Удар в голову изнутри. Удар шестой. Падение с фаэтона.
Как-то однажды я тут описал случай в ночном быкоклубе, когда мне подпортили фотокарточку. Но это был не единственный случай подобной порчи - был еще один, с более красочными последствиями, потому что никто на свете не способен набить человеку морду эффективнее, чем он сам.
Историю эту я частенько рассказывал, поэтому наверняка кому-то она не покажется откровением, и всё же документально зафиксировать ее надо бы. Может, и рассказывать больше не придется - хлоп ссылочку и все довольны.
А было дело в неспокойном 2000-м году. Год был полон на разочарования и депрессии, но вешать нос никто не собирался. И вот, однажды, мы с корешем Славиком и братом Штуцером сидели на скамейках стадиона «Спартак» (дело происходило, естественно, в Одессе) и штатным порядком попивали «зелье». Здесь нужно остановиться сразу на нескольких моментах.
Во-первых, «зелье». Это был очень ядреный, но очень фирменный напиток нашей компашки. Компашка эта под кодовым названием «шняги» в ту пору дала уже основательную трещину, но традиции, особенно по части пития и последующего буйства, блюлись и хранились. Рецепт был до тупоумия прост: покупалась бутылка пива (желательно «мицного»), поллитруха водки (не самая дорогая, естественно) и двухлитровая торпеда сладкой воды «Винни». Вода эта славилась весьма отвратительным вкусом. Почему в качестве ингредиента выбрали именно ее, история молчит. Странно, ведь одной из целей этой воды было отбить мерзкий вкус других составляющих. Наверное, тут работал принцип «клин клином». Работал плохо - вкус у смеси был тошнотворный. Итак, сначала жертвы выпивали пол-бутылки «Винни», потом выливали туда пиво и водку. Всё тщательно перемешивали и …вуаля, кушать подано.
Во-вторых, стадион «Спартак». В конце лета 2000-го мне пришлось поработать диджеем в небольшой летней кафешке на территории стадиона. Кафешка была весьма убогая, хозяин ее не особенно парился над продвижением своего детища, публика собиралась плебейская, привокзальная. Чтобы не помереть там со скуки, я часто окружал себя друзьями-собутыльниками, что не обходилось без обложного гона и разгула. И не только в мои рабочие вечера. «Спартак» стал культовым местом постоянных тусовок на то время.
Так было и в тот вечер. Сидим мы на скамьях стадиона, попиваем «зелье», морщимся и ведем спокойную неспешную беседу. Вроде как даже и вставляет не сильно. Рядом валяется мой тогдашний вел глубоко китайского производства. Внезапно он попадается на глаза Славику, и он интересуется у меня:
- Слушай, а как же ты после «зелья» поедешь на ЭТОМ домой?
- Как я поеду? - возмущаюсь я и вскакиваю, - а вот как!
В момент вскока изображение как-то очень сильно покачнулось и поплыло. «О-па», - подумал я, - «приплыли». Но виду, разумеется, не подал. Ну, еще бы, пацан сказал - надо делать, пути назад нет. Схватил вел, тащу его вниз, готовлюсь демонстрировать молодецкую удаль. Внизу под рядами скамеек - узкий бетонный проход, отделенный от беговой дорожки металлической оградой. По нему-то я и решил промчать демонстрационный круг. Вскочил. Еду. Навигационные приборы слегка глючат, но полёт нормальный. И тут происходит невероятное: откуда-то берется маленькая собачонка и, яростно лая, бросается за мной. Я к собакам привыкший - у меня свои вело-методики борьбы с этими дурными млекопитающими. Так что собачку я игнорирую и сохраняю бдительность. Но не тут-то было. Собачка наглеет окончательно и хватает меня за ногу. Такого в моей вело-практике еще не было, поэтому я начинаю бояться за свое здоровье и целостность. Я начинаю отбиваться от собачки ногой, и все мое замутненное внимание уходит в этот творческий процесс.
В этот момент изображение выключилось, но через мгновение снова включилось - я лежу лицом на бетонной дорожке, лицо как-то необычно себя чувствует, сзади слышны крики бегущих на помощь, меня поднимают, и я совершенно ничего не понимаю.
Рассказ сторожа стадиона, наблюдавшего сцену падения из своей высоко расположенной будки, как по телевизору: «Летел, как орел, метров пять, вперед лицом. Так лицом и приземлился».
Дальше все было в тумане. Сопли, слезы, кровь. Боли практически никакой не было, но почему-то сразу как-то резко подкатили обиды и разочарования последнего времени. Показалось, что весь мир настроился против меня и гноит всеми возможными способами. Меня оттарабанили в мою кафешку. Там администраторша щедро оросила меня водкой для обеззараживания. Штуцер подогнал подпорченного железного коня. Езда на нем, к счастью, уже не рассматривалась.
Ночевать мы пошли к Славику, но отнюдь не траурной процессией. По пути, который я помню очень и очень слабо, продолжились возлияния. Товарищи хлестали пиво и даже вливали мне его в задранный кверху рот - верхняя губа моя была разбита и хватать что-либо категорически отказывалась.
Надо ли говорить, что утро было не просто тяжелым. К мощнейшему бодуну добавлялось ощущение, что лицо в три раза больше обычного. Заходившие в комнату (а к этому времени подтянулся Олежка Трубин и другие персонажи), искренне не знали, сочувствовать им или смеяться - такой яркий образ представал им. Я сначала сильно злился и драматизировал состояние, но потом друзья привели меня в чувство. Хорошо хоть Славиковы родители блаженно отсутствовали - пришлось бы слушать очередной поток нелестных описаний нашего образа жизни.
В зеркале меня встретили превращенные в кашу нос и губа. Нет, никаких переломов, к счастью, не было, но зрелище просило кисти Рембрандта. Я долго не хотел хвастаться этой картиной перед жителями города, и все же это пришлось сделать. Моей защитой были низко опущенная кепка и самое заднее сидение маршрутки. Но пассажиры все равно получили тему для разговора дома за семейным ужином.
Мама дома собиралась было упасть в обморок, но передумала и махнула рукой, когда узнала, что это я сам себя отделал. Моему велику досталось несколько больше, чем мне - у него были погнуты вилка и руль. Его вывозил на машине из кафешки отец. Велик восстановили, хотя с тех пор он при езде норовил завалиться на бок.
На третий день после этой истории мне все-таки удалось убедить отца зафотографировать мою модифицированную рожу. Фотка потом долго висела на сайте «Терапии».
Заживала боевая рана долго, несмотря на массированное использование чудо-крема “Спасатель». Вскоре пришлось в таком виде появиться на работе, за диджейским пультом. Несколько небольших шрамов на лице напоминают о том глуповатом вечере до сих пор.
Историю эту я частенько рассказывал, поэтому наверняка кому-то она не покажется откровением, и всё же документально зафиксировать ее надо бы. Может, и рассказывать больше не придется - хлоп ссылочку и все довольны.
А было дело в неспокойном 2000-м году. Год был полон на разочарования и депрессии, но вешать нос никто не собирался. И вот, однажды, мы с корешем Славиком и братом Штуцером сидели на скамейках стадиона «Спартак» (дело происходило, естественно, в Одессе) и штатным порядком попивали «зелье». Здесь нужно остановиться сразу на нескольких моментах.
Во-первых, «зелье». Это был очень ядреный, но очень фирменный напиток нашей компашки. Компашка эта под кодовым названием «шняги» в ту пору дала уже основательную трещину, но традиции, особенно по части пития и последующего буйства, блюлись и хранились. Рецепт был до тупоумия прост: покупалась бутылка пива (желательно «мицного»), поллитруха водки (не самая дорогая, естественно) и двухлитровая торпеда сладкой воды «Винни». Вода эта славилась весьма отвратительным вкусом. Почему в качестве ингредиента выбрали именно ее, история молчит. Странно, ведь одной из целей этой воды было отбить мерзкий вкус других составляющих. Наверное, тут работал принцип «клин клином». Работал плохо - вкус у смеси был тошнотворный. Итак, сначала жертвы выпивали пол-бутылки «Винни», потом выливали туда пиво и водку. Всё тщательно перемешивали и …вуаля, кушать подано.
Во-вторых, стадион «Спартак». В конце лета 2000-го мне пришлось поработать диджеем в небольшой летней кафешке на территории стадиона. Кафешка была весьма убогая, хозяин ее не особенно парился над продвижением своего детища, публика собиралась плебейская, привокзальная. Чтобы не помереть там со скуки, я часто окружал себя друзьями-собутыльниками, что не обходилось без обложного гона и разгула. И не только в мои рабочие вечера. «Спартак» стал культовым местом постоянных тусовок на то время.
Так было и в тот вечер. Сидим мы на скамьях стадиона, попиваем «зелье», морщимся и ведем спокойную неспешную беседу. Вроде как даже и вставляет не сильно. Рядом валяется мой тогдашний вел глубоко китайского производства. Внезапно он попадается на глаза Славику, и он интересуется у меня:
- Слушай, а как же ты после «зелья» поедешь на ЭТОМ домой?
- Как я поеду? - возмущаюсь я и вскакиваю, - а вот как!
В момент вскока изображение как-то очень сильно покачнулось и поплыло. «О-па», - подумал я, - «приплыли». Но виду, разумеется, не подал. Ну, еще бы, пацан сказал - надо делать, пути назад нет. Схватил вел, тащу его вниз, готовлюсь демонстрировать молодецкую удаль. Внизу под рядами скамеек - узкий бетонный проход, отделенный от беговой дорожки металлической оградой. По нему-то я и решил промчать демонстрационный круг. Вскочил. Еду. Навигационные приборы слегка глючат, но полёт нормальный. И тут происходит невероятное: откуда-то берется маленькая собачонка и, яростно лая, бросается за мной. Я к собакам привыкший - у меня свои вело-методики борьбы с этими дурными млекопитающими. Так что собачку я игнорирую и сохраняю бдительность. Но не тут-то было. Собачка наглеет окончательно и хватает меня за ногу. Такого в моей вело-практике еще не было, поэтому я начинаю бояться за свое здоровье и целостность. Я начинаю отбиваться от собачки ногой, и все мое замутненное внимание уходит в этот творческий процесс.
В этот момент изображение выключилось, но через мгновение снова включилось - я лежу лицом на бетонной дорожке, лицо как-то необычно себя чувствует, сзади слышны крики бегущих на помощь, меня поднимают, и я совершенно ничего не понимаю.
Рассказ сторожа стадиона, наблюдавшего сцену падения из своей высоко расположенной будки, как по телевизору: «Летел, как орел, метров пять, вперед лицом. Так лицом и приземлился».
Дальше все было в тумане. Сопли, слезы, кровь. Боли практически никакой не было, но почему-то сразу как-то резко подкатили обиды и разочарования последнего времени. Показалось, что весь мир настроился против меня и гноит всеми возможными способами. Меня оттарабанили в мою кафешку. Там администраторша щедро оросила меня водкой для обеззараживания. Штуцер подогнал подпорченного железного коня. Езда на нем, к счастью, уже не рассматривалась.
Ночевать мы пошли к Славику, но отнюдь не траурной процессией. По пути, который я помню очень и очень слабо, продолжились возлияния. Товарищи хлестали пиво и даже вливали мне его в задранный кверху рот - верхняя губа моя была разбита и хватать что-либо категорически отказывалась.
Надо ли говорить, что утро было не просто тяжелым. К мощнейшему бодуну добавлялось ощущение, что лицо в три раза больше обычного. Заходившие в комнату (а к этому времени подтянулся Олежка Трубин и другие персонажи), искренне не знали, сочувствовать им или смеяться - такой яркий образ представал им. Я сначала сильно злился и драматизировал состояние, но потом друзья привели меня в чувство. Хорошо хоть Славиковы родители блаженно отсутствовали - пришлось бы слушать очередной поток нелестных описаний нашего образа жизни.
В зеркале меня встретили превращенные в кашу нос и губа. Нет, никаких переломов, к счастью, не было, но зрелище просило кисти Рембрандта. Я долго не хотел хвастаться этой картиной перед жителями города, и все же это пришлось сделать. Моей защитой были низко опущенная кепка и самое заднее сидение маршрутки. Но пассажиры все равно получили тему для разговора дома за семейным ужином.
Мама дома собиралась было упасть в обморок, но передумала и махнула рукой, когда узнала, что это я сам себя отделал. Моему велику досталось несколько больше, чем мне - у него были погнуты вилка и руль. Его вывозил на машине из кафешки отец. Велик восстановили, хотя с тех пор он при езде норовил завалиться на бок.
На третий день после этой истории мне все-таки удалось убедить отца зафотографировать мою модифицированную рожу. Фотка потом долго висела на сайте «Терапии».
Заживала боевая рана долго, несмотря на массированное использование чудо-крема “Спасатель». Вскоре пришлось в таком виде появиться на работе, за диджейским пультом. Несколько небольших шрамов на лице напоминают о том глуповатом вечере до сих пор.