Две лепты за Фразетту
Софья Багдасарова написала любопытную статью, в которой постаралась проследить истоки художественного стиля Константина Васильева и вывести их - эти истоки - напрямую из американского изобразительного искусства фэнтези, добродушно называемого в узких кругах порнофэнтези, за обилие механистического пафоса, обнажённых тел, простейших композиций и невыразительных лиц. При том, что я во многом разделяю некоторые общие выводы Софьи (собственно, о теме помпезности и дурновкусия, безусловно объединяющей работы Васильева и многих художников-иллюстраторов фэнтезийного жанра), в тексте видится изрядно неточностей и допущений, которые мне бы хотелось озвучить.
Статья называется Константин Васильев vs Борис Вальехо, однако подавляющее большинство работ, с которыми попарно сопоставляется Васильев (в том числе иллюстрация, выведенная в титул статьи), принадлежит Фрэнку Фразетте. В этой связи мне немножко неловко перед стариной Фрэнком по двум причинам. Во-первых, несмотря на сходный для поверхностного глаза стилистический вектор, Вальехо и Фразетта подобны быку и Юпитеру. Где Вальехо, с его отрисовкой средней руки, похожей на рубку дров в борделе, а где Фразетта, с его бешеной динамики композициями и спиралевидными вихрями бесстыжих тел. Во-вторых, если мы всё же берёмся сравнивать Васильева с именно Фразеттой, сразу же возникают вопросы о критериях.
Разумеется, Софья совершенно права, указывая на принципиальную слабость массовой фэнтезийной живописи (да и, чего уж греха таить, фэнтезийной литературы): абсолютно бестолковый пафос, прямой, как рельс, и порождаемая им безвкусица. Увы, это действительно так. Но штука в том, что этот критерий слишком обширен, и если мы берёмся проводить взаимосвязь между творчеством отдельных представителей цеха сугубо в контексте дурновкусия, то нам уж точно не следует ограничиваться фэнтези. Сюда попадёт и весь социалистический реализм, и весь пинап, и все комиксы, и весь дизайн плаката и этикетки - всё условно массовое искусство. Более того, как мне ни трудно это говорить (я очень не люблю помпезность), но в истории искусства пафос далеко не всегда гарантированно порождает безвкусицу. Пафосом преисполнены Гомер и Байрон, вся античная скульптура и львиная доля ренессансной живописи. В конце концов, и Альфонс Муха изображал героев в квазинордических шлемах и в проёмах готического окна. Это означает, что существуют гораздо более тонкие нюансы, по которым следует различать или, наоборот, сопоставлять произведения и их авторов.
Я предлагаю навскидку три таких критерия: манера (совокупность инструментальных признаков, так или иначе характеризующих индивидуальный стиль автора), посыл (во многом вытекающий из манеры идейный аспект, грубо говоря, "что хотел сказать автор") и, собственно, мастерство (степень владения ремеслом, техниками, божьей искрой и вот этим всем). Если мы рассмотрим Васильева и Фразетту сообразно этим аспектам, их взаимозависимость, проистекание первого из второго, окажется отнюдь не очевидным.
1. Манера
Обратите внимание, насколько по-разному ощущаются картины Васильева и Фразетты. Да, по набору формальных признаков в них находится много общего: сказочность, скандинавское наследие, шлемы с крылышками. Но миры Васильева всегда холодные, аскетичные, угрюмые, а миры Фразетты - жаркие, пряные, дикие.
Васильев даже в сценах, подразумевающих динамику, статичен; Фразетта даже в позёрских обложках бульварного чтива и металлических альбомов умудряется передать движение, напряжённость пружины.
Причина в том, как тот и другой художники выстраивают свою композицию. Всё очень просто: Васильев отталкивается от прямых линий, Фразетта - от окружностей. Формально в работах Васильева присутствуют овалы и дуги, как и в работах Фразетты имеются прямолинейные палки. Но ни первое, ни второе не является сводообразующими элементами у соответственных авторов. Композиция Фразетты всегда выстраивается по спиралям и окружностям, у него даже линию горизонта почти никогда нельзя увидеть; композиция Васильева всегда следует стрелам, перекрестиям и треугольникам. Даже люди и кони.
Тоже самое касается работы с цветом. Васильев предпочитает лёд, сталь, грифельную черноту с ярко-красными акцентами и резким, угловатым контрастом (забегая вперёд, давайте подумаем, где мы встречали подобные палитры). Фразетта всегда мягок в красках, даже когда ему нужно изобразить акцент, он использует родственно-контрастные оттенки, то есть расположенные в цветовом спектре рядом с дополнительными (противоположными).
И здесь мы плавно, как в динамической композиции Фразетты, переходим ко второму критерию:
2. Посыл
За техническими особенностями построения полотна стоит эстетика каждого из авторов. В случае с Васильевым, это очевидная эстетика Севера. Обратите внимание, готика основана на мощных прямых линиях, она вся устремлена вверх. Без сомнения, Васильев пытается создать «русскую готику», хоть и получается в итоге всё та же скандинавская (и вновь забежим вперёд и подумаем, где мы ещё встречали такую одержимость готическими контурами). Он одержим статью, башенностью и клинообразностью. Фигуры его богатырей и валькирий рублены и грубы. И в чём-то иконографичны: символизм в них категорически преобладает над физиологизмом, как в христианском искусстве или в искусстве соцреализма.
Читатель спрашивает Софью (что, собственно, и послужило к написанию статьи), сильна ли в Васильеве эстетика Третьего Рейха. Не думаю, что в ответе на этот вопрос нужно многозначительно прятаться за Конаном и Джоном Картером с Марса, потому что ответ очевиден. Нордическая мифопоэтика, страстное упоение аскетизмом, мрачный романтизм, готические линии, недвусмысленное злоупотребление сочетанием беспримесных белого, чёрного и красного в кадре. И орлы, каких не найдёшь ни у Бориса Вальехо, ни у Кена Келли, ни у Майка Хоффмана.
Фрэнк Фразетта чужд готическим канонам чуть больше, чем полностью. Он во весь голос воспевает Юг. Даже когда он рисует снег и зиму, картинка получается тёплой. Он прославляет эстетику ярости, жары, огня, движения, перекатывающихся мускулов, бессмысленных, беспощадных - и округлых, ребята, трижды округлых! Даже прямое оружие у Фразетты встречается крайне редко: либо топоры с закруглёнными лезвиями, либо клинки, безудержно стремящиеся к сабельным.
Фразетту, в отличие от Васильева, безумно интересует тело. Он выписывает каждую ямочку, каждую мышцу, придавая им совершенно невероятные фетишистские очертания, он смакует и наслаждается. Ошибочно полагать, что этим он компенсировал какие-то комплексы физического характера: старина Фрэнк был вполне себе ого-го. Вообще мнение, что перекачанных голых варваров рисуют только хилые аутичные нёрды, равносильно утверждению, что все феминистки - страхолюдины. Не самые достойные реплики. Думаю, Фрэнк просто пировал то, что ему нравилось. Круги и спирали.
По утрированной эстетике севера и юга, жёсткого и мягкого, клиновидного и округлого очень здорово проехался Дмитрий Быков в романе ЖД: «Несмотря на все лекции московского агитатора Плоскорылова о великой стратегической важности дегунинского района, на все его геополитические рассуждения о клине, которым мужественный Север врезается в женственный Юг в этом именно месте, до которого Гитлер в сорок втором так и не добрался, не то исход войны мог быть совершенно другой, - Громов подозревал, что бесчисленным освободителям Дегунина просто хотелось жрать». Несмотря на то, что жанр фэнтези сам по себе довольно эскапистский, реальность Васильева полна эскапизма вдвойне: она про смерть, скрепы, былинную старину, великих предков и богатырей, которые не вы. У Фразетты же, наоборот, торжествует сиюминутное пиршество плоти, прославляется жизнь, движение и молодость.
Если мы на секунду спустимся с Олимпа снобизма и допустим, что в живописи «низкого штиля» есть некий смысловой заряд, то конечно же таковые заряды у Васильева и Фразетты будут диаметрально противоположны. Выражаясь ироническими аллегориями Быкова, Васильев - это варяжский художник, а Фразетта - хазарский. В условных викингах Фразетты не осталось ничего скандинавского, кроме рогатых шлемов (которых настоящие викинги, кстати, и не носили): это жители жаркого юга. Если бы Фразетта оказался в Третьем Рейхе, со своими круглыми лунами, минаретами и дикими брюнетками, он бы моментально вылетел в печную трубу. Васильев бы мог протянуть подольше, если бы... умел как следует рисовать.
3. Мастерство
Я не устаю повторять, что Багдасарова права в снисходительных характеристиках фэнтезийной живописи. Устоявшееся среди искусствоведов и литературных критиков отношение к фэнтези как к такому непутёвому, недалёкому ребёнку-недорослю интеллигентных родителей имеет под собой веские основания. Это же касается и рекламной живописи, искусства плаката и так далее. Однако даже на этом поле можно выделить столпы и ямы. Ведь в конечном итоге всё сводится к двум вещам: а) в какой степени автор владеет своим ремеслом и б) интересно ли то, что он пытается донести. Например, Фредди Меркьюри и Сергей Жуков из группы Руки Вверх относятся к одному и тому же широкому полю поп-музыки. Даже «прямая бочка» и электронные биты встречаются у обоих. Но имеет ли смысл их сравнивать по степени мастерства? Это довольно смешно. Боюсь, то же самое справедливо по отношению к Фразетте и Васильеву. Ну серьёзно, ребят:
Фразетта просто лучший рисовальщик, вот и всё. Даже среди своих непосредственных коллег по цеху, поэтов сальной ляжки, вроже того же Вальехо, он не особенно досягаем. Безусловно, у Константина Васильева есть интересные работы, в которых чувствуется нечто большее, чем эскапистская мастурбация о твёрдом ледяном Севере. Лесная готика, например. Но этого всё равно мало, чтобы вставать рядом с Фразеттой, у которого даже в самой заурядной и вульгарной иллюстрации теплится жизнь.
Короче говоря, мне представляется не совсем правомочным сравнивать этих двух художников: совпадения у них существуют только на очень высоком уровне абстракции. В деталях же они чужды друг другу, как север и юг. Тем не менее, Софье большое спасибо за статью, потому что она не даёт заскучать ни мыслям, ни пальцам.
Статья называется Константин Васильев vs Борис Вальехо, однако подавляющее большинство работ, с которыми попарно сопоставляется Васильев (в том числе иллюстрация, выведенная в титул статьи), принадлежит Фрэнку Фразетте. В этой связи мне немножко неловко перед стариной Фрэнком по двум причинам. Во-первых, несмотря на сходный для поверхностного глаза стилистический вектор, Вальехо и Фразетта подобны быку и Юпитеру. Где Вальехо, с его отрисовкой средней руки, похожей на рубку дров в борделе, а где Фразетта, с его бешеной динамики композициями и спиралевидными вихрями бесстыжих тел. Во-вторых, если мы всё же берёмся сравнивать Васильева с именно Фразеттой, сразу же возникают вопросы о критериях.
Разумеется, Софья совершенно права, указывая на принципиальную слабость массовой фэнтезийной живописи (да и, чего уж греха таить, фэнтезийной литературы): абсолютно бестолковый пафос, прямой, как рельс, и порождаемая им безвкусица. Увы, это действительно так. Но штука в том, что этот критерий слишком обширен, и если мы берёмся проводить взаимосвязь между творчеством отдельных представителей цеха сугубо в контексте дурновкусия, то нам уж точно не следует ограничиваться фэнтези. Сюда попадёт и весь социалистический реализм, и весь пинап, и все комиксы, и весь дизайн плаката и этикетки - всё условно массовое искусство. Более того, как мне ни трудно это говорить (я очень не люблю помпезность), но в истории искусства пафос далеко не всегда гарантированно порождает безвкусицу. Пафосом преисполнены Гомер и Байрон, вся античная скульптура и львиная доля ренессансной живописи. В конце концов, и Альфонс Муха изображал героев в квазинордических шлемах и в проёмах готического окна. Это означает, что существуют гораздо более тонкие нюансы, по которым следует различать или, наоборот, сопоставлять произведения и их авторов.
Я предлагаю навскидку три таких критерия: манера (совокупность инструментальных признаков, так или иначе характеризующих индивидуальный стиль автора), посыл (во многом вытекающий из манеры идейный аспект, грубо говоря, "что хотел сказать автор") и, собственно, мастерство (степень владения ремеслом, техниками, божьей искрой и вот этим всем). Если мы рассмотрим Васильева и Фразетту сообразно этим аспектам, их взаимозависимость, проистекание первого из второго, окажется отнюдь не очевидным.
1. Манера
Обратите внимание, насколько по-разному ощущаются картины Васильева и Фразетты. Да, по набору формальных признаков в них находится много общего: сказочность, скандинавское наследие, шлемы с крылышками. Но миры Васильева всегда холодные, аскетичные, угрюмые, а миры Фразетты - жаркие, пряные, дикие.
Васильев даже в сценах, подразумевающих динамику, статичен; Фразетта даже в позёрских обложках бульварного чтива и металлических альбомов умудряется передать движение, напряжённость пружины.
Причина в том, как тот и другой художники выстраивают свою композицию. Всё очень просто: Васильев отталкивается от прямых линий, Фразетта - от окружностей. Формально в работах Васильева присутствуют овалы и дуги, как и в работах Фразетты имеются прямолинейные палки. Но ни первое, ни второе не является сводообразующими элементами у соответственных авторов. Композиция Фразетты всегда выстраивается по спиралям и окружностям, у него даже линию горизонта почти никогда нельзя увидеть; композиция Васильева всегда следует стрелам, перекрестиям и треугольникам. Даже люди и кони.
Тоже самое касается работы с цветом. Васильев предпочитает лёд, сталь, грифельную черноту с ярко-красными акцентами и резким, угловатым контрастом (забегая вперёд, давайте подумаем, где мы встречали подобные палитры). Фразетта всегда мягок в красках, даже когда ему нужно изобразить акцент, он использует родственно-контрастные оттенки, то есть расположенные в цветовом спектре рядом с дополнительными (противоположными).
И здесь мы плавно, как в динамической композиции Фразетты, переходим ко второму критерию:
2. Посыл
За техническими особенностями построения полотна стоит эстетика каждого из авторов. В случае с Васильевым, это очевидная эстетика Севера. Обратите внимание, готика основана на мощных прямых линиях, она вся устремлена вверх. Без сомнения, Васильев пытается создать «русскую готику», хоть и получается в итоге всё та же скандинавская (и вновь забежим вперёд и подумаем, где мы ещё встречали такую одержимость готическими контурами). Он одержим статью, башенностью и клинообразностью. Фигуры его богатырей и валькирий рублены и грубы. И в чём-то иконографичны: символизм в них категорически преобладает над физиологизмом, как в христианском искусстве или в искусстве соцреализма.
Читатель спрашивает Софью (что, собственно, и послужило к написанию статьи), сильна ли в Васильеве эстетика Третьего Рейха. Не думаю, что в ответе на этот вопрос нужно многозначительно прятаться за Конаном и Джоном Картером с Марса, потому что ответ очевиден. Нордическая мифопоэтика, страстное упоение аскетизмом, мрачный романтизм, готические линии, недвусмысленное злоупотребление сочетанием беспримесных белого, чёрного и красного в кадре. И орлы, каких не найдёшь ни у Бориса Вальехо, ни у Кена Келли, ни у Майка Хоффмана.
Фрэнк Фразетта чужд готическим канонам чуть больше, чем полностью. Он во весь голос воспевает Юг. Даже когда он рисует снег и зиму, картинка получается тёплой. Он прославляет эстетику ярости, жары, огня, движения, перекатывающихся мускулов, бессмысленных, беспощадных - и округлых, ребята, трижды округлых! Даже прямое оружие у Фразетты встречается крайне редко: либо топоры с закруглёнными лезвиями, либо клинки, безудержно стремящиеся к сабельным.
Фразетту, в отличие от Васильева, безумно интересует тело. Он выписывает каждую ямочку, каждую мышцу, придавая им совершенно невероятные фетишистские очертания, он смакует и наслаждается. Ошибочно полагать, что этим он компенсировал какие-то комплексы физического характера: старина Фрэнк был вполне себе ого-го. Вообще мнение, что перекачанных голых варваров рисуют только хилые аутичные нёрды, равносильно утверждению, что все феминистки - страхолюдины. Не самые достойные реплики. Думаю, Фрэнк просто пировал то, что ему нравилось. Круги и спирали.
По утрированной эстетике севера и юга, жёсткого и мягкого, клиновидного и округлого очень здорово проехался Дмитрий Быков в романе ЖД: «Несмотря на все лекции московского агитатора Плоскорылова о великой стратегической важности дегунинского района, на все его геополитические рассуждения о клине, которым мужественный Север врезается в женственный Юг в этом именно месте, до которого Гитлер в сорок втором так и не добрался, не то исход войны мог быть совершенно другой, - Громов подозревал, что бесчисленным освободителям Дегунина просто хотелось жрать». Несмотря на то, что жанр фэнтези сам по себе довольно эскапистский, реальность Васильева полна эскапизма вдвойне: она про смерть, скрепы, былинную старину, великих предков и богатырей, которые не вы. У Фразетты же, наоборот, торжествует сиюминутное пиршество плоти, прославляется жизнь, движение и молодость.
Если мы на секунду спустимся с Олимпа снобизма и допустим, что в живописи «низкого штиля» есть некий смысловой заряд, то конечно же таковые заряды у Васильева и Фразетты будут диаметрально противоположны. Выражаясь ироническими аллегориями Быкова, Васильев - это варяжский художник, а Фразетта - хазарский. В условных викингах Фразетты не осталось ничего скандинавского, кроме рогатых шлемов (которых настоящие викинги, кстати, и не носили): это жители жаркого юга. Если бы Фразетта оказался в Третьем Рейхе, со своими круглыми лунами, минаретами и дикими брюнетками, он бы моментально вылетел в печную трубу. Васильев бы мог протянуть подольше, если бы... умел как следует рисовать.
3. Мастерство
Я не устаю повторять, что Багдасарова права в снисходительных характеристиках фэнтезийной живописи. Устоявшееся среди искусствоведов и литературных критиков отношение к фэнтези как к такому непутёвому, недалёкому ребёнку-недорослю интеллигентных родителей имеет под собой веские основания. Это же касается и рекламной живописи, искусства плаката и так далее. Однако даже на этом поле можно выделить столпы и ямы. Ведь в конечном итоге всё сводится к двум вещам: а) в какой степени автор владеет своим ремеслом и б) интересно ли то, что он пытается донести. Например, Фредди Меркьюри и Сергей Жуков из группы Руки Вверх относятся к одному и тому же широкому полю поп-музыки. Даже «прямая бочка» и электронные биты встречаются у обоих. Но имеет ли смысл их сравнивать по степени мастерства? Это довольно смешно. Боюсь, то же самое справедливо по отношению к Фразетте и Васильеву. Ну серьёзно, ребят:
Фразетта просто лучший рисовальщик, вот и всё. Даже среди своих непосредственных коллег по цеху, поэтов сальной ляжки, вроже того же Вальехо, он не особенно досягаем. Безусловно, у Константина Васильева есть интересные работы, в которых чувствуется нечто большее, чем эскапистская мастурбация о твёрдом ледяном Севере. Лесная готика, например. Но этого всё равно мало, чтобы вставать рядом с Фразеттой, у которого даже в самой заурядной и вульгарной иллюстрации теплится жизнь.
Короче говоря, мне представляется не совсем правомочным сравнивать этих двух художников: совпадения у них существуют только на очень высоком уровне абстракции. В деталях же они чужды друг другу, как север и юг. Тем не менее, Софье большое спасибо за статью, потому что она не даёт заскучать ни мыслям, ни пальцам.