И снова осень. Viva la recrudescence saisonnière!
Летними днями дисциплина традиционно хромает. Я выпадаю из общественный жизни, как протухший зуб из захолустной челюсти, и ничем не могу заставить себя собрать мысли в подол. А ведь столько всего нужно рассказать! Раньше казалось, что виною всему температурные режимы функционирования организма: летом слишком жарко, и мозг вязко шевелится, кучей топлёного масла, не потентный к отточенным действиям; зимой слишком холодно, и мозг окоченевает настолько, что уж совсем не до шевеления. Но нынешний сезон прошёл умеренно и прохладно, так что теперь и не знаю, чем оправдываться. Поэтому вкратце о минувшем и насущном.
Июнем погружался в адриатические бездны, скакал по гребням горной реки, открывал немыслимой, альпийской красоты долины (которых так не хватило в прошлом году!). Устроили с Лялей Изначальному Другу Артёмке, явившемуся в Черногорию через два дня после нашего оттуда отъезда, поиски записок в жанре Индианы Джонса. Обо всём этом я обязательно скажу и покажу детально.
Неведомым мне проведением я НЕ забросил Тентаклиаду и дописываю вторую главу. Она получается здоровая, страниц на 60, и, наверное, страшно скучная. Но мне почему-то нравится. Всё это льёт мне в душу тепло, веру в чудо, в то, что things change, и в то, что дайте мне рычаг, и я что-нибудь вам переверну.
Я готовлю очень крутые драники. На них, как и на любое моё занятие, уходит преступно много времени, зато ты-дыщ. Процесс я тоже опишу подробно, когда подберусь к плите в следующий раз.
Докатившись в старческом маразме до кульминации, этим летом я, как дедушка Калиостро, вывел формулу любви. Настоящую. И ещё до кучи формулу свободы. Самому страшно от того, как подростково это звучит, но тем не менее. Пока все попытки узкого круга друзей подвергнуть оные формулы критике пошли прахом.
Совсем не удалось летом ни во что поиграть - ну да не беда: игр, книжек и фильмов, про которые мне есть, что сказать, накопилось слишком много, потому сетовать негоже.
Ну и самое главное. Принц Мишлен на прошлой неделе родился в четвёртый раз. Генетически никак не обусловленная любовь Мишлена к гостям привела к тому, что праздник растянулся на много дней. Каждому посетителю именинником рассказывался бесконечный, эмоциональный, сказочный эпос о странствиях и приключениях. Центральными героями Мишиных сказок всегда являются не рыцари и не пираты, а субъекты логистики: Лифт, Автобус, Паровоз и Трамвай. Мне до слёз нравится мой увеличивающийся ребёнок. У него совершенно чудесное отношение к людям: он добрый, ласковый, понимающий, и все вопросы привыкший решать через диалог (чего так не хватает сегодня многим взрослым!). При этом, если что не так, он быстро поинтересуется, а не хотите ли вы жареных гвоздей. Ещё у него потрясающее отношение к сладкому. Просто идеальное и, опять же, генетически абсолютно не обусловленное. Если мы, Шейнфельды во всех коленах, любим с презрением поносить "белую (шоколадную/карамельную/сдобную/и т.д.) смерть" на словах, а на деле метём её со свистом северного ветра, как ненасытный Ваал, то ребёнок Мишлен делает всё наоборот: лучший подарок для него - это дедушкин торт и киндер сюрприз. В мечтах и сновидениях он видит конфеты, вафли и шоколадные яйца (ещё, конечно же, лифты и автобусы), однако, когда дело до ходит до поглощения, становится весьма воздержан, скромен и палки не перегибает. Космический ребятёнок.
Ах да, ещё меня типировали методом соционической инквизиции. Это было так трогательно, что в сердце вызрел сюжет для романа-антиутопии. Однако я оставлю его на потом, ибо сперва нужно срочно победить текущий. Короче, я вернулся. Да здравствует обострение!
Июнем погружался в адриатические бездны, скакал по гребням горной реки, открывал немыслимой, альпийской красоты долины (которых так не хватило в прошлом году!). Устроили с Лялей Изначальному Другу Артёмке, явившемуся в Черногорию через два дня после нашего оттуда отъезда, поиски записок в жанре Индианы Джонса. Обо всём этом я обязательно скажу и покажу детально.
Неведомым мне проведением я НЕ забросил Тентаклиаду и дописываю вторую главу. Она получается здоровая, страниц на 60, и, наверное, страшно скучная. Но мне почему-то нравится. Всё это льёт мне в душу тепло, веру в чудо, в то, что things change, и в то, что дайте мне рычаг, и я что-нибудь вам переверну.
Я готовлю очень крутые драники. На них, как и на любое моё занятие, уходит преступно много времени, зато ты-дыщ. Процесс я тоже опишу подробно, когда подберусь к плите в следующий раз.
Докатившись в старческом маразме до кульминации, этим летом я, как дедушка Калиостро, вывел формулу любви. Настоящую. И ещё до кучи формулу свободы. Самому страшно от того, как подростково это звучит, но тем не менее. Пока все попытки узкого круга друзей подвергнуть оные формулы критике пошли прахом.
Совсем не удалось летом ни во что поиграть - ну да не беда: игр, книжек и фильмов, про которые мне есть, что сказать, накопилось слишком много, потому сетовать негоже.
Ну и самое главное. Принц Мишлен на прошлой неделе родился в четвёртый раз. Генетически никак не обусловленная любовь Мишлена к гостям привела к тому, что праздник растянулся на много дней. Каждому посетителю именинником рассказывался бесконечный, эмоциональный, сказочный эпос о странствиях и приключениях. Центральными героями Мишиных сказок всегда являются не рыцари и не пираты, а субъекты логистики: Лифт, Автобус, Паровоз и Трамвай. Мне до слёз нравится мой увеличивающийся ребёнок. У него совершенно чудесное отношение к людям: он добрый, ласковый, понимающий, и все вопросы привыкший решать через диалог (чего так не хватает сегодня многим взрослым!). При этом, если что не так, он быстро поинтересуется, а не хотите ли вы жареных гвоздей. Ещё у него потрясающее отношение к сладкому. Просто идеальное и, опять же, генетически абсолютно не обусловленное. Если мы, Шейнфельды во всех коленах, любим с презрением поносить "белую (шоколадную/карамельную/сдобную/и т.д.) смерть" на словах, а на деле метём её со свистом северного ветра, как ненасытный Ваал, то ребёнок Мишлен делает всё наоборот: лучший подарок для него - это дедушкин торт и киндер сюрприз. В мечтах и сновидениях он видит конфеты, вафли и шоколадные яйца (ещё, конечно же, лифты и автобусы), однако, когда дело до ходит до поглощения, становится весьма воздержан, скромен и палки не перегибает. Космический ребятёнок.
Ах да, ещё меня типировали методом соционической инквизиции. Это было так трогательно, что в сердце вызрел сюжет для романа-антиутопии. Однако я оставлю его на потом, ибо сперва нужно срочно победить текущий. Короче, я вернулся. Да здравствует обострение!