Только что последовало продолжение житейской драмы
Надеюсь, и её окончание.
Как я и ожидал, примерно через неделю после “Нет у меня больше сына. Пошёл вон!”, когда накопилось в квартире много мусора, когда надо помыть посуду, мать моя, Ольга Григорьевна, позвонила мне и сообщила, что она прочитала мою недавнюю запись (а она читает мой ЖЖ уже достаточно давно) и имеет мне сказать примерно следующее. Мол, я, конечно, сволочь, хочу её побыстрее уморить и стать богатым наследником трех квартир, но ждать я этого буду долго, поэтому не хочу ли я вернуться, доремонтировать одну из квартир, которая в том же доме, и жить в ней. Ну и заодно обеспечивать Ольге Григорьевне необходимые условия для того медленного самоубийства, которым она занимается.
Сказать, что меня такая постановка вопроса обидела, - ничего не сказать. Пиздец просто. Поэтому, Ольга Григорьевна, мой развёрнутый ответ вам придётся выслушать в формате открытого письма, доступного всеобщему обозрению, чтобы больше вопросов по этой теме у Вас ко мне не было. Мне некогда заниматься вправлением мозгов человеку, который не хочет жить, в ситуации когда множество людей, которые жить хотят, рискуют своими жизнями на фронте и ждут от меня и моих коллег по волонтёрскому движению помощи.
Так вот, если бы, Ольга Григорьевна, я хотел Вас побыстрее уморить, чтобы заполучить себе якобы столь вожделенные три московские квартиры, я бы, вместо того, чтобы пытаться спасти вас от алкоголизма в 2000-е годы, бегал бы Вам за водкой и всячески бы отстаивал перед окружающими Ваше право синячить так, как вы синячили. Но я делал ровно наоборот - выкидывал обнаруженное у Вас спиртное, прятал деньги, забирал ключи от квартиры, чтобы Вы не могли выйти в магазин за водкой. Увы, принудительного лечения от алкоголизма у нас в стране нет, больше я ничего сделать не мог. Если Вы не помните, чем и как это закончилось, и почему я сдался, я Вам напомню. Я сдался в тот день, когда вы зашли к соседке, попросили денег “на хлеб” и, не заперев квартиру, пошли за бутылкой. Соседка, встретив меня, попросила объяснений - почему моя мать нищенствует. Я тогда вернул Вам ключи, деньги и больше не занимался попытками вправить вам мозги. Если уж так хочешь убивать себя - убивай, вольному - воля.
Кстати, удивительно позитивный эффект на этот процесс внезапно оказала моя посадка в тюрьму в конце 2007-го. Оказалось, что нет больше рядом никого, кто мог бы помочь. Надо как-то всё самой. Алкоголизм закончился, и Вы, Ольга Григорьевна, начали хотя бы заниматься хозяйством. Цирроз, правда, тяжелейший, уже был с вами, и о лечении его, о профилактике осложнений Вы не думали.
В результате всё закончилось в реанимации - мощнейшим нарушением обмена веществ и массой жидкости, скопившейся в организме, которая рванулась в желудок и дальше через открывщуюся язву. Если бы мне было действительно на Вас наплевать, я бы, узнав, что Вы в реанимации, не стал бы сворачивать свои дела в Донецке и возвращаться. Если бы я хотел Вас поскорее уморить, я бы бегал Вам в магазин за сахарком. 200 грамм в день? Конечно! 300? Конечно! Если бы я Вас хотел уморить поскорее, я бы только подталкивал Вас на пути этого самоубийства, а не ругался бы с Вами до хрипоты, не тыкал бы под нос многократно Вами перечитанную выписку больничную, где написано “Ожирение 4 ст.” “У меня вторая!” Не вторая, а четвёртая. Не легкое недомогание, которое можно перележать, а полный пиздец здоровью, из которого можно вылезти только железно соблюдая ВСЕ рекомендации врачей по лекарствам и питанию.
Но я хотел, чтобы Вы жили, Ольга Григорьевна. Приехал, отодвинув на второй план войну за будущее нашего народа, за само его существование, выхаживал Вас до состояния самостоятельного передвижения и полного самообслуживания и пробовал добиться соблюдения указаний врачей. Закончилось всё тем, что я - плохой сын, обижаю мать, потом - “У меня нет больше сына, пошёл вон!”. Если бы я действительно был плохим сыном, я бы в этот момент достал из шкафа бумагу, по которой квартира, в которой Вы живёте, находится в моей собственности, и сказал бы Вам, Ольга Григорьевна - А идите-ка отсюда вон сами. И спустил бы Вас на первый этаж в квартиру, где по ходу затеянного Вами ремонта даже санузел демонтирован. Но я сказал в 2009-м - “Плевать на бумаги, плевать на то, что о судьбе своих квартир думали дед и бабка, все квартиры - твои, они тебе обеспечат безбедную жизнь, только от меня отстань со своими взглядами на мою жизнь”. И я не намерен от своих слов отказываться, я - не такое говно, каким Вы, Ольга Григорьевна, меня хотите видеть, собрался и ушёл.
Теперь Вы мне звоните, объясняете, какое я корыстное говно, жду, пока Вы сдохнете, а потом предлагаете мне, корыстному говну, сделку - сделай мне комфортно самоубиваться, а за это - живи во второй неотремонтированной квартире, ремонтируй её и типа она твоя. Мол, под забором, поди, ночуешь, корыстное говно.
Ваш звонок застал меня на работе, а по дороге обратно на квартиру, туда, где я сейчас живу, на двери подъезда я обнаружил объявление. Думал, что будут отключать воду или свет, вчитался. Но объявление оказалось следующего содержания: “Уважаемые жильцы!!! Семья (с московской пропиской) снимет жилье в любом районе г. Москвы. Возможно под ремонт и без мебели (организуем сами). Своевременную оплату и порядок гарантируем!!! Посредников просьба не беспокоить.” и телефон.
Я сфотографировал объявление, зашёл в квартиру, позвонил Вам и продиктовал телефон. Потом сел писать этот текст. Это всё, что я могу для Вас сделать, Ольга Григорьевна. Не звоните мне больше, пожалуйста, и не предлагайте мне сделок с совестью, которые уже больше унижают и оскорбляют Вас, а не меня.
Думаю, никого не напряжёт, что я закрою комментарии к этой записи - у меня ни времени, ни желания обсуждать эту ситуацию нет. Любые комментарии считаю просто излишними.
Как я и ожидал, примерно через неделю после “Нет у меня больше сына. Пошёл вон!”, когда накопилось в квартире много мусора, когда надо помыть посуду, мать моя, Ольга Григорьевна, позвонила мне и сообщила, что она прочитала мою недавнюю запись (а она читает мой ЖЖ уже достаточно давно) и имеет мне сказать примерно следующее. Мол, я, конечно, сволочь, хочу её побыстрее уморить и стать богатым наследником трех квартир, но ждать я этого буду долго, поэтому не хочу ли я вернуться, доремонтировать одну из квартир, которая в том же доме, и жить в ней. Ну и заодно обеспечивать Ольге Григорьевне необходимые условия для того медленного самоубийства, которым она занимается.
Сказать, что меня такая постановка вопроса обидела, - ничего не сказать. Пиздец просто. Поэтому, Ольга Григорьевна, мой развёрнутый ответ вам придётся выслушать в формате открытого письма, доступного всеобщему обозрению, чтобы больше вопросов по этой теме у Вас ко мне не было. Мне некогда заниматься вправлением мозгов человеку, который не хочет жить, в ситуации когда множество людей, которые жить хотят, рискуют своими жизнями на фронте и ждут от меня и моих коллег по волонтёрскому движению помощи.
Так вот, если бы, Ольга Григорьевна, я хотел Вас побыстрее уморить, чтобы заполучить себе якобы столь вожделенные три московские квартиры, я бы, вместо того, чтобы пытаться спасти вас от алкоголизма в 2000-е годы, бегал бы Вам за водкой и всячески бы отстаивал перед окружающими Ваше право синячить так, как вы синячили. Но я делал ровно наоборот - выкидывал обнаруженное у Вас спиртное, прятал деньги, забирал ключи от квартиры, чтобы Вы не могли выйти в магазин за водкой. Увы, принудительного лечения от алкоголизма у нас в стране нет, больше я ничего сделать не мог. Если Вы не помните, чем и как это закончилось, и почему я сдался, я Вам напомню. Я сдался в тот день, когда вы зашли к соседке, попросили денег “на хлеб” и, не заперев квартиру, пошли за бутылкой. Соседка, встретив меня, попросила объяснений - почему моя мать нищенствует. Я тогда вернул Вам ключи, деньги и больше не занимался попытками вправить вам мозги. Если уж так хочешь убивать себя - убивай, вольному - воля.
Кстати, удивительно позитивный эффект на этот процесс внезапно оказала моя посадка в тюрьму в конце 2007-го. Оказалось, что нет больше рядом никого, кто мог бы помочь. Надо как-то всё самой. Алкоголизм закончился, и Вы, Ольга Григорьевна, начали хотя бы заниматься хозяйством. Цирроз, правда, тяжелейший, уже был с вами, и о лечении его, о профилактике осложнений Вы не думали.
В результате всё закончилось в реанимации - мощнейшим нарушением обмена веществ и массой жидкости, скопившейся в организме, которая рванулась в желудок и дальше через открывщуюся язву. Если бы мне было действительно на Вас наплевать, я бы, узнав, что Вы в реанимации, не стал бы сворачивать свои дела в Донецке и возвращаться. Если бы я хотел Вас поскорее уморить, я бы бегал Вам в магазин за сахарком. 200 грамм в день? Конечно! 300? Конечно! Если бы я Вас хотел уморить поскорее, я бы только подталкивал Вас на пути этого самоубийства, а не ругался бы с Вами до хрипоты, не тыкал бы под нос многократно Вами перечитанную выписку больничную, где написано “Ожирение 4 ст.” “У меня вторая!” Не вторая, а четвёртая. Не легкое недомогание, которое можно перележать, а полный пиздец здоровью, из которого можно вылезти только железно соблюдая ВСЕ рекомендации врачей по лекарствам и питанию.
Но я хотел, чтобы Вы жили, Ольга Григорьевна. Приехал, отодвинув на второй план войну за будущее нашего народа, за само его существование, выхаживал Вас до состояния самостоятельного передвижения и полного самообслуживания и пробовал добиться соблюдения указаний врачей. Закончилось всё тем, что я - плохой сын, обижаю мать, потом - “У меня нет больше сына, пошёл вон!”. Если бы я действительно был плохим сыном, я бы в этот момент достал из шкафа бумагу, по которой квартира, в которой Вы живёте, находится в моей собственности, и сказал бы Вам, Ольга Григорьевна - А идите-ка отсюда вон сами. И спустил бы Вас на первый этаж в квартиру, где по ходу затеянного Вами ремонта даже санузел демонтирован. Но я сказал в 2009-м - “Плевать на бумаги, плевать на то, что о судьбе своих квартир думали дед и бабка, все квартиры - твои, они тебе обеспечат безбедную жизнь, только от меня отстань со своими взглядами на мою жизнь”. И я не намерен от своих слов отказываться, я - не такое говно, каким Вы, Ольга Григорьевна, меня хотите видеть, собрался и ушёл.
Теперь Вы мне звоните, объясняете, какое я корыстное говно, жду, пока Вы сдохнете, а потом предлагаете мне, корыстному говну, сделку - сделай мне комфортно самоубиваться, а за это - живи во второй неотремонтированной квартире, ремонтируй её и типа она твоя. Мол, под забором, поди, ночуешь, корыстное говно.
Ваш звонок застал меня на работе, а по дороге обратно на квартиру, туда, где я сейчас живу, на двери подъезда я обнаружил объявление. Думал, что будут отключать воду или свет, вчитался. Но объявление оказалось следующего содержания: “Уважаемые жильцы!!! Семья (с московской пропиской) снимет жилье в любом районе г. Москвы. Возможно под ремонт и без мебели (организуем сами). Своевременную оплату и порядок гарантируем!!! Посредников просьба не беспокоить.” и телефон.
Я сфотографировал объявление, зашёл в квартиру, позвонил Вам и продиктовал телефон. Потом сел писать этот текст. Это всё, что я могу для Вас сделать, Ольга Григорьевна. Не звоните мне больше, пожалуйста, и не предлагайте мне сделок с совестью, которые уже больше унижают и оскорбляют Вас, а не меня.
Думаю, никого не напряжёт, что я закрою комментарии к этой записи - у меня ни времени, ни желания обсуждать эту ситуацию нет. Любые комментарии считаю просто излишними.