四十
Отталкиваюсь от края и падаю в объятья зрелости, симпатичнейшие мои, со всем отчаяньем кидалта. Знаете, я очутился не в сумрачном лесу, совсем нет; хотя последние недели четвёртого десятка случились такими изнурительно душными, что утратить правый свет во тьме долины было бы очень легко. Оборачиваясь, я обнаруживаю себя упавшим в день сегодняшний с безобразно избыточным количеством «почти». Почти доделал демо «Кромешных тайн». Почти сел на вертикальный шпагат. Почти поумнел. Почти осмелел. Почти перестал лить время сквозь пальцы. И ещё ворох таких вот «почти», перечисление которых опущу, дабы не смущать ваш безупречный вкус картинами старческого белья.
Но когда я смотрю вперёд, тоска отступает. Взгляд в будущее всегда приятен. Он преисполнен надеждой и дофамином. Сегодня я намного увереннее и здоровее, чем десять лет назад, но всё тот же мальчишка: чувство собственной неземной охренелости™ не покидает ни на миг. Почти. Как говорил иной вечный мальчишка капитан Мэл Рейнольдс, well, we're still flying.
Но когда я смотрю вперёд, тоска отступает. Взгляд в будущее всегда приятен. Он преисполнен надеждой и дофамином. Сегодня я намного увереннее и здоровее, чем десять лет назад, но всё тот же мальчишка: чувство собственной неземной охренелости™ не покидает ни на миг. Почти. Как говорил иной вечный мальчишка капитан Мэл Рейнольдс, well, we're still flying.