Доброй ночи и утра.
Весенняя ночь одурманивает, дома царит жара - отопление ещё не отключили, словом, спать невозможно, и мы сидим на кухне с призраком, который был, есть и будет. Он меняет обличья, сложно угадать, каким будет в следующую встречу, иногда у меня получается, но чаще всё-таки нет.
Мне нужно куда-то деть тысячу своих мыслей, и поэтому я завязываю узлами призрачные же цветные нити, чтобы, как Пенелопа, распустить вязь, когда снова понадобятся - обычно это происходит днём, поэтому сравнение с Пенелопой не совсем верное, да и Одиссей у меня уехал не на двадцать лет, а всего лишь на несколько дней, так что нечего выпендриваться, завяжем и это.
Призрак сегодня весел, как и всегда - и терпелив, как десять тысяч будд. Тоже как всегда. Он появляется в моей жизни якобы между прочим, и не задаёт вопросов, хотя понятно, что единственное, что его интересует - это что изменилось. Ну, такие они, призраки, подавай им перемен, а то закисают и хмурятся.
Как правило, я его не разочаровываю; так и сейчас.
- Время, - говорю я, - Есть.
Эта мысль вообще-то не новая, но чтобы перестать торопиться, нужно её прожить. Я очень торопилась, с самого быстрого рождения (за пятнадцать минут!) я была голодным духом, которому всё время что-то было надо и куда-то надо было дальше срочно лететь, искать, найти, и так далее до изнеможения. Теперь я не тороплюсь, потому что знаю, что всё будет хорошо - одно дело это себе повторять, другое - быть в этом уверенным и уж совсем третье - знать. Так вот, я выясняла, я знаю. Торопиться незачем, ничего не делать у меня уже не выйдет, так что можно не беспокоиться, волшебное «делать по силам» рано или поздно устаканится.
Потом я говорю о многом ещё, пока вдруг не понимаю, что до рассвета всего ничего, вставать рано, день полон дел и путешествий, а я могу так и не дать своему несчастному языку и трижды несчастному горлу отдыха, поэтому обрываю фразу на полуслове, допиваю какао со взбитым во френч-прессе молоком, и укладываюсь наконец спать, впервые с начала года не занавешивая окна, чтобы легче было просыпаться вместе с солнцем.
Мне нужно куда-то деть тысячу своих мыслей, и поэтому я завязываю узлами призрачные же цветные нити, чтобы, как Пенелопа, распустить вязь, когда снова понадобятся - обычно это происходит днём, поэтому сравнение с Пенелопой не совсем верное, да и Одиссей у меня уехал не на двадцать лет, а всего лишь на несколько дней, так что нечего выпендриваться, завяжем и это.
Призрак сегодня весел, как и всегда - и терпелив, как десять тысяч будд. Тоже как всегда. Он появляется в моей жизни якобы между прочим, и не задаёт вопросов, хотя понятно, что единственное, что его интересует - это что изменилось. Ну, такие они, призраки, подавай им перемен, а то закисают и хмурятся.
Как правило, я его не разочаровываю; так и сейчас.
- Время, - говорю я, - Есть.
Эта мысль вообще-то не новая, но чтобы перестать торопиться, нужно её прожить. Я очень торопилась, с самого быстрого рождения (за пятнадцать минут!) я была голодным духом, которому всё время что-то было надо и куда-то надо было дальше срочно лететь, искать, найти, и так далее до изнеможения. Теперь я не тороплюсь, потому что знаю, что всё будет хорошо - одно дело это себе повторять, другое - быть в этом уверенным и уж совсем третье - знать. Так вот, я выясняла, я знаю. Торопиться незачем, ничего не делать у меня уже не выйдет, так что можно не беспокоиться, волшебное «делать по силам» рано или поздно устаканится.
Потом я говорю о многом ещё, пока вдруг не понимаю, что до рассвета всего ничего, вставать рано, день полон дел и путешествий, а я могу так и не дать своему несчастному языку и трижды несчастному горлу отдыха, поэтому обрываю фразу на полуслове, допиваю какао со взбитым во френч-прессе молоком, и укладываюсь наконец спать, впервые с начала года не занавешивая окна, чтобы легче было просыпаться вместе с солнцем.