с Другим является отождествлением с Отцом. Лакан иронично называл такого отца «версией отца» (père-version). Из этой игры слов мы видим, что садистский субъект жаждет не убить отца и нарушить его закон, а связывает себя с фигурой какого-то иного отца. Не отца, который наложил запрет на инцест и забрал себе все права на мать, но на фигуру, которая, напротив, говорит ему: «Пойдем и изнасилуем ее вместе». В этом смысле субъективность садиста, хотя и находится в совсем иной системе желания, но остается в координатах Эдипа.