2020 СОВСЕМ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ
Утром, собираясь на работу, я включаю на кухне телевизор и под его мерное бормотание неспешно завтракаю. Телевизором мы пользуемся не часто, поэтому он постоянно настроен на "Интер". А там по утрам Леонид Каневский рассказывает страсти в передаче "Следствие вели...". Не могу сказать, что передача заряжает оптимизмом и настраивает на рабочий лад, скорее - не дает расслабляться. За то в ней есть доля бодрящего юмора. Не зря же Леонид Семенович - зять Штепселя.
И вот, однажды, пью я чай, посматривая телевизор, а там Каневский по ходу повествования достает журнал "Наука и жизнь".
В общем-то ничего необычного нет в том, что Каневский читает раздел "Маленькие хитрости" из всесоюзного журнала.
Если бы не обложка.
Это был ТОТ САМЫЙ журнал!
А это уже, как говорит в конце передачи Леонид Каневский, - "СОВСЕМ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ!".
Придя в себя после угара от двухгодичной службы в армии, я частенько наведывался в родной институт.
Лазеры и голограммы не давали мне покоя.
Мои друзья с чистой душой оставляли мне ключи от лаборатории, где я до поздней ночи, в полном одиночестве, искал философский камень.
Технология голографического эксперимента, в части обработки фотоматериалов, имеет много общего с черно-белой фотографией. По этой причине для того и другого частично использовалась одно и то же оборудование. Только, когда проявляют голографические фотопластинки, нельзя даже красный свет зажигать. Но в тот вечер при печати фотографий я включил универсальный фотофонарь.
Неяркий красный свет заливал рабочий стол. То ли от скуки, то ли от врожденной умственной непоседливости, но я повернул фонарь...
О! Это было фантастично! Зрелище завораживало!
Я даже забыл про фотографии для отчета и тут же напечатал контактным способом несколько необычных фотоснимков. Часть из них оставил в лаборатории, снабдив дарственными надписями для друзей, а одну фотографию на следующий день отправил в журнал "Наука и жизнь".
Перефразировав древних философов, я придумал парадоксальное, но очень точное (как мне показалось) название - "Случайная закономерность". Воздействие тепла на слой желатина подчиняется определенным законам, но то, какой рисунок сформировали тепловые трещины желатинового слоя - воля случая.
Через три месяца пришло письмо из редакции журнала с сигнальным оттиском набранной страницы. Я так обрадовался, что даже пропустил опечатку.
А когда из печати вышел журнал, то многие радовались вместе со мной. Но не все.
В харьковском авиационном институте я ошивался не просто так. К тому времени у меня был подписан договор о сотрудничестве между ХАИ и КБ-Ю. Финансовых обязательств бумага никаких не имела, но для обмена научной информацией вполне годилась. Меня друзья даже представили заведующему кафедрой надежности. И профессор Гусев благословил нас на совместное творчество.
Теперь я, сбегав с канистрой на "Хому", мог во мраке лаборатории пить пиво с друзьями на законных основаниях.
В конце января 1986 года, после выхода журнала, профессор Гусев в страшном возбуждении зашел в кабинет проректора по науке Анатолия Петровича Фурсова.
- Анатолий Петрович, вы знаете Кесарийского? - подозрительно оглядываясь, негромко сказал Гусев.
- Знаю! - ответил Фурсов, - Он недавно у меня подписывал договор между ХАИ и КБ-Ю.
- Этот человек - шпион! - уверенно и безапелляционно сказал Гусев.
- Да вы что?! - удивился Фурсов - Он у нас шесть лет учился!
- Представьте себе! Вот, смотрите! - и Гусев положил на стол раскрытый журнал перед оторопевшим проректором.
Фурсов прочитал заметку и в полном изумлении уставился на Гусева.
- Я, доктор наук, тридцать лет как профессор, а еще ни разу не печатался в журнале "Наука и жизнь"! -сказал Гусев. - А этот, инженер, ходит, все у нас вынюхивает. Делает вид, что не знает ничего о голографии, а сам печатается в журнале тиражом 3 миллиона экземпляров!
- Хорошо. Я разберусь. - обреченно сказал Фурсов.
Мой договор о сотрудничестве передали на кафедру начертательной геометрии (!), а через некоторое время и мои друзья-голографисты вынуждены были перебраться на кафедру ЖРД к мудрому профессору Голдаеву.
В конце года мне прислали диплом за участие в конкурсе, который инициировала моя фотография.
Немного позже, на основе исходной фотографии, я создал тест Роршаха.
Если вы видите на изображении три миллиона читателей, благоговейно взирающих на голограмму вьетнамского космонавта, то у вас явно прослеживается неадекватность межличностных отношений, так как завышен показатель компенсаторных явлений, когда путем размышления, аффект или эмоция «гасят» или пытаются угасить здравые рассуждения.
И еще.
Внимательно читайте гранки. А то друзья из Куйбышева после этой заметки отправили мне посылку с книгами по голографии не в Павлоград, а в г.Павлодар. Это в Казахстане.
И вот, однажды, пью я чай, посматривая телевизор, а там Каневский по ходу повествования достает журнал "Наука и жизнь".
В общем-то ничего необычного нет в том, что Каневский читает раздел "Маленькие хитрости" из всесоюзного журнала.
Если бы не обложка.
Это был ТОТ САМЫЙ журнал!
А это уже, как говорит в конце передачи Леонид Каневский, - "СОВСЕМ ДРУГАЯ ИСТОРИЯ!".
Придя в себя после угара от двухгодичной службы в армии, я частенько наведывался в родной институт.
Лазеры и голограммы не давали мне покоя.
Мои друзья с чистой душой оставляли мне ключи от лаборатории, где я до поздней ночи, в полном одиночестве, искал философский камень.
Технология голографического эксперимента, в части обработки фотоматериалов, имеет много общего с черно-белой фотографией. По этой причине для того и другого частично использовалась одно и то же оборудование. Только, когда проявляют голографические фотопластинки, нельзя даже красный свет зажигать. Но в тот вечер при печати фотографий я включил универсальный фотофонарь.
Неяркий красный свет заливал рабочий стол. То ли от скуки, то ли от врожденной умственной непоседливости, но я повернул фонарь...
О! Это было фантастично! Зрелище завораживало!
Я даже забыл про фотографии для отчета и тут же напечатал контактным способом несколько необычных фотоснимков. Часть из них оставил в лаборатории, снабдив дарственными надписями для друзей, а одну фотографию на следующий день отправил в журнал "Наука и жизнь".
Перефразировав древних философов, я придумал парадоксальное, но очень точное (как мне показалось) название - "Случайная закономерность". Воздействие тепла на слой желатина подчиняется определенным законам, но то, какой рисунок сформировали тепловые трещины желатинового слоя - воля случая.
Через три месяца пришло письмо из редакции журнала с сигнальным оттиском набранной страницы. Я так обрадовался, что даже пропустил опечатку.
А когда из печати вышел журнал, то многие радовались вместе со мной. Но не все.
В харьковском авиационном институте я ошивался не просто так. К тому времени у меня был подписан договор о сотрудничестве между ХАИ и КБ-Ю. Финансовых обязательств бумага никаких не имела, но для обмена научной информацией вполне годилась. Меня друзья даже представили заведующему кафедрой надежности. И профессор Гусев благословил нас на совместное творчество.
Теперь я, сбегав с канистрой на "Хому", мог во мраке лаборатории пить пиво с друзьями на законных основаниях.
В конце января 1986 года, после выхода журнала, профессор Гусев в страшном возбуждении зашел в кабинет проректора по науке Анатолия Петровича Фурсова.
- Анатолий Петрович, вы знаете Кесарийского? - подозрительно оглядываясь, негромко сказал Гусев.
- Знаю! - ответил Фурсов, - Он недавно у меня подписывал договор между ХАИ и КБ-Ю.
- Этот человек - шпион! - уверенно и безапелляционно сказал Гусев.
- Да вы что?! - удивился Фурсов - Он у нас шесть лет учился!
- Представьте себе! Вот, смотрите! - и Гусев положил на стол раскрытый журнал перед оторопевшим проректором.
Фурсов прочитал заметку и в полном изумлении уставился на Гусева.
- Я, доктор наук, тридцать лет как профессор, а еще ни разу не печатался в журнале "Наука и жизнь"! -сказал Гусев. - А этот, инженер, ходит, все у нас вынюхивает. Делает вид, что не знает ничего о голографии, а сам печатается в журнале тиражом 3 миллиона экземпляров!
- Хорошо. Я разберусь. - обреченно сказал Фурсов.
Мой договор о сотрудничестве передали на кафедру начертательной геометрии (!), а через некоторое время и мои друзья-голографисты вынуждены были перебраться на кафедру ЖРД к мудрому профессору Голдаеву.
В конце года мне прислали диплом за участие в конкурсе, который инициировала моя фотография.
Немного позже, на основе исходной фотографии, я создал тест Роршаха.
Если вы видите на изображении три миллиона читателей, благоговейно взирающих на голограмму вьетнамского космонавта, то у вас явно прослеживается неадекватность межличностных отношений, так как завышен показатель компенсаторных явлений, когда путем размышления, аффект или эмоция «гасят» или пытаются угасить здравые рассуждения.
И еще.
Внимательно читайте гранки. А то друзья из Куйбышева после этой заметки отправили мне посылку с книгами по голографии не в Павлоград, а в г.Павлодар. Это в Казахстане.