о ночи, в основном для внутреннего пользования
И это не та арабская ночь, о которой я давно обещала рассказать и расскажу много:
Та начинается, как водится у большинства ночей, с заката. Постепенно медовое небо стекает вниз, отдавая своё место мраку, в конце концов в последнем отчаянном крике кровавое солнце выплёскивает всё, что не успело отдать за день, и, обессиленное, скрывается за горизонтом.
Ночь приходит очень быстро, хотя ей некуда торопиться, такой уверенной в себе, знающей, что у неё в кармане ровно половина времени всего мира, а половина бесконечности - это тоже бесконечность.
Тот город, где я её застала, был разделён на восемь кругов; центральный, самый нижний - первый из них; там столько кофеен, сколько не обойти за жизнь дракона, и ароматы кардамона, шафрана, перца и кофе смешиваются с запахом кальянного табака любых, какие только можно себе вообразить, и иногда даже таких, которые нельзя, оттенков; разные люди пьют кофе и курят кальян на открытом воздухе (здесь это почти неразделимые занятия), буквально на любом месте, где есть хоть половина квадратного метра свободного пространства, уже положен коврик, и на нём кто-то сидит, с беззлобным любопытством поглядывая на всех остальных сквозь дым. Здесь пьющий кофе вечен.
Вот, например, охранник какого-то здания, сидящий на крыше объекта и болтающий ногами на высоте пятого этажа, держа в руках кружку, а вот человек в белых одеждах, понемногу глотающий ужасающий крепкий кофе, который нужно пить очень горячим и нельзя больше четырех-пяти глотков за раз, иначе - сожжет тебе горло.
Пройдя до верха этого круга, попадаешь в место, миновать которое невозможно - это рынок. И если в круге кофеен воздух казался перенасыщенным, то здесь его, кажется, можно нарезать кусками и складывать в коробки - невероятное смешение запахов свежих фруктов, овощей и различного мяса с ароматами тысяч разнообразнейших специй, среди которых одна - для придания остроты жизни, другая - для возбуждения аппетита и пробуждения вкуса - иногда забываешь, каков вкус жизни, так вот здесь напомнят, третья - для открытости восприятия, четвертая - для мужской силы, пятая - лечит от тоски, шестая от бессмысленных поисков, седьмая от лунатизма; ходят слухи, что если хорошенько прошерстить лавки антикваров, которые сильно выше, там можно найти рецепт смеси специй для и от чего угодно, вплоть до самой до смерти. Но нет специй против ночи.
Город стоит на сотне холмов, улицы его узки и круты, временами их прорезают стесавшиеся от времени и тысяч ступней каменные лестницы, из каменных обрывов растут деревья, нимало не заботясь о том, что расти горизонтально им не положено. Проходя здесь, ночь первым делом сглаживает морщины на камнях и выбоины на ступенях, оставляя им шанс сладко погрезить о себе-тогдашних: у каждого камня своя память.
Фонари в городе зажигают рано, раньше, чем умирает солнце, но и они ничего не могут сделать против ночи, освещая возле себя только круг диаметром от силы полтора шага, хоть останавливайся и загадывай в каждом по желанию, но будь осторожен, здесь в ходу поговорка - "когда Аллах хочет наказать человека, он исполняет его желания".
Взобравшись на очередной холм уже где-то выше, можно увидеть огни города, который тянется до самого горизонта и дальше; если ты знаешь, что горизонт сейчас может быть не там, где всегда, и мог просто слиться с небом, замкнув мир, оставив пустыню где-то вовне, то на несколько секунд покажется, что все эти огневые алмазы, топазы, хризолиты, изумруды и рубины лежат в сундуке, обитом изнутри мягким темным велюром; но это только до тех пор, пока не посмотришь выше и не увидишь месяц, со вчерашней вашей встречи нарастивший ещё слой стали, теперь его лезвие чуть толще и много острее. Ночь опасна, но это привычная опасность, поэтому страха нет - зато есть почти бесконечные фейерверки, которые местные устраивают по любому поводу, а то и просто так. Их неплохо видно, если выйти на одну из мощёных пешеходных улиц, на удивление широкую, несмотря на то, что на неё со всех сторон напирают открытые залы очередных кофеен, а посередине проходит аллея невиданных дивных деревьев с пушистыми фиолетовыми цветками, для пущей красоты подсвеченными снизу.
Город дышит ночью - спадает жара, остаётся тепло, на улицах появляются люди, над полным отсутствием которых днём ломаешь голову, местные лавки и не думают закрываться, скорее, наоборот, только рады поприветствовать мимопроходящего, но без навязчивости и хватания за руки.
Ночь идёт по городу - иногда синхронно со стрелками часов, иногда забывает о них, неизменно только приветствие её начала и прощание, когда она завершается - с минаретов. Ночь укрывает, прячет, успокаивает и сглаживает; ночь обнажает и позволяет что угодно; ей одинаково легко даётся весь диапазон чувств, а яркие пятна-спектры людских эмоций - это её азбука. Ночь творит из обычного моста - висячий Семирамидский, из высотного здания отеля - круг из тысячи свечей, а уж что она творит с людьми - знаете сами, те, чьи двери открыты для ночи.
И это не та местная ночь, о которой я не обещаю, а просто всё время кому-нибудь не рассказываю:
Она приходит, а ты не замечаешь, потому что сидишь где-то в четырех стенах и чем-то занят, но потом выходишь в спасительные сумерки и долго бредёшь переулками, изменившимися до неузнаваемости, и улицами, по которым над разделительной полосой проходит полоса фонарей, этих упавших звёзд, прирученных городом.
Как только ты имеешь неосторожность всё-таки выйти на улицу и слиться с сумерками, ты перестаёшь принадлежать себе и скользишь неузнаваемой тенью, ориентируясь по карте огней и одной-единственной оставшейся у тебя изо всех чувств интуиции.
Обычно с ночью просто здороваешься, проходишь с ней под руку пару часов, а потом раскланиваешься, чтобы успеть до закрытия метро, но она всё равно успевает показать что-то новое. А иногда такой ночью можно найти правильного попутчика, и тогда от вас не скроется и уставший дракон, прикидывающийся мостом; пройдёте сквозь коридор, в котором изменяется время; увидите самую настоящую тьму; но всё равно вовремя откроется дверь нужного подъезда, в котором, хоть в лепёшку расшибись, а именно сегодня нужно что-то изменить, например, нарисовав дверь простой ручкой - а потом узнать, что она и раньше там была.
Нет. Всё гораздо сложней и одновременно проще.
Это та ночь, которую не увидишь глазами, но которую увидят и узнают сердце и душа. Это тишина. Это звёздная ночь на вершине мира, где можно найти человека, воплощение Любви и Воли, и его продувает свежий ветер, когда-то - когда было нужно - побывавший и штормом, разносившим в щепки корабли, и смерчем, от которого нет спасения, и ураганом, после которого не остается ни одной стены, а теперь успокоившийся и ласково овевающий всё тело, сдувающий усталость со ступней, которые щекочет мягкая трава (нужно быть достаточно сумасшедшим, чтобы рискнуть взять вершину мира, и если нет несгибаемого немерения - бог в помощь, может, и выживешь).
Они будут там всегда. И иногда к ним будут приходить такие, как я, Дураки из колоды Таро, чтобы учиться быть.
_______
Спасибо, хоть ты этого и не прочитаешь.