про дачу
Подготовка к даче начиналась рано утром. Бабушка варила яйца, клала их в пакет к колбасе, хлеб - в отдельный пакет, масло - в синюю пластиковую коробочку. Всё это - в сумку, серую, из искусственной кожи. Туда же банку со смородиновым морсом.
Сумка не закрывалась из -за сломанной застежки, но нести ее было удобно, бабушка вешала сумку за длинные ручки на плечо.
Утренний автобус уходил в 9 часов, следующий в 13:20. На утренний мы не успевали, а на 13:20 уже поздно, но дача недалеко, в 4 километрах от поселка, дойдем - лИха не узнаем, говорила бабушка и принималось решение идти пешком.
Я надевал шорты и рубашку с коротким рукавом, в мелкую клеточку. Мне очень нравились погоны на рубашке - треугольники, пришпиленные пуговицами к плечам. Кофту надевать не хотелось - лето, тепло, и я кидал ее незаметно за стул, вдруг бабушка забудет? Но она вспоминала (а потом и вовсе разгадала мой трюк) и надевала на меня кофту:
- смотри какой ветер, вдруг простудишься? Одевай, что я матери скажу?
Сперва мы шли промеж огородов и почти всегда встречали тетю Марусю, точнее сначала встречали ее необъятный зад, торчащий с грядки кверху, а потом и ее саму. Она то полола, то собирала что-нибудь , то рыхлила землю.
Я предвидел момент встречи с тетей Марусей , и сразу делалось скучно. Вот сейчас бабушка остановится, скажет " здравствуй, Николаевна" и придется долго слушать их разговор о том, что хорошо бы дождь на ночь (почему не на день? Днем дождь интереснее), о сортах огурцов, о капусте, которая все не закручивается и сорт ее хорошо бы запомнить, чтобы на следующий год такую не покупать.
О мочевине и о том, как правильно ее разводить, чтобы все не сжечь .
О тете Гале, которая свою грядку запустила, при этом нигде не работает и непонятно на что живет? Вроде мужика у нее нет, и дочь из Архангельска раз в два года приезжает. Иногда тетя Маруся сообщала, что перчатка на бутыли встала всеми пальцами и можно попробовать, приходи, Нина, вечером.
Мне были неинтересны эти разговоры, к тому же в кофте было жарко, и я развлекал себя как мог. Если мы с бабушкой не входили на огород, то можно было рассматривать забор: серый и ровный. От каждой шляпки гвоздя вниз шла небольшая темная полоска, похожая на пламя свечи, только перевёрнутое. Я думал, что гвозди плакали и от их слез остались следы.
Если мы были на огороде, я садился на корточки и нюхал укроп : необычный запах увлекал, или выдергивал маленькие не выросшие еще морковки и всегда удивлялся - почему они такие ярко - красные внутри, в земле, а снаружи зеленые ?Чтобы меня не ругали, я вставлял морковки обратно в грядку и присыпал землей.
Наговорившись, бабушка спохватывалась , говорила тете Марусе, что парники не открыты и надо клубнику собрать, и мы наконец отправлялись в путь.
Шли между гаражей, стоящих длинной вереницей параллельно большой дороге. Почти к каждому гаражу был устлан небольшой накат из цемента. Это делалось для более удобного въезда машины или мотоцикла в гараж, который обычно находился выше уровня земли.
Разглядывая накаты, я представлял, что, чем больше цемента положено снаружи, тем красивее машина внутри гаража. Особенно нравилось представлять полированные, зеркальные колпаки на колесах и такие же полированные ручки дверей у машины. Шикарные мотоциклы я представить не мог, и в моих фантазиях они не участвовали.
Затем гаражи кончались, и мы выходили на большую дорогу. Бабушка брала меня за руку, и мы начинали подниматься на Большую Гору, которая отделяла поселок от кладбища (а поодаль кладбища уже начинались дачи), и была своеобразной границей между повседневной жизнью и выходными , между длинной желтой осенью и скучной белой зимой и зеленым ярким летом: с речкой, с бабочками , с огурцами и с клубникой.
Перед Большой горой машины и мотоциклы набирали скорость , чтобы легче въехать вверх, и я всегда волновался : почему мы с бабушкой не начинаем бежать, чтобы и нам было легче подниматься в гору? Почему идем спокойно и хотя бы немного не ускоряем шаг?
Но тут за деревьями показывались окна ветеринарной станции , и вот уже в голове крутится : что делает там с животными врач? Казалось, там есть карусели: большая, на которой катаются коровы и лошади и маленькая: для собак и котов. А что, если зверей там веселят ? Дают им розовые леденцы, которые можно рассасывать полчаса, а они все еще сладкие и не кончаются.
По верху горы, деля ее на две части, шла железная дорога: один единственный путь. Рано утром по нему проходил поезд в город, и давал длинный свистящий гудок, а вечером из города в поселок и тоже давал гудок. И было интересно представлять: что внутри вагонов делают люди? Смотрят в окна или читают книги и газеты? А может быть спят и в окна не смотрят, потому что им неинтересно?
После железной дороги идти становилось легче: ноги быстрее шли с горы , и мы с бабушкой начинали играть в города:
- Алушта !
- Анапа!
- Астрахань !
- Норильск!
- Кострома!
- я больше не знаю на а
- говори на м. Если не знаешь, можно на предыдущую.
В самом низу горы поворот налево : на кладбище. Днем идти мимо было не страшно, и я смотрел в сторону кладбища, и ничего там не было интересного. А вечером, если мы возвращались пешком , я смотрел вперед и держался за бабушку множеством невидимых рук и думал, что если посмотреть куда не следует , то сразу покажется покойник и поманит к себе пальцем .
Но вот и дача : бордовый домик с белым крыльцом , три ступеньки и круглая зеленая стеклянная ручка, очень гладкая.
-есть хочешь? - спрашивала бабушка
-да,очень.
- пойду на осырок, луку пощиплю, сделаю маканину.
Осырок значит огород, Маканина - от слова макать. Бабушка мелко нарезала луковое перо, солила, добавляла растительного масла, отрезала кусок хлеба, которым я макал в тарелку и ел. Потом был бутерброд с колбасой и морс. Вареные яйца я не любил и есть их категорически отказывался, думая, что ими покакала курица, и есть я такое не буду.
Самым долгожданным дачным лакомством была клубника со сметаной. Бабушка превращала клубнику в пюре и заправляла сметаной:
- тебе сахарить?
- да!
Бабушка добавляла песка, перемешивала : наслаждение готово. Кушать лучше было медленно, а последнюю ложку лакомства задержать на языке и только потом проглотить,от этого уровень счастья зашкаливал все мыслимые показатели.
Развлечений на даче было много.
Взять и пойти за дом, туда, где кончалась наша дача и начиналась дача тети Лиды (она потом вела у меня химию в старших классах, и у нее глаза смотрели немножко в разные стороны) и воровать крыжовник. Кусты его служили границей между дачами и заменяли собой забор.
Или пойти к колодцу и смотреть - плавают в нем сегодня лягушки? Иногда плавало целых две, их можно было выловить ведром и запустить в бочку. Или отпустить в канаву: они возмущенно квакали и и упрыгивали куда то вглубь. Впрочем, если плавала одна лягушка, то это было тоже неплохо.
Или катать машинку между грядками, нажимать на нее и смотреть, как на колеса налипает земля - машинка буксовала, ревела мотором (я помогал ей голосом) и наматывала еще больше земли.
Можно было читать или разглядывать бархатистый ковер с оленями на стене.Да много чего.
- Руслан! пойдем домой, я парники уже закрыла ,- бабушка не рассчитала время, и на автобусе обратно мы не ехали. А значит шли пешком, ура.
- иду! Машинку помою и иду!
Я аккуратно отмывал землю с колес, убирал машинку под крыльцо, к пластмассовым собачке, лисичке и зайчику. Пусть ждут меня до следующего раза, я вернусь.
Бабушка закрывала дачу, дергала на себя ручку - проверяла. Вешала серую сумку на плечо, и мы отправлялись в обратный путь.
Став старше, я ездил на дачу на велосипеде: в мои обязанности входило открывать парники утром и закрывать вечером. И поливать грядки из двух больших железных леек. В зверей и машинку я уже не играл, но летнее время на даче все также было особым миром, порталом в другое.
Вчера позвонила мама: дачу продали. Бабушка уже слишком пожилая, а родители решили переехать в город.
Сумка не закрывалась из -за сломанной застежки, но нести ее было удобно, бабушка вешала сумку за длинные ручки на плечо.
Утренний автобус уходил в 9 часов, следующий в 13:20. На утренний мы не успевали, а на 13:20 уже поздно, но дача недалеко, в 4 километрах от поселка, дойдем - лИха не узнаем, говорила бабушка и принималось решение идти пешком.
Я надевал шорты и рубашку с коротким рукавом, в мелкую клеточку. Мне очень нравились погоны на рубашке - треугольники, пришпиленные пуговицами к плечам. Кофту надевать не хотелось - лето, тепло, и я кидал ее незаметно за стул, вдруг бабушка забудет? Но она вспоминала (а потом и вовсе разгадала мой трюк) и надевала на меня кофту:
- смотри какой ветер, вдруг простудишься? Одевай, что я матери скажу?
Сперва мы шли промеж огородов и почти всегда встречали тетю Марусю, точнее сначала встречали ее необъятный зад, торчащий с грядки кверху, а потом и ее саму. Она то полола, то собирала что-нибудь , то рыхлила землю.
Я предвидел момент встречи с тетей Марусей , и сразу делалось скучно. Вот сейчас бабушка остановится, скажет " здравствуй, Николаевна" и придется долго слушать их разговор о том, что хорошо бы дождь на ночь (почему не на день? Днем дождь интереснее), о сортах огурцов, о капусте, которая все не закручивается и сорт ее хорошо бы запомнить, чтобы на следующий год такую не покупать.
О мочевине и о том, как правильно ее разводить, чтобы все не сжечь .
О тете Гале, которая свою грядку запустила, при этом нигде не работает и непонятно на что живет? Вроде мужика у нее нет, и дочь из Архангельска раз в два года приезжает. Иногда тетя Маруся сообщала, что перчатка на бутыли встала всеми пальцами и можно попробовать, приходи, Нина, вечером.
Мне были неинтересны эти разговоры, к тому же в кофте было жарко, и я развлекал себя как мог. Если мы с бабушкой не входили на огород, то можно было рассматривать забор: серый и ровный. От каждой шляпки гвоздя вниз шла небольшая темная полоска, похожая на пламя свечи, только перевёрнутое. Я думал, что гвозди плакали и от их слез остались следы.
Если мы были на огороде, я садился на корточки и нюхал укроп : необычный запах увлекал, или выдергивал маленькие не выросшие еще морковки и всегда удивлялся - почему они такие ярко - красные внутри, в земле, а снаружи зеленые ?Чтобы меня не ругали, я вставлял морковки обратно в грядку и присыпал землей.
Наговорившись, бабушка спохватывалась , говорила тете Марусе, что парники не открыты и надо клубнику собрать, и мы наконец отправлялись в путь.
Шли между гаражей, стоящих длинной вереницей параллельно большой дороге. Почти к каждому гаражу был устлан небольшой накат из цемента. Это делалось для более удобного въезда машины или мотоцикла в гараж, который обычно находился выше уровня земли.
Разглядывая накаты, я представлял, что, чем больше цемента положено снаружи, тем красивее машина внутри гаража. Особенно нравилось представлять полированные, зеркальные колпаки на колесах и такие же полированные ручки дверей у машины. Шикарные мотоциклы я представить не мог, и в моих фантазиях они не участвовали.
Затем гаражи кончались, и мы выходили на большую дорогу. Бабушка брала меня за руку, и мы начинали подниматься на Большую Гору, которая отделяла поселок от кладбища (а поодаль кладбища уже начинались дачи), и была своеобразной границей между повседневной жизнью и выходными , между длинной желтой осенью и скучной белой зимой и зеленым ярким летом: с речкой, с бабочками , с огурцами и с клубникой.
Перед Большой горой машины и мотоциклы набирали скорость , чтобы легче въехать вверх, и я всегда волновался : почему мы с бабушкой не начинаем бежать, чтобы и нам было легче подниматься в гору? Почему идем спокойно и хотя бы немного не ускоряем шаг?
Но тут за деревьями показывались окна ветеринарной станции , и вот уже в голове крутится : что делает там с животными врач? Казалось, там есть карусели: большая, на которой катаются коровы и лошади и маленькая: для собак и котов. А что, если зверей там веселят ? Дают им розовые леденцы, которые можно рассасывать полчаса, а они все еще сладкие и не кончаются.
По верху горы, деля ее на две части, шла железная дорога: один единственный путь. Рано утром по нему проходил поезд в город, и давал длинный свистящий гудок, а вечером из города в поселок и тоже давал гудок. И было интересно представлять: что внутри вагонов делают люди? Смотрят в окна или читают книги и газеты? А может быть спят и в окна не смотрят, потому что им неинтересно?
После железной дороги идти становилось легче: ноги быстрее шли с горы , и мы с бабушкой начинали играть в города:
- Алушта !
- Анапа!
- Астрахань !
- Норильск!
- Кострома!
- я больше не знаю на а
- говори на м. Если не знаешь, можно на предыдущую.
В самом низу горы поворот налево : на кладбище. Днем идти мимо было не страшно, и я смотрел в сторону кладбища, и ничего там не было интересного. А вечером, если мы возвращались пешком , я смотрел вперед и держался за бабушку множеством невидимых рук и думал, что если посмотреть куда не следует , то сразу покажется покойник и поманит к себе пальцем .
Но вот и дача : бордовый домик с белым крыльцом , три ступеньки и круглая зеленая стеклянная ручка, очень гладкая.
-есть хочешь? - спрашивала бабушка
-да,очень.
- пойду на осырок, луку пощиплю, сделаю маканину.
Осырок значит огород, Маканина - от слова макать. Бабушка мелко нарезала луковое перо, солила, добавляла растительного масла, отрезала кусок хлеба, которым я макал в тарелку и ел. Потом был бутерброд с колбасой и морс. Вареные яйца я не любил и есть их категорически отказывался, думая, что ими покакала курица, и есть я такое не буду.
Самым долгожданным дачным лакомством была клубника со сметаной. Бабушка превращала клубнику в пюре и заправляла сметаной:
- тебе сахарить?
- да!
Бабушка добавляла песка, перемешивала : наслаждение готово. Кушать лучше было медленно, а последнюю ложку лакомства задержать на языке и только потом проглотить,от этого уровень счастья зашкаливал все мыслимые показатели.
Развлечений на даче было много.
Взять и пойти за дом, туда, где кончалась наша дача и начиналась дача тети Лиды (она потом вела у меня химию в старших классах, и у нее глаза смотрели немножко в разные стороны) и воровать крыжовник. Кусты его служили границей между дачами и заменяли собой забор.
Или пойти к колодцу и смотреть - плавают в нем сегодня лягушки? Иногда плавало целых две, их можно было выловить ведром и запустить в бочку. Или отпустить в канаву: они возмущенно квакали и и упрыгивали куда то вглубь. Впрочем, если плавала одна лягушка, то это было тоже неплохо.
Или катать машинку между грядками, нажимать на нее и смотреть, как на колеса налипает земля - машинка буксовала, ревела мотором (я помогал ей голосом) и наматывала еще больше земли.
Можно было читать или разглядывать бархатистый ковер с оленями на стене.Да много чего.
- Руслан! пойдем домой, я парники уже закрыла ,- бабушка не рассчитала время, и на автобусе обратно мы не ехали. А значит шли пешком, ура.
- иду! Машинку помою и иду!
Я аккуратно отмывал землю с колес, убирал машинку под крыльцо, к пластмассовым собачке, лисичке и зайчику. Пусть ждут меня до следующего раза, я вернусь.
Бабушка закрывала дачу, дергала на себя ручку - проверяла. Вешала серую сумку на плечо, и мы отправлялись в обратный путь.
Став старше, я ездил на дачу на велосипеде: в мои обязанности входило открывать парники утром и закрывать вечером. И поливать грядки из двух больших железных леек. В зверей и машинку я уже не играл, но летнее время на даче все также было особым миром, порталом в другое.
Вчера позвонила мама: дачу продали. Бабушка уже слишком пожилая, а родители решили переехать в город.