СтарПёрл. Выпуск №3. Осьминоги
Если на секунду представить, что в далёком будущем у меня появится биограф - знаете, такой нездоровый исследователь с кучей свободного времени, одержимый мной - он наверняка подумает: а почему, собственно, у этого парня сплошные осьминоги? Куда ни ткни, отовсюду лезут тентакли. Учёный грядущего опустит руки, его одержимость рассеется как дым, и не будет у меня больше биографа. Во избежание подобного недоразумения в рядах потомков, сейчас я честно расскажу об истоках своей безоглядной любви к осьминогам и о том, почему они венчают мои эстетические пристрастия.
С самого хрустально-солнечного детства у меня было три главных страсти, выползшие вместе со мной из тьмы младенческого неведения и существовавшие рядом сколько я себя помню: древнегреческая мифология, море и всяческие живые существа. Как видите, страсти эти имеют друг с другом изрядную близость: античная культура тесно связана с морем, а зоологические виды и в мифах, и в подводном мире (особенно в мифическом подводном мире!) можно разгружать лопатой. Каждый из трёх обозначенных феноменов по сей день тревожит сердце и несомненно заслуживает отдельного рассказа. Но так получилось, что в месте пересечения мои страстей, где их вектора складываются и достигают экстатических высей, оказался именно осьминог.
Я не смогу уже сказать точно, кто инициировал большой взрыв и поселил богоподобного кефалопода в мой разум. Скорее всего, это сделал разум мировой, во времена хрустально-солнечного детства представленный энциклопедиями о жизни, вселенной и вообще. Книги громоздились готическими этажами в тёмных дедушкиных шкафах, и началось всё с Иллюстрированной энциклопедии животных В. Я. Станека, с суперобложки которой оскаливался прекрасноликий тигр. Фотографии в книге были чёрно-белыми, но невиданного качества и содержания. Осьминогам было посвящено всего полтора разворота, но здесь был выразительный профиль Octopus vulgaris и снимки чрезвычайно редких видов: мускусного спрута (Ozaena maschata) с одиночными рядами присосок и зонтичными перепонками и Philonexis catenulata, о котором даже сейчас в сети найти информацию очень сложно.
Я выискивал картинки и абзацы об осьминогах в кипах выстраивавшихся передо мною книг, находил лишь крупинки, но заглатывал так жадно, что искомые страницы стремительно истрёпывались. В те времена в телевизоре часто имела место передача Детский час, весьма недурная, состоящая из образовательно-развлекательных блоков - от иностранных языков (где, в частности, показывали всеми любимого Muzzy) до мира техники и живой природы. Однажды там мелькнул сюжет об осьминогах. Знаете то чувство, когда нутро сладостно сжимается, грозясь раздавить всех роящихся в нём бабочек? В тот момент я сам стал этим чувством. Они были цветные, многомерные, колышущиеся в толще воды, они вздымались и сплющивались, топорщились гребнями присосок и клубились среди кораллов, как яркие грозовые тучи. Мир изменился. Я понял, что это навсегда. Я старательно ждал каждого выпуска Детского часа, надеясь на повтор сюжета или новые кадры. Пару раз был вознаграждён. И понял, что должен узнать о них всё - и даже чуть больше.
На помощь мне пришли Игорь Акимушкин и Святослав Сахарнов - не просто ведущие советские знатоки морских глубин, но и люди, способные преподнести тайное знание детям.
Львиную долю того, что я понимаю в осьминогах, я почерпнул у этих замечательных людей. Про голубую кровь, про три сердца, про идущий сквозь мозг пищевод, про маскировку и чернильную бомбу, про беспощадную войну с муренами, про легендарные победы осьминожьего интеллекта над дикой природой и человечьими механизмами, про то, как новорожденные спрутики вооружаются ядовитыми стрекалами португальских корабликов. У Акимушкина были запечатлены настолько редкие ракурсы и сцены, что даже сейчас их ценность безусловна.
Я разглядывал их бесконечно, и глаз не мог найти никакой дисгармонии, словно осьминоги были созданы не слепой и бесцельной эволюцией, а стали результатом скрупулёзной и вдумчивой работы гениальных дизайнеров. В них всё было прекрасно, как в чеховском человеке. Плюс абсолютно неземная таинственность.
И началось помешательство. В лучшем смысле. Я рисовал осьминогов на всех доступных поверхностях всеми доступными инструментами, выдумывал новые семейства и отряды в классе головоногих, вроде шипастощупальцевых, и промежуточные гибридные звенья между осьминогами, крокодилами и быками…
Разумеется, мой пьянящий восторг не мог существовать в вакууме, и я вынужден был неминуемо обращаться к художественному творчеству иных за вдохновением. Каково же было моё неприятное удивление, когда выяснилось, что остальная человеческая культура воспринимала осьминогов как нечто жуткое и постоянно норовила прилепить им демонический символизм и ярлык сил зла. Например, очень заинтересовавшая меня повесть Евгения Наумова Коралловый город, или приключения Смешинки подавала большие надежды: в ней описывался подводный мир, населённый разумной живностью с весьма точными упоминаниями биологических видов. Сразу было понятно, что автор подкован в теории и фантазирует на хорошей базе, а не в пустоте. Но вот беда: в лучших традициях советских (да и голливудских, по большому счёту) клише, основной конфликт здесь заключался в противостоянии благородных бунтовщиков-оборванцев и злобных буржуев-империалистов. И как назло, положительные герои были представлены унылыми ершами, осетрами, камбалой, селёдкой и дельфинами, а негодяи - сплошь осьминогами, крабами, кальмарами и акулами, животными интересными и живописными. Назывались они все с заглавной буквы, Спруты и Крабы, прямо как расы в ранних переводах Толкиена. Главным антагонистом был начальник осьминожьей стражи по имени Лупибей. В конце он погибал, сварившись в кипятке. Читая об этом, я сам закипал от ярости. Меня так влёк мир книжки и так отвращали возмутительно расставленные акценты! Когда я пересказывал сюжет Кораллового города Изначальному Другу Артёмке, то принципиально менял акценты местами, делая предводителя повстанцев Грязного Ерша злодеем, а Лупибея - борцом за справедливость.
На телевизионном экране происходили аналогичные выверты. Я очень надеялся, что итальянский сериал Спрут назван так а честь отважного комиссара Катани, но оказалось, это метафора мафии, опутавшей своими щупальцами общество. Нет, ну нормально?! Но маленький я учился жить с разорванным шаблоном, мириться с общепринятыми ассоциациями, оставаясь верным собственным эстетическим ориентирам. В последствии, к слову, это очень помогло. Ситуация, когда в обществе вдруг становится модным оскорблять хорошее, чистоту делать синонимом грязи, называть чёрное белым и наоборот, всем нам прекрасно знакома и по взрослой жизни.
Поэтому я не унывал. Абстрагируясь от «идеологически верных» посылов (к счастью, любые посылы всегда оказываются художественно слабыми и неэффективными, если они «идеологически верны»), я просто радовался любому появлению осьминогов в обозримом пространстве. Даже самому эпизодическому. Например, многорукому музыканту из мультфильма Роберта Саакянца В синем море, в белой пене… или даже крошечным обитателям матраса, на котором лежит Водяной в не менее замечательном югославском Волшебном лесу. Помнится, после этой сцены, я отжал у мамы большую простынь, наполнил ванну, накидал игрушек - и возлежал.
Роскошный practical effect’ный осьминог был в фильме Александра Птушко Садко, являя собой главный ай-стоппер в обители морского царя. Он шевелил щупальцами и мерцал глазами весьма потусторонне.
Изредка попадались и сугубо положительные изображения осьминогов, family, так сказать, friendly, например, в экранизации стихотворения Эдуарда Успенского Осьминожки. Излишняя слащавость и слишком прямолинейные социальные аллюзии портили впечатление, но ради своих любимцев я готов был потерпеть.
Окрылённый - во всех смыслах - диснеевской Русалочкой (которой, вне всякого сомнения будет посвящён отдельный выпуск СтарПёрла), я принялся сочинять роман о человеке-осьминоге, имевшем анатомию Урсулы. Несколько первых страниц я печатал на машинке и, подражая манере Рабле, любимого мною с младенчества, снабжал повествование длинными списками: тяжестей, которые мог поднять щупальцами мой герой, вооружения, которое мог отразить плащ героя, и всё в таком духе.
А чуть позже настоящим майским днём стал очередной фильм о приключениях Бонда Octopussy, где мои невинные детские фетиши удачно сошлись с намечающимися фетишами взрослеющего организма. Здесь был целый таинственный орден осьминога, состоявший исключительно из акробатически настроенных девушек-убийц, склонных одеваться в красные обтягивающие комбинезоны, как много лет спустя - Аска в Евангелионе и Таки в Соулкалибуре.
Особенно меня радовал тот факт, что и прекрасные воительницы, включая главную лирическую героиню, и ядовитый синекольчатый осьминог, несмотря на всю свою мрачную атрибутику, в финале выступали на стороне добра. В те времена это было чертовски свежо.
Постепенно наступала эпоха постмодерна, разочарования в чёрно-белой морали героев, очарования противоречивыми антигероями и увлечённости мифами Ктулху. И казалось бы, мне стоило радоваться популяризации осьминожьих мотивов - и я искренне был доволен этим. С другой стороны, пропадала некоторая интимность, таинственность, которая всегда окружала мою пламенную страсть. Но по большому счёту от того, что кто-то разделяет твои симпатии к некоторому идеалу, последний не перестаёт быть интимным, твоим личным идеалом.
Ведь прелесть осьминога для меня не только в эстетике, но и в этике. Осьминог - это образ жизни, это, если хотите, ценностный кодекс. Квинтэссенция того, как правильно себя вести и как жить, чтобы не было мучительно стыдно или мучительно скучно. Он учит адаптироваться к сложным ситуациям. Он учит маскироваться там, где лобовая атака бессмысленна, и находить невидимый выход, если все двери заперты наглухо. В конце концов, осьминог - это ренессансный символ, в нём воплощён архетип «человека Возрождения». И я очень рад, что мне удалось протащить его в себе через столько долгих и разных лет. Не забыть, не разочароваться, написать книгу. А значит, всё не напрасно.
___________________
Проект СтарПёрл
Выпуск №0. О проекте
Выпуск №1. The Battle Beasts
Выпуск №2. Barbarian the Game
Новогодний спешал. Top 12 Practical Effects
Хэллоуинский спешал. Alone in the Dark 1992
Тематические заметки
Белая бабушка
Принцы стройки
Возвращение зверей
Трагедия советского мушкетёра
Через тернии
С самого хрустально-солнечного детства у меня было три главных страсти, выползшие вместе со мной из тьмы младенческого неведения и существовавшие рядом сколько я себя помню: древнегреческая мифология, море и всяческие живые существа. Как видите, страсти эти имеют друг с другом изрядную близость: античная культура тесно связана с морем, а зоологические виды и в мифах, и в подводном мире (особенно в мифическом подводном мире!) можно разгружать лопатой. Каждый из трёх обозначенных феноменов по сей день тревожит сердце и несомненно заслуживает отдельного рассказа. Но так получилось, что в месте пересечения мои страстей, где их вектора складываются и достигают экстатических высей, оказался именно осьминог.
Я не смогу уже сказать точно, кто инициировал большой взрыв и поселил богоподобного кефалопода в мой разум. Скорее всего, это сделал разум мировой, во времена хрустально-солнечного детства представленный энциклопедиями о жизни, вселенной и вообще. Книги громоздились готическими этажами в тёмных дедушкиных шкафах, и началось всё с Иллюстрированной энциклопедии животных В. Я. Станека, с суперобложки которой оскаливался прекрасноликий тигр. Фотографии в книге были чёрно-белыми, но невиданного качества и содержания. Осьминогам было посвящено всего полтора разворота, но здесь был выразительный профиль Octopus vulgaris и снимки чрезвычайно редких видов: мускусного спрута (Ozaena maschata) с одиночными рядами присосок и зонтичными перепонками и Philonexis catenulata, о котором даже сейчас в сети найти информацию очень сложно.
Я выискивал картинки и абзацы об осьминогах в кипах выстраивавшихся передо мною книг, находил лишь крупинки, но заглатывал так жадно, что искомые страницы стремительно истрёпывались. В те времена в телевизоре часто имела место передача Детский час, весьма недурная, состоящая из образовательно-развлекательных блоков - от иностранных языков (где, в частности, показывали всеми любимого Muzzy) до мира техники и живой природы. Однажды там мелькнул сюжет об осьминогах. Знаете то чувство, когда нутро сладостно сжимается, грозясь раздавить всех роящихся в нём бабочек? В тот момент я сам стал этим чувством. Они были цветные, многомерные, колышущиеся в толще воды, они вздымались и сплющивались, топорщились гребнями присосок и клубились среди кораллов, как яркие грозовые тучи. Мир изменился. Я понял, что это навсегда. Я старательно ждал каждого выпуска Детского часа, надеясь на повтор сюжета или новые кадры. Пару раз был вознаграждён. И понял, что должен узнать о них всё - и даже чуть больше.
На помощь мне пришли Игорь Акимушкин и Святослав Сахарнов - не просто ведущие советские знатоки морских глубин, но и люди, способные преподнести тайное знание детям.
Львиную долю того, что я понимаю в осьминогах, я почерпнул у этих замечательных людей. Про голубую кровь, про три сердца, про идущий сквозь мозг пищевод, про маскировку и чернильную бомбу, про беспощадную войну с муренами, про легендарные победы осьминожьего интеллекта над дикой природой и человечьими механизмами, про то, как новорожденные спрутики вооружаются ядовитыми стрекалами португальских корабликов. У Акимушкина были запечатлены настолько редкие ракурсы и сцены, что даже сейчас их ценность безусловна.
Я разглядывал их бесконечно, и глаз не мог найти никакой дисгармонии, словно осьминоги были созданы не слепой и бесцельной эволюцией, а стали результатом скрупулёзной и вдумчивой работы гениальных дизайнеров. В них всё было прекрасно, как в чеховском человеке. Плюс абсолютно неземная таинственность.
И началось помешательство. В лучшем смысле. Я рисовал осьминогов на всех доступных поверхностях всеми доступными инструментами, выдумывал новые семейства и отряды в классе головоногих, вроде шипастощупальцевых, и промежуточные гибридные звенья между осьминогами, крокодилами и быками…
Разумеется, мой пьянящий восторг не мог существовать в вакууме, и я вынужден был неминуемо обращаться к художественному творчеству иных за вдохновением. Каково же было моё неприятное удивление, когда выяснилось, что остальная человеческая культура воспринимала осьминогов как нечто жуткое и постоянно норовила прилепить им демонический символизм и ярлык сил зла. Например, очень заинтересовавшая меня повесть Евгения Наумова Коралловый город, или приключения Смешинки подавала большие надежды: в ней описывался подводный мир, населённый разумной живностью с весьма точными упоминаниями биологических видов. Сразу было понятно, что автор подкован в теории и фантазирует на хорошей базе, а не в пустоте. Но вот беда: в лучших традициях советских (да и голливудских, по большому счёту) клише, основной конфликт здесь заключался в противостоянии благородных бунтовщиков-оборванцев и злобных буржуев-империалистов. И как назло, положительные герои были представлены унылыми ершами, осетрами, камбалой, селёдкой и дельфинами, а негодяи - сплошь осьминогами, крабами, кальмарами и акулами, животными интересными и живописными. Назывались они все с заглавной буквы, Спруты и Крабы, прямо как расы в ранних переводах Толкиена. Главным антагонистом был начальник осьминожьей стражи по имени Лупибей. В конце он погибал, сварившись в кипятке. Читая об этом, я сам закипал от ярости. Меня так влёк мир книжки и так отвращали возмутительно расставленные акценты! Когда я пересказывал сюжет Кораллового города Изначальному Другу Артёмке, то принципиально менял акценты местами, делая предводителя повстанцев Грязного Ерша злодеем, а Лупибея - борцом за справедливость.
На телевизионном экране происходили аналогичные выверты. Я очень надеялся, что итальянский сериал Спрут назван так а честь отважного комиссара Катани, но оказалось, это метафора мафии, опутавшей своими щупальцами общество. Нет, ну нормально?! Но маленький я учился жить с разорванным шаблоном, мириться с общепринятыми ассоциациями, оставаясь верным собственным эстетическим ориентирам. В последствии, к слову, это очень помогло. Ситуация, когда в обществе вдруг становится модным оскорблять хорошее, чистоту делать синонимом грязи, называть чёрное белым и наоборот, всем нам прекрасно знакома и по взрослой жизни.
Поэтому я не унывал. Абстрагируясь от «идеологически верных» посылов (к счастью, любые посылы всегда оказываются художественно слабыми и неэффективными, если они «идеологически верны»), я просто радовался любому появлению осьминогов в обозримом пространстве. Даже самому эпизодическому. Например, многорукому музыканту из мультфильма Роберта Саакянца В синем море, в белой пене… или даже крошечным обитателям матраса, на котором лежит Водяной в не менее замечательном югославском Волшебном лесу. Помнится, после этой сцены, я отжал у мамы большую простынь, наполнил ванну, накидал игрушек - и возлежал.
Роскошный practical effect’ный осьминог был в фильме Александра Птушко Садко, являя собой главный ай-стоппер в обители морского царя. Он шевелил щупальцами и мерцал глазами весьма потусторонне.
Изредка попадались и сугубо положительные изображения осьминогов, family, так сказать, friendly, например, в экранизации стихотворения Эдуарда Успенского Осьминожки. Излишняя слащавость и слишком прямолинейные социальные аллюзии портили впечатление, но ради своих любимцев я готов был потерпеть.
Окрылённый - во всех смыслах - диснеевской Русалочкой (которой, вне всякого сомнения будет посвящён отдельный выпуск СтарПёрла), я принялся сочинять роман о человеке-осьминоге, имевшем анатомию Урсулы. Несколько первых страниц я печатал на машинке и, подражая манере Рабле, любимого мною с младенчества, снабжал повествование длинными списками: тяжестей, которые мог поднять щупальцами мой герой, вооружения, которое мог отразить плащ героя, и всё в таком духе.
А чуть позже настоящим майским днём стал очередной фильм о приключениях Бонда Octopussy, где мои невинные детские фетиши удачно сошлись с намечающимися фетишами взрослеющего организма. Здесь был целый таинственный орден осьминога, состоявший исключительно из акробатически настроенных девушек-убийц, склонных одеваться в красные обтягивающие комбинезоны, как много лет спустя - Аска в Евангелионе и Таки в Соулкалибуре.
Особенно меня радовал тот факт, что и прекрасные воительницы, включая главную лирическую героиню, и ядовитый синекольчатый осьминог, несмотря на всю свою мрачную атрибутику, в финале выступали на стороне добра. В те времена это было чертовски свежо.
Постепенно наступала эпоха постмодерна, разочарования в чёрно-белой морали героев, очарования противоречивыми антигероями и увлечённости мифами Ктулху. И казалось бы, мне стоило радоваться популяризации осьминожьих мотивов - и я искренне был доволен этим. С другой стороны, пропадала некоторая интимность, таинственность, которая всегда окружала мою пламенную страсть. Но по большому счёту от того, что кто-то разделяет твои симпатии к некоторому идеалу, последний не перестаёт быть интимным, твоим личным идеалом.
Ведь прелесть осьминога для меня не только в эстетике, но и в этике. Осьминог - это образ жизни, это, если хотите, ценностный кодекс. Квинтэссенция того, как правильно себя вести и как жить, чтобы не было мучительно стыдно или мучительно скучно. Он учит адаптироваться к сложным ситуациям. Он учит маскироваться там, где лобовая атака бессмысленна, и находить невидимый выход, если все двери заперты наглухо. В конце концов, осьминог - это ренессансный символ, в нём воплощён архетип «человека Возрождения». И я очень рад, что мне удалось протащить его в себе через столько долгих и разных лет. Не забыть, не разочароваться, написать книгу. А значит, всё не напрасно.
___________________
Проект СтарПёрл
Выпуск №0. О проекте
Выпуск №1. The Battle Beasts
Выпуск №2. Barbarian the Game
Новогодний спешал. Top 12 Practical Effects
Хэллоуинский спешал. Alone in the Dark 1992
Тематические заметки
Белая бабушка
Принцы стройки
Возвращение зверей
Трагедия советского мушкетёра
Через тернии