Что значит время для поэта
Из статей - ну разве что эту. По сути она представляет собой короткое жизнеописание и подборку талантливых стихов. _ _ _
Что значит время для поэта?
А что значит поэт
для времени?
Как может вынесть бремя это
Того, кто поет
о бремени?
М. Храмова
В городе Троицке есть необыкновенное, почти фантастическое место. В микрорайоне "В", в «колодце» новых многоэтажек, близ шоссе, стоит маленький домик - избушка за покосившимся забором, а над дверьми его висит гордая и радостная табличка «ул. Новостройка». В нем жила та, которой принадлежат строки:
Подумай, правнук мой надменный
К минувшему склоняя слух,
С каким усильем во вселенной
Из тьмы веков родился дух.
И вы с неведением зверя
Еще бродили бы средь тьмы,
Когда бы в запертые двери
Напрасно не стучались мы.
Чтоб вы ловили в звездном свете
Лучи бесчисленных отчизн -
Тащили мы в ярме столетий
Свою мучительную жизнь.
Ее не напечатали при жизни. О ней не знали современники. А сейчас ее имя - гордость нашего города, в котором ей, гонимой бурными потоками своего времени, довелось жить и творить. Имя это - Лидия Бартольд.
В этой «избушке» за чашечкой чая и кусочком торта, ее сын и его супруга, Пляшкевичи, поведали историю жизни поэта.
Лидия Федоровна Бартольд, в замужестве Пляшкевич, родилась 10 мая 1904г. в городе Ярославле. Семья ее - творческие, целеустремленные люди. Отец - Федор Бартольд - журналист, дяди - известный востоковед В. В. Бартольд и революционер-народник А. И. Якшин. Именно они занимались обучением Лидии, и притом, что ей не удалось получить полного среднего образования в гимназии, уровень ее эрудиции был завидно высок.
Раннее детство Лида провела во Франции, куда Бартольды эмигрировали после событий 1905 года. В 1912 г. семья вернулась в Россию и поселилась в Финляндии, в чудном местечке Карисальми (черные камни). Там, в деревянном доме у озера, в будущем поэте зародилось особое, трепетное отношение к природе.
Много позже, уже живя в Троицке, Лидия Федоровна воспользовалась возможностью и окружила себя любимыми питомцами, среди которых были сойка, сорока, грачи, белка-Сашка, и даже корова. Как-то сын принес грачонка, с тех пор она стала подбирать и выхаживать выпавших из гнезда птенцов. Видимо, тогда и выучила птичий язык, и «сложила переводы: с птичьего на русский». В них, каждый своим голосом, запели Синица и Снегирь, Жаворонок и Зяблик, Дрозд и Скворец. И, конечно, Соловей:
Его звенящие мечты
Не знали цели и значенья;
Творя красу, для красоты
Он не искал определенья.
Не выражала трель певца
Ни торжества, ни укоризны, -
Он пел, покорный до конца
Непобедимой силе жизни,
……………………………….
И я тихонько, стороной,
Прошла с почтительным приветом,
Как стихотворец рядовой
При встрече с истинным поэтом.
А в те далекие счастливые детские годы в Финляндии, Лида, начитавшись Лонгфелло, рвалась в Америку - освобождать индейцев. Впрочем, обостренное восприятие чужого страдания - пожизненный крест поэта:
И если б голос дан был всем незримым ликам,
Пчеле, жучку, травинке и листу -
То вся земля одним была бы криком,
Летящим в ледяную пустоту.
Атмосфера дома Бартольдов располагала к общению, их часто посещали интересные
друзья, среди которых была и Е. П. Пешкова с сыном Максимом. Дружба с Максимом, видимо, отразилась на судьбе старших братьев Лидии в страшные 30-ые.
После революции 1917 г. и отделения Финляндии Бартольды приняли роковое решение вернуться в Россию, где, вскоре подверглись репрессиям.
Кем-то ты признан для смерти пригодным
В длинном подсчете голов.
Жизнью своей ты оплатишь сегодня
Много значительных слов.
Потом начались тяжелые военные годы. Сын Лидии Федоровны вспоминает, как они с матерью, находясь в эвакуации, работали в колхозе, жили впроголодь (в свои 12 лет он весил 30 кг.) Весь запас на зиму - 15-20 кг. зерна. Весной питались «пестиками» хвощей. Тогда, в 42-ом, Лидия узнала о смерти матери в блокадном Ленинграде, и поняла, что осталась одна из всего дорогого ее сердцу семейства.
Послевоенная жизнь Лидии Бартольд, к ее несказанной радости, вновь оказалась связана с природой, что напоминало ей чудные детские годы. В 1946 г. она с мужем и сыном обосновалась на лесной поляне территории Института Земного Магнетизма, где ими был построен первый жилой домик будущего Академгородка.
Разносторонняя поэзия Лидии Бартольд пережила вместе с автором разные этапы.
В юности - это романтика Востока. Увлечение историей Ислама и персидской поэзией передалось ей от дяди.
Люблю тебя, страна Востока,
Страна жестокой красоты,
Где сердце чувствует глубоко,
Где необузданны мечты,
Где, разрывая грань и меру
Неудержимым взлетом ввысь,
Безумьем становилась вера
И страстью становилась мысль.
Война и годы репрессий заставили повзрослевшего поэта обратиться к земной непреходящей боли.
Где-то струятся кровавые реки.
Где-то горят города.
Вспомним про жалкую жизнь человека
В наши большие года.
В зрелые годы поэзия Бартольд приобретает философские нотки, удивляя одновременно глубиной и некоторой отрешенностью. Строки звучат как афоризмы:
«Где есть сомненье, там и я, / А мысль не зреет без сомненья»,
Но в каждом творческом стремленье
Есть доля скорби для творца,
Затем, что каждое творенье
Не совершенно до конца…
Истинная поэзия не тускнеет от времени, поэтому, такое открытие - всегда драгоценный подарок. Впрочем, рассказывать о стихах бессмысленно - надо их читать.
Заканчивая прощальным стихотворением Лидии Бартольд, надеюсь, что для кого-то это прощание - лишь первая встреча…
Деревья, люди, звери, птицы -
Мне грустно расставаться с вами,
Как с недочитанной страницей,
Как с недопетыми стихами.
Земное хрупкое творенье
Любите сердцем и сознаньем -
Ему не будет повторенья
Во всех просторах мирозданья.
Что значит время для поэта?
А что значит поэт
для времени?
Как может вынесть бремя это
Того, кто поет
о бремени?
М. Храмова
В городе Троицке есть необыкновенное, почти фантастическое место. В микрорайоне "В", в «колодце» новых многоэтажек, близ шоссе, стоит маленький домик - избушка за покосившимся забором, а над дверьми его висит гордая и радостная табличка «ул. Новостройка». В нем жила та, которой принадлежат строки:
Подумай, правнук мой надменный
К минувшему склоняя слух,
С каким усильем во вселенной
Из тьмы веков родился дух.
И вы с неведением зверя
Еще бродили бы средь тьмы,
Когда бы в запертые двери
Напрасно не стучались мы.
Чтоб вы ловили в звездном свете
Лучи бесчисленных отчизн -
Тащили мы в ярме столетий
Свою мучительную жизнь.
Ее не напечатали при жизни. О ней не знали современники. А сейчас ее имя - гордость нашего города, в котором ей, гонимой бурными потоками своего времени, довелось жить и творить. Имя это - Лидия Бартольд.
В этой «избушке» за чашечкой чая и кусочком торта, ее сын и его супруга, Пляшкевичи, поведали историю жизни поэта.
Лидия Федоровна Бартольд, в замужестве Пляшкевич, родилась 10 мая 1904г. в городе Ярославле. Семья ее - творческие, целеустремленные люди. Отец - Федор Бартольд - журналист, дяди - известный востоковед В. В. Бартольд и революционер-народник А. И. Якшин. Именно они занимались обучением Лидии, и притом, что ей не удалось получить полного среднего образования в гимназии, уровень ее эрудиции был завидно высок.
Раннее детство Лида провела во Франции, куда Бартольды эмигрировали после событий 1905 года. В 1912 г. семья вернулась в Россию и поселилась в Финляндии, в чудном местечке Карисальми (черные камни). Там, в деревянном доме у озера, в будущем поэте зародилось особое, трепетное отношение к природе.
Много позже, уже живя в Троицке, Лидия Федоровна воспользовалась возможностью и окружила себя любимыми питомцами, среди которых были сойка, сорока, грачи, белка-Сашка, и даже корова. Как-то сын принес грачонка, с тех пор она стала подбирать и выхаживать выпавших из гнезда птенцов. Видимо, тогда и выучила птичий язык, и «сложила переводы: с птичьего на русский». В них, каждый своим голосом, запели Синица и Снегирь, Жаворонок и Зяблик, Дрозд и Скворец. И, конечно, Соловей:
Его звенящие мечты
Не знали цели и значенья;
Творя красу, для красоты
Он не искал определенья.
Не выражала трель певца
Ни торжества, ни укоризны, -
Он пел, покорный до конца
Непобедимой силе жизни,
……………………………….
И я тихонько, стороной,
Прошла с почтительным приветом,
Как стихотворец рядовой
При встрече с истинным поэтом.
А в те далекие счастливые детские годы в Финляндии, Лида, начитавшись Лонгфелло, рвалась в Америку - освобождать индейцев. Впрочем, обостренное восприятие чужого страдания - пожизненный крест поэта:
И если б голос дан был всем незримым ликам,
Пчеле, жучку, травинке и листу -
То вся земля одним была бы криком,
Летящим в ледяную пустоту.
Атмосфера дома Бартольдов располагала к общению, их часто посещали интересные
друзья, среди которых была и Е. П. Пешкова с сыном Максимом. Дружба с Максимом, видимо, отразилась на судьбе старших братьев Лидии в страшные 30-ые.
После революции 1917 г. и отделения Финляндии Бартольды приняли роковое решение вернуться в Россию, где, вскоре подверглись репрессиям.
Кем-то ты признан для смерти пригодным
В длинном подсчете голов.
Жизнью своей ты оплатишь сегодня
Много значительных слов.
Потом начались тяжелые военные годы. Сын Лидии Федоровны вспоминает, как они с матерью, находясь в эвакуации, работали в колхозе, жили впроголодь (в свои 12 лет он весил 30 кг.) Весь запас на зиму - 15-20 кг. зерна. Весной питались «пестиками» хвощей. Тогда, в 42-ом, Лидия узнала о смерти матери в блокадном Ленинграде, и поняла, что осталась одна из всего дорогого ее сердцу семейства.
Послевоенная жизнь Лидии Бартольд, к ее несказанной радости, вновь оказалась связана с природой, что напоминало ей чудные детские годы. В 1946 г. она с мужем и сыном обосновалась на лесной поляне территории Института Земного Магнетизма, где ими был построен первый жилой домик будущего Академгородка.
Разносторонняя поэзия Лидии Бартольд пережила вместе с автором разные этапы.
В юности - это романтика Востока. Увлечение историей Ислама и персидской поэзией передалось ей от дяди.
Люблю тебя, страна Востока,
Страна жестокой красоты,
Где сердце чувствует глубоко,
Где необузданны мечты,
Где, разрывая грань и меру
Неудержимым взлетом ввысь,
Безумьем становилась вера
И страстью становилась мысль.
Война и годы репрессий заставили повзрослевшего поэта обратиться к земной непреходящей боли.
Где-то струятся кровавые реки.
Где-то горят города.
Вспомним про жалкую жизнь человека
В наши большие года.
В зрелые годы поэзия Бартольд приобретает философские нотки, удивляя одновременно глубиной и некоторой отрешенностью. Строки звучат как афоризмы:
«Где есть сомненье, там и я, / А мысль не зреет без сомненья»,
Но в каждом творческом стремленье
Есть доля скорби для творца,
Затем, что каждое творенье
Не совершенно до конца…
Истинная поэзия не тускнеет от времени, поэтому, такое открытие - всегда драгоценный подарок. Впрочем, рассказывать о стихах бессмысленно - надо их читать.
Заканчивая прощальным стихотворением Лидии Бартольд, надеюсь, что для кого-то это прощание - лишь первая встреча…
Деревья, люди, звери, птицы -
Мне грустно расставаться с вами,
Как с недочитанной страницей,
Как с недопетыми стихами.
Земное хрупкое творенье
Любите сердцем и сознаньем -
Ему не будет повторенья
Во всех просторах мирозданья.