Сказка о...
Я с ней ложился и вставал,
Как люди жил и умирал…
(с) А. Розенбаум
Они сидели на кухне - она в халате, он в тельнике - и курили. Она курила сигареты, синий «Chesterfield», он потягивал дерущий горло «Беломор», из-за чего, несмотря на открытую форточку, воздух в кухне был - хоть ножом режь, как в прямом, так и в переносном смысле.
Наконец он спросил:
- Ты уверена?
Она раздраженно утопила окурок в пепельнице, как и во многих домах, бывшей банки из-под растворимого «Nescafe»:
- Слушай, мы уже все обсудили. Могу повторить тезисно: я тебя терпела почти 30 лет, все твои «муки творчества», все твои пьянки, всех баб твоих, - тут ее губы задрожали и она продолжила звенящим голосом - я ждала, пока ты закончишь учебу в универе, пока ты переменишь кучу работ в родном городе и свалишь в столицу. Я, как дура, последовала за тобой, где опять ждала, пока ты найдешь новую работу и жилье… Мне надоело ждать, понимаешь, мне надоело!!!
На последних словах она перешла на крик и зашлась в рыданиях. Он выдохнул еще один клуб дыма, повел челюстью и сказал:
- Решилась - и решилась. Держать не стану. Сложно будет без тебя, ну да ладно - люди как-то же живут.
- Скотина! - завопила она и сбежала в ванную…
Утром, выйдя из дому на работу, он увидел в небе самолет, раскрашенный в цвета КLM - и понял: она улетела. В Париж, куда она всегда собиралась…
День прошел муторно, нервно. На работе на него орали, потом он на кого-то орал, кого-то послал, вроде, кому-то даже пообещал морду набить, если еще раз увидит его в коридоре. В метро все норовили пройтись у него по ногам или, на худой конец, толкнуть. Он отвечал тем же. В магазине, куда он зашел купить пивка «от нервов», две банки из трех упали и, наколовшись о неизвестно откуда взявшиеся на плиточном полу камушки, фонтаном окатили все его брюки и полмагазина впридачу. Наконец, выходя из магазина, он поскользнулся на этом же пиве и грохнулся белой курткой в грязную лужу.
Он сидел на кухне и тянул синий «Chesterfield», забытый ею вчера, отрывая предварительно фильтры от сигарет. Банка пива не пришлась ему ни в голову, ни в душу, поэтому он открыл бутылку водки. По закону сегодняшнего дня, водка оказалась паленой, но его это уже не останавливало. Он пил, пока за окном не стемнело окончательно, пока не стало ясно, что сегодняшний день умер окончательно и в уголках его глаз муха дня завтрашнего уже отложила личинки будущего рассвета.
В этот момент в замке заскрипел ключ.
Она стояла на пороге, вся какая-то жалкая, сморщенная и помятая.
- Простишь дуру? - спросила она. - Не смогла я там, в Париже. Тяжело там жить нам, с фанерною душой. Прости, а?
Он посторонился, впуская ее в дом, после чего медленно сполз по стене на пол и беззвучно рассмеялся, тараща в противоположную стену совершенно безумные глаза…