Если бы о грузинской войне писал старорусский летописец...
И ту, государь, грузинскую землю всю повоевали, пожгли и полонили, и до Тифлиса повоевали. И в Поти-городе у причалов кораблики грузинские воинские все пожгли, а иные потопили, а те порохом взорвали. А Гори-город весь под твою руку привели. А грузинские ратные люди, как на Тифлис бежали, все с себя пометали, то мы собрали и в твои государь, оружейные палаты все снесли.
А грузинской князь Сакошвили, яко от переметчиков ведомо, с той ратной конфузии красной свой шейной плат жрал и от еропланов твоих, Государь, бронею с зерцалом з головою укрывался, и з того было ему премного сраму.
А войско твое, государь, учено где добро, а где и худо, и которые грамоты беспроводныя пущают, тайных слов не ведают, и за то сек троих нещадно. А еропланы четыре сбиты, и о тех летунах вести нет, и то мне боязно, государь, что на них грузинские ратные люди обиду свою выместят. А пушки наши, государь, добрые, и огневое зелье к ним и ядра тож. А ставили те пушки купцы тульские да тагильские. А огневого припасу у нас твоей царской милостию довольно.
А што дьяки грузинские и мериканские во граде Гори нас лаяли, что-де не добро сделали, что в грузинскую землю вошли, и я им, дьякам, тако отвечал, што вольно им было государевых людей во Цхинвале побивать, а ныне-де нечего и плакатися.
А ныне ратные люди твои осетинских ратных людей стыдят, что-де те села грузинские все позорили и-де крестьян грузинских в Тифлис погнали. А осетинские ратные людишки тако рекут, что-де грузинские те крестьяне грузинским ратным людям примёты и контруфорсы строили, и ныне-де им от сугубой беды ступати в Тифлис. И што с теми осетинскими ратными людьми творити, государь, не ведаю, а што повелишь сотворити - и на то, государь, твоя царская воля. А ратные люди твои во граде Гори золотую ложку у горийского бурмистра скрали, и за то сек двоих нещадно.
В том челом тебе бьет холоп твой Сережко Нагой.
А грузинской князь Сакошвили, яко от переметчиков ведомо, с той ратной конфузии красной свой шейной плат жрал и от еропланов твоих, Государь, бронею с зерцалом з головою укрывался, и з того было ему премного сраму.
А войско твое, государь, учено где добро, а где и худо, и которые грамоты беспроводныя пущают, тайных слов не ведают, и за то сек троих нещадно. А еропланы четыре сбиты, и о тех летунах вести нет, и то мне боязно, государь, что на них грузинские ратные люди обиду свою выместят. А пушки наши, государь, добрые, и огневое зелье к ним и ядра тож. А ставили те пушки купцы тульские да тагильские. А огневого припасу у нас твоей царской милостию довольно.
А што дьяки грузинские и мериканские во граде Гори нас лаяли, что-де не добро сделали, что в грузинскую землю вошли, и я им, дьякам, тако отвечал, што вольно им было государевых людей во Цхинвале побивать, а ныне-де нечего и плакатися.
А ныне ратные люди твои осетинских ратных людей стыдят, что-де те села грузинские все позорили и-де крестьян грузинских в Тифлис погнали. А осетинские ратные людишки тако рекут, что-де грузинские те крестьяне грузинским ратным людям примёты и контруфорсы строили, и ныне-де им от сугубой беды ступати в Тифлис. И што с теми осетинскими ратными людьми творити, государь, не ведаю, а што повелишь сотворити - и на то, государь, твоя царская воля. А ратные люди твои во граде Гори золотую ложку у горийского бурмистра скрали, и за то сек двоих нещадно.
В том челом тебе бьет холоп твой Сережко Нагой.