Ежик на букву ё
1) Детство - это твоё пребывание в иллюзорном бессмертии. В детстве, когда ты слышишь, что кто-то там умер, ты не придаёшь этому значения. Ты это принимаешь, как… да никак ты это не принимаешь. Это ведь где-то там! Это где-то там Петька - дурак, а Баба Нюра померла. Две тождественные, по сути, для тебя новости. И ни то, ни другое к тебе никакого отношения не может иметь в принципе. Потому что ты - это ты, а Петька и Баба Нюра - это другая вселенная, куда твои звездолёты не летают по причине иных принципов бытия. И только в мощный звездоскоп, далеко не каждому повезло обладать которым, можно увидеть беззвучные вспышки тех или иных оглушительных событий где-то там…
2) В детстве твоё лето почти бесконечно. Оно длится и длится. Оно в ягодах-грибах, которые во взрослой жизни выдаются редко и в скупых количествах. Оно наполнено радугами и босыми ногами по лужам после дождя, которые во взрослой жизни практически не предусмотрены. В детстве… Да много чего в детстве. В детстве ко мне приходил ёжик, и он писался с буквы ё, а не е, как теперь бывает при наборе русского текста в толерантных текстовых редакторах.
3) Конец детства наступает тогда, когда ты в первый раз, неожиданно, хоть и на малое время, но остаешься по-настоящему наедине с самим собой. И раз и навсегда понимаешь, что ты всего лишь мембрана между здесь-и-сейчас и потусторонним нечто. И осознание того, что мембрана настолько тонка и прозрачна, что, как будто, её и нету заставляет тебя вести по-взрослому. Как это? А вот так: быть постоянным весельчаком (мрачным типом), много говорить (напряжённо молчать) и много двигаться (многотрудно выдерживать застывшие позы), делать неожиданные вещи и всё для того, чтобы вечером рухнуть в кровать и сразу заснуть, не дав впустить в себя воспоминание о том, что мембрана тонка и не вечна. Рухнуть в кровать и уснуть. И во сне…
4) …и во сне неизбежно приходит ежик на букву ё. И рассказывает сказку маминым голосом: Когда ты рождаешься, сынок, из дальних необъяснимых туманов лучник выпускает отравленную стрелу тебе в сердце. Сначала стрела летит очень медленно, но по мере того, как счастливая дрёма детства рассеивается, стрела вспоминает тебя и летит всё быстрее и быстрее. А ты всё это слушаешь сквозь пока ещё бесконечную негу бытия, но уже ничего не можешь поделать, кроме того, как попенять Бабе Нюре с Петькой на то, что как смеет ёжик рассказывать такие вещи таким обыденным маминым голосом на ночь.
2) В детстве твоё лето почти бесконечно. Оно длится и длится. Оно в ягодах-грибах, которые во взрослой жизни выдаются редко и в скупых количествах. Оно наполнено радугами и босыми ногами по лужам после дождя, которые во взрослой жизни практически не предусмотрены. В детстве… Да много чего в детстве. В детстве ко мне приходил ёжик, и он писался с буквы ё, а не е, как теперь бывает при наборе русского текста в толерантных текстовых редакторах.
3) Конец детства наступает тогда, когда ты в первый раз, неожиданно, хоть и на малое время, но остаешься по-настоящему наедине с самим собой. И раз и навсегда понимаешь, что ты всего лишь мембрана между здесь-и-сейчас и потусторонним нечто. И осознание того, что мембрана настолько тонка и прозрачна, что, как будто, её и нету заставляет тебя вести по-взрослому. Как это? А вот так: быть постоянным весельчаком (мрачным типом), много говорить (напряжённо молчать) и много двигаться (многотрудно выдерживать застывшие позы), делать неожиданные вещи и всё для того, чтобы вечером рухнуть в кровать и сразу заснуть, не дав впустить в себя воспоминание о том, что мембрана тонка и не вечна. Рухнуть в кровать и уснуть. И во сне…
4) …и во сне неизбежно приходит ежик на букву ё. И рассказывает сказку маминым голосом: Когда ты рождаешься, сынок, из дальних необъяснимых туманов лучник выпускает отравленную стрелу тебе в сердце. Сначала стрела летит очень медленно, но по мере того, как счастливая дрёма детства рассеивается, стрела вспоминает тебя и летит всё быстрее и быстрее. А ты всё это слушаешь сквозь пока ещё бесконечную негу бытия, но уже ничего не можешь поделать, кроме того, как попенять Бабе Нюре с Петькой на то, что как смеет ёжик рассказывать такие вещи таким обыденным маминым голосом на ночь.