Капитан Фурман. Не только пьянство.
(Я бы могла сказать, что это в определенном смысле к прошедшему празднику, но ассоциация несколько длинная и непрямая... А на самом деле просто короткая история, которую уже некоторое время хотела рассказать.)
Что-то вроде комментария в сторону: Интересно, после стадии "мне на голову упал Муравейник" стадия "мне на голову упала 1 Армия" сильно неизбежна или нет? А, да есть промежуточные стадии: "упал Черниговский полк" и "упал 3-й пехотный корпус". (Кажется, я нахожусь именно в ней. По крайней мере, я сижу над его дислокационной картой, и подписываю ее для понятности. В процессе родилась поговорка "Тамбовский полк тебе товарищ".)
Так вот, остановимся на стадии "Черниговский полк".
Есть там такой человек - капитан Фурман. Личность в чем-то замечательная. Если бы существовала медаль "Ювелирно проклевал Черниговское восстание", он бы ее заслужил. И не потому, что был верен правительству, боялся или тупил.
А потому что пил.
Причем пить он начал, скажем так, сильно заранее. По крайней мере, это он - тот единственный человек, которого выгнали из общества Соединенных Славян за пьянство. Выгнали, кстати, не сами славяне, а Мишель Бестужев-Рюмин. При этом приняли Фурмана, как и прочих офицеров Черниговского полка, в Лещинском лагере в начале осени 1825 года, так что карьера в тайном обществе у него вышла ультракороткая.
(Вообще есть такое подозрение, что и правда есть... может быть, не такой отчаянный антагонизм, о котором пишет много позже Горбачевский, но некоторое несовпадение по фазе - между Васильковской управой Южного общества - и офицерами-черниговцами из Славян. Я прямо воображаю себе Мишеля, который может очень остро отреагировать на ситуацию "Фурман пьет" - и какого-нибудь Соловьева, относящегося к этому философски (Соловьев, кстати, его и принял. И вообще у меня растет подозрение, что в Черниговский полк эту заразу
притащил как бы не он... ))
Ну так вот, в одном Мишель был совершенно прав - пил Фурман, правда пил. А еще - сдал буквально за несколько дней, до того, как все понеслось, командование ротой и... да, именно поехал пить по окрестностям! Благо, Рождество приближалось... а потом Новый год... а потом приезжаешь на ротный двор, а тебе говорят, что полк ушел неведомо куда, а ты встречаешь Башмакова и продолжаешь...
Если эпический человек Башмаков (о котором я, помнится, запевала отдельную песню) на той же траектории успел сделать несколько осмысленных вещей, а потом, видимо, даже пообещал, как это официально говорится, "при начале возмущения" до кого-то доехать и предупредить... но тут знакомый шляхтич попался по дороге... а потом новый год... а потом капитан Фурман... (И тут два одиночества встретились 1 января и не расставались до 5 или 6, да и то потому, что их наконец нашли и арестовали)... словом, если Башмаков начал отмечать 29 декабря, то Фурман - 24-го и так и продолжал до 5 января...
...неудивительно, что через некоторое время по приезде его в Петербург он угодил из крепости в госпиталь, поскольку был "в помешательстве ума". Судя по всему, к нему зашла белочка и поинтересовалась, почему больше не наливают?
И дальше это почтенное заведение он посещал еще несколько раз, благо, следствие про него вспоминало нечасто... (И вообще дело Фурмана - это такое интересное чтение про Черниговский полк и следствие в 1 армии... и иногда - про капитана Фурмана.)
И вот тут наша история меняет модальность с несколько стебной на... странную по меньшей мере.
Середину июня наш герой встречал уже в хорошо ему знакомом месте - на госпитальной койке. Причем было ему вроде бы полегче, но в последние дни за ним стали замечать "задумчивость и беспокойство" - и беспокоились, как бы оно опять не.
Приступ задумчивости совпал с желанием, объявленным им вслух, написать что-то важное по делу тайного общества. Ему это позволили - после некоторой служебной переписки, 21 июня, в то время, когда следствие уже завершилось и если с чем ходило, так это с какими-то дополнительными вопросами, приходившими к нему от других следствий (по 1 и 2 армии, по Литовскому пионерному батальону...) или еще откуда-то извне.
Это небольшой документ, в один абзац размером. Поэтому я приведу его целиком, но сначала выражу одно удивление. Вот что об этом послании написано в издательском комментарии к 13 тому ВД:
"Последнее письмо Фурмана Николаю I от 21 июня, бессмысленное по содержанию, подтверждало, что декабрист серьезно болен".
Вот что можно ожидать после такой преамбулы? Скажу сразу, даже если ты не психиатр, - но если крыша решила покинуть Петропавловскую крепость раньше ее носителя, это в общем-то неплохо видно. И это... тяжело и странно, не всегда связно etc. etc. Добро пожаловать в дела Николая Бобрищева-Пушкина, Булатова, Батенькова, например. Это не считая менее ярких и в том числе обратимых случаев, гм, цыганочки с выходом из ума.
Ну так вот, а читаем мы ровно следующее:
Его императорскому величеству капитана Фурмана
Рапорт
Вашему императорскому величеству донесть честь имею, что вся армия, солдаты и офицеры, убиты совершенно духом и терпят крайности в голоде, а чрез то жаждут по необходимости войны или смерти, ибо с мужика требуют деньги, когда ему хлеба некому продать, а от солдата службу, когда ему совершенно есть нечего, и он провианта не видит, а офицер в жалованье лишь расписывает; а как от меня требуется квитанция ежемесячная о благополучии в квартировании между солдатами и крестьянами, то я совершенно знаю неуважение мужиков к воинским чинам, которые от крайности делаются робкими делаются робкими пред мужиком и неустрашимыми пред начальством.
Капитан Фурман
Июня 21 дня 1826 года
С.-Петербург
(ВД. Т. 13. С. 208)
*
В общем, я тут не только смысл вижу... Я тут, честно говоря, вообще не вижу признаков сумасшествия. Ну, кроме одного специфического - что думаешь, то и говоришь, причем лично императорскому величеству, причем без всяких припаданий и т.п. По сущности.
...ну и да, потому что это заканчивается ничем. На бумаге - ни одной резолюции, подшили в дело и забыли, похоже.
Но вообще, если нужно кому-то разъяснить вопрос "Вы сын сенатора, вам-то чего не хватает?" - как это было в фильме - в общем "Что им было нужно-то и зачем?", я бы предложила начать с этого одного абзаца. Он, в общем, проясняет. Даже, заметим, еще без проблемы телесных наказаний, например, которая более на слуху.
И я прекрасно понимаю именно после этого текста, что Фурман совершенно логичен в тайном обществе. Ну, пьет. Зато головой пользуется. (Мог бы сказать тот же условный Соловьев возмущенному Мишелю).
...но, в общем, ни исключение из общества, ни проспатое восстание, ни сданная рота, как мы видим, не огородила его от следствия, осуждения - и ссылки на поселение. Да еще - от попадания в ту малоудачную категорию, которой, вроде бы за меньшую вину полагалось меньшее наказание - сразу поселение, без каторги. Беда в том, что места для поселения раздавали под тот момент в такой отборной глуши, куда разве что Бенкендорф по бурной юности заезжал (и то не везде)...
Словом, Фурман отправился в город (или все-таки в тот момент село?) Кондинское Тобольской губернии, Тобольска отчетливо севернее (сейчас это Ханты-Манскийский АО), там он и жил, бедно, тем более посылки от родственников добирались туда как-то совсем кругами. Была у него невенчанная жена (где пишут "крестьянская девушка", где "воспитанница коллежского регистратора"... одно другому, строго говоря, не мешает, и, возможно, показывает, что коллежский регистратор тоже себя венчанием не утрудил), было у них двое или трое детей... В какой-то момент местный исправник накатал на него бумагу начальству: мол состоит в предосудительно связи с унтер-офицером таким-то! В смысле - пьет с ним! Правда, больше ничего в его обвинение накопать не удалось, и в итоге в Кондинском поменяли исправника, а следующего все устраивало. А Фурман, оправдываясь, уточнял начальству, что тот унтер-офицер его вообще-то еще кормил и лечил даром, пока у него хоть какие-то деньги не завелись. Ну, я думаю, и пили они тоже - ну, пили и пили... В 1833 году Фурман просил разрешить ему приехать в Тобольск - чтобы исполнить таинства. В Кондинске был монастырь (и это все, что там было, в общем), но он-то был лютеранин и поделать с этим в там было решительно нечего. Не разрешили - а через два года он умер. Завещал родне отправить его долю наследства на уплату долгов, а остальное - матери его детей. Что родня, кстати, и сделала, и после уплаты его семье досталась еще в в общем очень приличная по кондинским меркам сумма...
Ничего не знаю про то, что дальше. Но вот такая история. Человеческая, в общем. Когда, к счастью, хоть человек и правда не был адептом трезвости, это все-таки не единственное, что можно про него сказать.
Что-то вроде комментария в сторону: Интересно, после стадии "мне на голову упал Муравейник" стадия "мне на голову упала 1 Армия" сильно неизбежна или нет? А, да есть промежуточные стадии: "упал Черниговский полк" и "упал 3-й пехотный корпус". (Кажется, я нахожусь именно в ней. По крайней мере, я сижу над его дислокационной картой, и подписываю ее для понятности. В процессе родилась поговорка "Тамбовский полк тебе товарищ".)
Так вот, остановимся на стадии "Черниговский полк".
Есть там такой человек - капитан Фурман. Личность в чем-то замечательная. Если бы существовала медаль "Ювелирно проклевал Черниговское восстание", он бы ее заслужил. И не потому, что был верен правительству, боялся или тупил.
А потому что пил.
Причем пить он начал, скажем так, сильно заранее. По крайней мере, это он - тот единственный человек, которого выгнали из общества Соединенных Славян за пьянство. Выгнали, кстати, не сами славяне, а Мишель Бестужев-Рюмин. При этом приняли Фурмана, как и прочих офицеров Черниговского полка, в Лещинском лагере в начале осени 1825 года, так что карьера в тайном обществе у него вышла ультракороткая.
(Вообще есть такое подозрение, что и правда есть... может быть, не такой отчаянный антагонизм, о котором пишет много позже Горбачевский, но некоторое несовпадение по фазе - между Васильковской управой Южного общества - и офицерами-черниговцами из Славян. Я прямо воображаю себе Мишеля, который может очень остро отреагировать на ситуацию "Фурман пьет" - и какого-нибудь Соловьева, относящегося к этому философски (Соловьев, кстати, его и принял. И вообще у меня растет подозрение, что в Черниговский полк эту заразу
притащил как бы не он... ))
Ну так вот, в одном Мишель был совершенно прав - пил Фурман, правда пил. А еще - сдал буквально за несколько дней, до того, как все понеслось, командование ротой и... да, именно поехал пить по окрестностям! Благо, Рождество приближалось... а потом Новый год... а потом приезжаешь на ротный двор, а тебе говорят, что полк ушел неведомо куда, а ты встречаешь Башмакова и продолжаешь...
Если эпический человек Башмаков (о котором я, помнится, запевала отдельную песню) на той же траектории успел сделать несколько осмысленных вещей, а потом, видимо, даже пообещал, как это официально говорится, "при начале возмущения" до кого-то доехать и предупредить... но тут знакомый шляхтич попался по дороге... а потом новый год... а потом капитан Фурман... (И тут два одиночества встретились 1 января и не расставались до 5 или 6, да и то потому, что их наконец нашли и арестовали)... словом, если Башмаков начал отмечать 29 декабря, то Фурман - 24-го и так и продолжал до 5 января...
...неудивительно, что через некоторое время по приезде его в Петербург он угодил из крепости в госпиталь, поскольку был "в помешательстве ума". Судя по всему, к нему зашла белочка и поинтересовалась, почему больше не наливают?
И дальше это почтенное заведение он посещал еще несколько раз, благо, следствие про него вспоминало нечасто... (И вообще дело Фурмана - это такое интересное чтение про Черниговский полк и следствие в 1 армии... и иногда - про капитана Фурмана.)
И вот тут наша история меняет модальность с несколько стебной на... странную по меньшей мере.
Середину июня наш герой встречал уже в хорошо ему знакомом месте - на госпитальной койке. Причем было ему вроде бы полегче, но в последние дни за ним стали замечать "задумчивость и беспокойство" - и беспокоились, как бы оно опять не.
Приступ задумчивости совпал с желанием, объявленным им вслух, написать что-то важное по делу тайного общества. Ему это позволили - после некоторой служебной переписки, 21 июня, в то время, когда следствие уже завершилось и если с чем ходило, так это с какими-то дополнительными вопросами, приходившими к нему от других следствий (по 1 и 2 армии, по Литовскому пионерному батальону...) или еще откуда-то извне.
Это небольшой документ, в один абзац размером. Поэтому я приведу его целиком, но сначала выражу одно удивление. Вот что об этом послании написано в издательском комментарии к 13 тому ВД:
"Последнее письмо Фурмана Николаю I от 21 июня, бессмысленное по содержанию, подтверждало, что декабрист серьезно болен".
Вот что можно ожидать после такой преамбулы? Скажу сразу, даже если ты не психиатр, - но если крыша решила покинуть Петропавловскую крепость раньше ее носителя, это в общем-то неплохо видно. И это... тяжело и странно, не всегда связно etc. etc. Добро пожаловать в дела Николая Бобрищева-Пушкина, Булатова, Батенькова, например. Это не считая менее ярких и в том числе обратимых случаев, гм, цыганочки с выходом из ума.
Ну так вот, а читаем мы ровно следующее:
Его императорскому величеству капитана Фурмана
Рапорт
Вашему императорскому величеству донесть честь имею, что вся армия, солдаты и офицеры, убиты совершенно духом и терпят крайности в голоде, а чрез то жаждут по необходимости войны или смерти, ибо с мужика требуют деньги, когда ему хлеба некому продать, а от солдата службу, когда ему совершенно есть нечего, и он провианта не видит, а офицер в жалованье лишь расписывает; а как от меня требуется квитанция ежемесячная о благополучии в квартировании между солдатами и крестьянами, то я совершенно знаю неуважение мужиков к воинским чинам, которые от крайности делаются робкими делаются робкими пред мужиком и неустрашимыми пред начальством.
Капитан Фурман
Июня 21 дня 1826 года
С.-Петербург
(ВД. Т. 13. С. 208)
*
В общем, я тут не только смысл вижу... Я тут, честно говоря, вообще не вижу признаков сумасшествия. Ну, кроме одного специфического - что думаешь, то и говоришь, причем лично императорскому величеству, причем без всяких припаданий и т.п. По сущности.
...ну и да, потому что это заканчивается ничем. На бумаге - ни одной резолюции, подшили в дело и забыли, похоже.
Но вообще, если нужно кому-то разъяснить вопрос "Вы сын сенатора, вам-то чего не хватает?" - как это было в фильме - в общем "Что им было нужно-то и зачем?", я бы предложила начать с этого одного абзаца. Он, в общем, проясняет. Даже, заметим, еще без проблемы телесных наказаний, например, которая более на слуху.
И я прекрасно понимаю именно после этого текста, что Фурман совершенно логичен в тайном обществе. Ну, пьет. Зато головой пользуется. (Мог бы сказать тот же условный Соловьев возмущенному Мишелю).
...но, в общем, ни исключение из общества, ни проспатое восстание, ни сданная рота, как мы видим, не огородила его от следствия, осуждения - и ссылки на поселение. Да еще - от попадания в ту малоудачную категорию, которой, вроде бы за меньшую вину полагалось меньшее наказание - сразу поселение, без каторги. Беда в том, что места для поселения раздавали под тот момент в такой отборной глуши, куда разве что Бенкендорф по бурной юности заезжал (и то не везде)...
Словом, Фурман отправился в город (или все-таки в тот момент село?) Кондинское Тобольской губернии, Тобольска отчетливо севернее (сейчас это Ханты-Манскийский АО), там он и жил, бедно, тем более посылки от родственников добирались туда как-то совсем кругами. Была у него невенчанная жена (где пишут "крестьянская девушка", где "воспитанница коллежского регистратора"... одно другому, строго говоря, не мешает, и, возможно, показывает, что коллежский регистратор тоже себя венчанием не утрудил), было у них двое или трое детей... В какой-то момент местный исправник накатал на него бумагу начальству: мол состоит в предосудительно связи с унтер-офицером таким-то! В смысле - пьет с ним! Правда, больше ничего в его обвинение накопать не удалось, и в итоге в Кондинском поменяли исправника, а следующего все устраивало. А Фурман, оправдываясь, уточнял начальству, что тот унтер-офицер его вообще-то еще кормил и лечил даром, пока у него хоть какие-то деньги не завелись. Ну, я думаю, и пили они тоже - ну, пили и пили... В 1833 году Фурман просил разрешить ему приехать в Тобольск - чтобы исполнить таинства. В Кондинске был монастырь (и это все, что там было, в общем), но он-то был лютеранин и поделать с этим в там было решительно нечего. Не разрешили - а через два года он умер. Завещал родне отправить его долю наследства на уплату долгов, а остальное - матери его детей. Что родня, кстати, и сделала, и после уплаты его семье досталась еще в в общем очень приличная по кондинским меркам сумма...
Ничего не знаю про то, что дальше. Но вот такая история. Человеческая, в общем. Когда, к счастью, хоть человек и правда не был адептом трезвости, это все-таки не единственное, что можно про него сказать.