"Ругал брата". Царь, Муравейник и другие.
О том, как государь Николай Павлович ругался... Или не ругался?
Одно мелкое архивное недо-расследование.
Ну,как мелкое... Трех, правда, довольно краткосрочных архиво-визитов в Питер оно потребовало, один был посвящен конкретно этому безобразию.(И пишу я эту историю второй год, вот все чего-то ей не хватало... тут подоспел Пыхачев - и, кажется, все подобралось наконец.)
Вот нам, казалось, конкретная яркая картинка из конкретной книги - увесистый том литпамятников "Воспоминания Бестужевых", комментарии к текстам, с. 720:
"По сообщению Матвея Муравьева-Апостола, царь "нещадно ругал" в его присутствии Сергея Муравьева (там же, л. 202). Он (М. Муравьев-Апостол) говорил Семевскому, что ему "стало даже жалко Николая, когда этот герой стал ругать мерзавцем израненного брата" (там же, л. 204)".
"Там же" отсылает к некотору документу из архива Бестужевых за № 5569, и мы к нему еще вернемся.
А пока - вроде бы получается такое образцовое историческое полотно на тему "Николай Первый - НЛО тюремщик декабристов": стоят перед ним, понимаете ли, два брата Муравьева-Апостола, один раненый, другой нет, Николай ругается, Сергей, наверное, решет сложную задачу "стоять и не падать", а Матвей испытывает высокое чувство жалости к вышеупомянутому матерящемуся НЛО самодержцу...
То есть "в его присутствии", может, конечно, обозначать "Матвей присутствует, а царь ругается на Сергея", но вторая приведенная фраза скорее наводит на мысль, что присутствуют оба. И да, кстати, упомянутые две фразы, судя по ссылкам, разделяют два листа. Даже если они небольшого формата - интересно, что их заполняет, если речь идет об одной и той же сцене? Большой матерный загиб Николая I в записи, близкой к стенографической??
Ну и наконец, что там еще интересного от Матвея Муравьева может быть написано - и что это вообще такое, если оно находится при этом в архиве Бестужевых? (Отнюдь не Бестужевых-Рюминых, прошу заметить.)
В общем, это место в книге нашел и предъявил Сули, а я подумала, что ежели все равно бываю в Питерских архивах, - стоило бы посмотреть на предмет при случае. Архив Бестужевых - это точно в тех краях, в Институте русской литературы, он же Пушкинский дом.
Далее следует речь о разных недоумениях, выходящих на нас в процессе.
Во-первых, сама идея о совместной встрече с царем (ну то есть совместном дворцовом допросе) вызывала большие сомнения: мероприятие это сугубо индивидуальное. То есть нет, там бывает третий персонаж, но это генерал Левашев, а не чей-то брат. А кроме того, братьев привозят не одновременно, причем хотя они, как известно, арестованы в одном месте и в один день,"в поле с оружием в руках", Матвей прибывает в Петербург раньше, и в крепости оказывается раньше приезда брата (а значит, и его дворцовый допрос происходит до этого): он привезен в Петербург 15 января, в крепости - с 17 числа, Сергей в Петербурге с 19 января, а в крепости - с 21-го. Сергея везут дольше, что помимо прочего (например, идеи не дать двум важным мятежникам общаться, которая вполне могла иметь место) вызвано соображениями медицинскими: он ранен, причем в голову, а быстрая и тряская езда излечению и выживаемости явно не способствует.
(И я сначала сомневалась, допрашивал ли Матвея царь - а нет, допрашивал, в свои записки об этом написал - и кстати же, заметки про Матвея и Сергея разделяет у него эн абзацев, явно не хронологических (Матвея он пишет позже), но будь они вместе, это скорее всего было бы упомянуто в конце концов.)
В общем, становилось еще интереснее, что там Матвей рассказывает.
А следующее недоумение выпало на меня прямо в архиве. Все, казалось бы, понятно - в книге написано: архив Бестужевых, дело 5569, - приходим и заказываем! Четырехзначный номер дела? Нет, я помнила, что в архиве Бестужевых дел явно меньше, но мало ли, остался от каких-то старых нумераций, их нередко не меняют, даже переводя дело в другой фонд...
Но ничего подобного в описи не обнаружилось, дел там меньше сотни, и все номера по порядку, от единицы и далее. Дела, правда, огромные, по 300-400 страниц, и подшито в них, еще в досоветские времена, все подряд, разных авторов, разного формата, иногда листами задом наперед и в обратном порядке... (В общем, мне кажется, это был какой-то ученик переплетного дела - технически уже обучен, а по смыслу даже не пытается вникать.) Но даже в обширных перечнях авторов к этим делам нигде Матвей Муравьев-Апостол не упоминался. Я еще спросила сотрудницу читального зала, не было ли перенумерации дел, - она сказала, что нет, никогда.
"Старожилы не припомнят - они вообще ничего не помнят"(с), мрачно подумала я и поняла, что уяснять, каким именно номером является теперь загадочный предмет, придется самостоятельно.
Как раз на пути из архива на вокзал, вот прямо-таки по прямой, еще на Васильевском, в книжной лавочке Академкниги напротив 12 коллегий я внезапно завела себе собственный экземпляр кирпича "Воспоминания Бестужевых" и прямо в троллейбусе, идущем по Невскому, начала изучать все упоминания Матвея... а потом - и таинственного дела 5569.
И ситуация начала проясняться, по крайней мере в разделе "что искать". Нет, не Матвея, а Семевского. Михаил Семевский, издатель "Русской старины" к Бестужевым имел самое прямое отношение - многое из воспоминаний того же Михаила Бестужева написано по его просьбе, часть - ответ на конкретные его вопросы, а еще часть того тома-кирпича - это записи Семевского о беседах с Михаилом и его сестрами. Где местами начинаешь жалеть, что это все конспективно и обрывками, а не полным текстом, - но лучше так, чем никак.
Так что, получается, Семевский еще и Матвея успел порасспрашивать (что неудивительно, времени у него для этого было достаточно). А может, и еще кого? В общем, хорошо бы все это найти...
Надо сказать, что к моменту моего отъезда из Питера с кирпичом в обнимку;-) у нас товарищами как раз внезапно нарисовалась история про приезд на один день все в тот же Питер на следующей неделе - смотреть раскопанный Сули в сетях спектакль "Жизнь за царя" (и это не опера про Сусанина, а очень интересный спектакль про народовольцев). Поскольку спектакль ожидался вечером, и даже позже обычного - в 8, Архивная Мышь успела впихнуть в этот день (помимо культурной программы и гуляния по Питеру с товарищами) два архива - это был единственный раз, когда во втором (в РГИА) я оставляла дела *между* своими поездками. Но в Пушкинском доме, поскольку точного номера дела я как раз не знала, мне светило его не изучить, а только найти. А потом когда-нибудь найти временнУю щель, хоть еще на один какой-то день - и тогда уже посмотреть на него.
....словом, дело с Семевским нашлось, аккурат одно, и номер у него был в одну цифру - 2.
А временная щель была накопана через пару месяцев, к лету, и тоже совпадала с культурной программой (новомодная постановка "Грозы", где все говорят странным речитативом, а Борис поет оперную партию и т.д.) - нет, "Жизнь за царя" и архивы мне понравились больше!. Впрочем, я не жалуюсь, я ее шла смотреть с мыслью "может не понравиться, но "хоть узнаю, что это за хреновина" (что и было) - а еще в тот же день на книжном развале на Невском вышла на меня книга, где из указателя на меня посмотрели оч-чень интересные Барятинские и их знакомые (и о них не будет речи в этой записи)...
И выплыло на меня из дела номер 2 очень, очень любопытное. Не только про ругающееся НЛО - но по порядку.
Прежде всего, на обороте обложки карандашом таки было написано "5569". Старожилы не припомнят, однозначно. Надо сказать, в томе-кирпиче и другие бестужевские дела идут под четырехзначными цифрами, но что это была за внезапная перенумерация (и нафига), мне пока совершенно непонятно. Понятно только то, что несмотря на архивные ссылки, воспользоваться ими сразу нельзя. Нужно сначала искать соответствие живьем и в описи;-( (Кстати, мне однажды еще в томе Якушкина попалась ссылка на дело с левым многозначным номером... но это был ГАРФ. Тем более не знаю,что это было!)
Искомый предмет в очередном деле страниц на 300 или больше (где - о чудо! - кажется, ничего не было подшито задом наперед, а то вот например записные книжки о том, как Николай Бестужев с Трубецким магнетизировали Барятинского, подшиты именно так!) занимал несколько десятков страниц и назывался "Общие замечания о фам[илии] Бестужевых - сестры, мать, дела общие и пр.".
И представлял собой реально отдельные заметки, переписанные аккуратно, но без всякого тематического группирования - видимо, просто в том порядке, как появлялись. И в некоторых отмечено, кто сказал, а в некоторых - только сам факт. И упоминания Матвея разбросаны по нескольким последовательным страницам, где отдельные заметки, явно касающиеся его так или иначе, разделяют по несколько других совершенно нейтрального содержания, или даже ровно того, где Матвей точно не был очевидцем. В том же томе-кирпиче, кстати, несколько из них цитируются как матвеевские, но я, глядя на текст, скажу, что для этого нет никаких оснований. Вот, например, там к нему относят какие-то фразы:
- про влюбленность Рылеева в подозрительную польскую даму
- про характер Сперанского
- и что фразу "из дворца сделали съезжую" сказал при аресте Николай Бестужев (а есть другие претенденты).
Ну то есть чисто теоретически Матвей и это все мог рассказывать Семевскому, но тогда он явно был не источником, а передатчиком информации в энном колене. (Например, рядом со фразой про съезжую есть другая - "Из первых были взяты Рылеев, Оболенский и оба Бестужевых", чему Матвей явно не был свидетелем, он тогда даже еще и не подозревал, что его самого возьмут в поле с полком!)
В общем, мало ли. Может быть, Семевский встречался с Матвеем несколько раз. А в промежутках - с другими. Может, еще и списывался. Может, вносил в тетрадь факты из нескольких недавних бесед в произвольном порядке. Но речь моя сейчас будет в первую очередь именно о тех, которые напрямую связаны с его именем...
... ну, и с историей, которая запустила все эти раскопки.
Потому что, например, первые упоминания Матвея там идут по поводу каких-то воспоминаний о пребывании Александра Бестужева в Якутске - тут Матвей, в общем, очень даже причем, но я в это не вчитывалась (а почерк все же не идеальный, нужно вникать).
Так вот, к вопросу о разрозненных заметках. Ровно за Якутском, после отступа, следует такая фраза:
"Ник.Павл. нещадно ругал Сергея Муравьева в присутст. братьев".
- а дальше, через отступ же, что-то совсем постороннее, а до следующего упоминания Матвея еще целый лист.
Ну так вот, у меня при ее прочтении возник настоящий программный вопрос: А ЧЬИ ЭТО БРАТЬЯ??
Ну, наверное, не братья Бестужевы. (Хотя заметки, если судить по заглавию, вообще-то о них! Но с ними император видался, когда Сергея Муравьева еще и ругать было особо не за что).
Но вдруг это братья Николая Павловича?? У него их, по крайней мере, точно больше одного, а у Сергея на момент приезда в Петербург в живых из братьев - Матвей + Вассинька от второго брака отца, который еще юн, к следствию и обществу отношения не имеет, не привлекался и т.д.
Ну, или таки братья - это в смысле "Сергей и Матвей", что, как уже говорила, если возможно, то поштучно.
Так что идея о братьях Николая Павловича меня прямо не оставляет. Тем более, он вообще пишет о подследственных в ругательном смысле, т.е. в том, что он "ругал Сергея Муравьева" при ком-то, не было бы ничего удивительного.
И с третьей стороны, я вообще не настаиваю, что он его действительно ругал в присутствии хоть каких-то братьев. Это может быть баечка, исторический анекдот, передача информации через третьи руки... Я просто пытаюсь осознать, кто же в ней все-таки имелся в виду. Что точно - это что идея совместного дворцового допроса из этой фразы едва ли выводится.
...но, как мы помним, Матвею вроде бы стало жалко слушать ругань...
"А теперь читаем справку"(с)
Тут нужно действительно переехать через два листа, пропустить одну дивно интересную история от Матвея же (пожалуй, главное приобретение мое из этого дела, но о ней потом) - в общем, пропустить еще кучу разрозненных заметок вообще про разное, и приехать к истории, где для начала нет еще никакого Николая Павловича, а вовсе еще восстание Черниговского полка... в своей завершающей стадии. Которая с точки зрения информатора выглядит так:
"В день при Белой Церкви вся див. была уже готова были перейтить к Муравьеву; артиллеристы рапортов прислали о готовности, но изменник Пых. стал разить и хвастал потом пред ранеными искусством стрелять."
Мысль первая - я ничего внятного опять же не скажу о верибельности этой трактовки. Об артиллеристах, которые чуть не перешли на восставшую сторону. Кроме того, что, надо полагать, вот так оно было рассказано Семевскому. Через много лет после событий. С этим и разбираемся.
Мысль вторая - ну да, хоть и чистовик, но заметки, есть мелкие сокращения, понятно, что "Пых." - это капитан Пыхачев, артиллерист, то ли член общества, то ли рядом проходил (он настаивает - что мимо шел, товарищи - да нет, не мимо), и да, вышел с другой стороны (хотя не вполне понятно, был ли конкретно на поле)...
...но помните, была такая то ли книжка, то ли мультик - "Ежик Пых"? Вот теперь у меня заселилось в голову выражение "изменник Пых", и ничего с этим не могу сделать.
И да, кто рассказывает? Тут прямо не сказано, но из свидетелей событий это может сделать именно Матвей (Пыхачев скончался раньше, и намного). Тем более, что следующей - опять через отступ - фразой следует уже известная нам, с мелким разночтением в прочтении:
"М.И.М. стало жалко Ник. когда этот герой стал при нем мерзавцем ругать израненного брата".
Тут рассказывает уже явный Матвей, прямо названный. И вот смотрю на я на эти две вроде бы отдельные заметки. И мне хочется объединить между собой именно их, а не фразу, написанную два листа назад, про Николая Павловича и каких-то братьев.
Потому что в первой есть "ежик Пых", который похваляется перед ранеными, а во второй "этот герой", который ругает "израненного брата". Собственно, перейти от идеи "я кот" к тезису "а вы не удались", полагаю, довольно просто и возможно в рамках одного монолога.
Мешает мне в этой интерпретации одно - "Ник." То есть, надо полагать, Николай. Никто из действующих лиц не Николай, Пыхачев - тоже Матвей Иванович. А "Ник." написано там как раз довольно ясно (если это конечно, не случай "бойца, сидящего на страусе" - https://myrngwaur.livejournal.com/385062.html )
Поэтому у меня странный вопрос - а не может ли это быть описка? Либо вместо Пыха, либо вместо Сергея (потому что в оригинале нет "даже", которое указывает на неожиданность реакции). У меня даже;-) была идея: поскольку большинство заметок тут - все-таки про Бестужевых, среди которых Николай вполне есть, оттуда он и мог прокрасться. Ну, или через столько лет забылось, как зовут Пыхачева (или - пришло мне в голову сейчас - Семевский, переписывая, например, со своих черновых заметок, так это разобрал...)
Тогда картина получалась бы в своем роде логичная, и жалко в ней вполне может быть именно Пыхачева, который, возможно, потому и приперся похваляться, что ему как-то странно, и надо утвердиться в точке зрения, что именно он - кот и все сделал правильно...
Но с другой стороны, ничем эту теорию об описке безусловно подтвердить нельзя. И вполне возможно, что в беседе с Матвеем могла быть такая ассоциативная цепочка: Пыхачев хватился - а вот еще Николай ругался...
Или это было вообще в разное время сказано, просто Семевский потом рядом записал...
Словом, вопрос всех времен и народов - ругался или нет - и кто именно? - так до конца и не разрешился.
Но по крайне мере, теперь эти заметки нам известны в том виде, в каком они есть, можно над ними думать.
*
А страницей раньше была там еще одна история. Тоже про Матвея и точно с его слов. Явно - краткая запись пространного разговора, переходящего с темы на тему, вот первый абзац, второй - в основном собственно о следствии - опускаю.
""Рассказ М.И.М. о священнике, пришедшем его исповедовать в крепость, сначала риторика, фразы, потом сделался преданнейшим слугою. Переносил записки Сергея Ив. - Матв. Ив. не знал о его смерти; брат де здоров(?), жив, наконец 2 недели спустя поп открыл, без чувств упал Матвей. Пил известку, проволоку, страшно заболел, страдал, но не умер. - В Комитете предстоя(?) помнит змеиный взгляд Адлерб[ерга] старшего, перо в зубах, как бы радовался его судьбе."
(дальше про всякие комитетские персоналии, например - "Ал. Ник. Голиц[ын] сладко улыбался, Татищев и Кутузов сладко дремали.")
Несколькими страницами позже есть тоже отдельная фраза - "Матвей Муравьев глотал мелкие обломки разбитого стекла".
Если с чужих слов - то,может, и путаница, за таким замечен Свистунов... а может, Матвей тоже додумался, не так уж много в камере предметов, полет фантазии, даже если жизнь очень не мила, ограничен.
(И интересно что оба они, попытавшись свести счеты с жизнью и выжив, живут потом весьма долго, пережив практически всех товарищей по данной популяции...)
И возвращаясь к рассказу - там есть много любопытного. И эти "записки" Сергея - во множественном числе, заметим!
И письмо Сергея, - да, о нем тут нет ни слова, - но пока Матвей не знает о смерти брата, письмо наверняка еще у Мысловского - вот тут, видимо, и могут завестись читавшие это письмо или списавшие его...
Кстати, о реальности варианта "2 недели не знал о смерти". Я думаю... думаю я, учитывая свободу общения между жителями разных камер после приговора, - для этого нужно оказаться в таком месте, где нормальное общение через стену невозможно. Или равелин, или какой-нибудь Зотов бастион, где на весь этаж бастиона - камеры три и толстенные стены между ними (Александр Муравьев во время следствия сидел в такой и зарисовал ее потом, Вершевская опознала место по висящим на стене кандалам, они к этой камере по описи имущества приписаны, они там всегда висят!). Тогда- наверное, да, вполне возможно.
А потом, гм, да, "пил проволоку"... А потом все-таки попробовал жить. Еще на 60 лет хватило, ровно на 60 лет после брата...
Словом, вот такие истории выпали на меня из попытки выяснить, ругал или не ругал? Яснее так и не стало, зато стало куда интереснее. Ну, как это обычно с архивом!
(Вопрос о реальности Пыхачев в поле - это я уточню отдельной записью, тут тоже кое-что есть.)
Одно мелкое архивное недо-расследование.
Ну,как мелкое... Трех, правда, довольно краткосрочных архиво-визитов в Питер оно потребовало, один был посвящен конкретно этому безобразию.(И пишу я эту историю второй год, вот все чего-то ей не хватало... тут подоспел Пыхачев - и, кажется, все подобралось наконец.)
Вот нам, казалось, конкретная яркая картинка из конкретной книги - увесистый том литпамятников "Воспоминания Бестужевых", комментарии к текстам, с. 720:
"По сообщению Матвея Муравьева-Апостола, царь "нещадно ругал" в его присутствии Сергея Муравьева (там же, л. 202). Он (М. Муравьев-Апостол) говорил Семевскому, что ему "стало даже жалко Николая, когда этот герой стал ругать мерзавцем израненного брата" (там же, л. 204)".
"Там же" отсылает к некотору документу из архива Бестужевых за № 5569, и мы к нему еще вернемся.
А пока - вроде бы получается такое образцовое историческое полотно на тему "Николай Первый - НЛО тюремщик декабристов": стоят перед ним, понимаете ли, два брата Муравьева-Апостола, один раненый, другой нет, Николай ругается, Сергей, наверное, решет сложную задачу "стоять и не падать", а Матвей испытывает высокое чувство жалости к вышеупомянутому матерящемуся НЛО самодержцу...
То есть "в его присутствии", может, конечно, обозначать "Матвей присутствует, а царь ругается на Сергея", но вторая приведенная фраза скорее наводит на мысль, что присутствуют оба. И да, кстати, упомянутые две фразы, судя по ссылкам, разделяют два листа. Даже если они небольшого формата - интересно, что их заполняет, если речь идет об одной и той же сцене? Большой матерный загиб Николая I в записи, близкой к стенографической??
Ну и наконец, что там еще интересного от Матвея Муравьева может быть написано - и что это вообще такое, если оно находится при этом в архиве Бестужевых? (Отнюдь не Бестужевых-Рюминых, прошу заметить.)
В общем, это место в книге нашел и предъявил Сули, а я подумала, что ежели все равно бываю в Питерских архивах, - стоило бы посмотреть на предмет при случае. Архив Бестужевых - это точно в тех краях, в Институте русской литературы, он же Пушкинский дом.
Далее следует речь о разных недоумениях, выходящих на нас в процессе.
Во-первых, сама идея о совместной встрече с царем (ну то есть совместном дворцовом допросе) вызывала большие сомнения: мероприятие это сугубо индивидуальное. То есть нет, там бывает третий персонаж, но это генерал Левашев, а не чей-то брат. А кроме того, братьев привозят не одновременно, причем хотя они, как известно, арестованы в одном месте и в один день,"в поле с оружием в руках", Матвей прибывает в Петербург раньше, и в крепости оказывается раньше приезда брата (а значит, и его дворцовый допрос происходит до этого): он привезен в Петербург 15 января, в крепости - с 17 числа, Сергей в Петербурге с 19 января, а в крепости - с 21-го. Сергея везут дольше, что помимо прочего (например, идеи не дать двум важным мятежникам общаться, которая вполне могла иметь место) вызвано соображениями медицинскими: он ранен, причем в голову, а быстрая и тряская езда излечению и выживаемости явно не способствует.
(И я сначала сомневалась, допрашивал ли Матвея царь - а нет, допрашивал, в свои записки об этом написал - и кстати же, заметки про Матвея и Сергея разделяет у него эн абзацев, явно не хронологических (Матвея он пишет позже), но будь они вместе, это скорее всего было бы упомянуто в конце концов.)
В общем, становилось еще интереснее, что там Матвей рассказывает.
А следующее недоумение выпало на меня прямо в архиве. Все, казалось бы, понятно - в книге написано: архив Бестужевых, дело 5569, - приходим и заказываем! Четырехзначный номер дела? Нет, я помнила, что в архиве Бестужевых дел явно меньше, но мало ли, остался от каких-то старых нумераций, их нередко не меняют, даже переводя дело в другой фонд...
Но ничего подобного в описи не обнаружилось, дел там меньше сотни, и все номера по порядку, от единицы и далее. Дела, правда, огромные, по 300-400 страниц, и подшито в них, еще в досоветские времена, все подряд, разных авторов, разного формата, иногда листами задом наперед и в обратном порядке... (В общем, мне кажется, это был какой-то ученик переплетного дела - технически уже обучен, а по смыслу даже не пытается вникать.) Но даже в обширных перечнях авторов к этим делам нигде Матвей Муравьев-Апостол не упоминался. Я еще спросила сотрудницу читального зала, не было ли перенумерации дел, - она сказала, что нет, никогда.
"Старожилы не припомнят - они вообще ничего не помнят"(с), мрачно подумала я и поняла, что уяснять, каким именно номером является теперь загадочный предмет, придется самостоятельно.
Как раз на пути из архива на вокзал, вот прямо-таки по прямой, еще на Васильевском, в книжной лавочке Академкниги напротив 12 коллегий я внезапно завела себе собственный экземпляр кирпича "Воспоминания Бестужевых" и прямо в троллейбусе, идущем по Невскому, начала изучать все упоминания Матвея... а потом - и таинственного дела 5569.
И ситуация начала проясняться, по крайней мере в разделе "что искать". Нет, не Матвея, а Семевского. Михаил Семевский, издатель "Русской старины" к Бестужевым имел самое прямое отношение - многое из воспоминаний того же Михаила Бестужева написано по его просьбе, часть - ответ на конкретные его вопросы, а еще часть того тома-кирпича - это записи Семевского о беседах с Михаилом и его сестрами. Где местами начинаешь жалеть, что это все конспективно и обрывками, а не полным текстом, - но лучше так, чем никак.
Так что, получается, Семевский еще и Матвея успел порасспрашивать (что неудивительно, времени у него для этого было достаточно). А может, и еще кого? В общем, хорошо бы все это найти...
Надо сказать, что к моменту моего отъезда из Питера с кирпичом в обнимку;-) у нас товарищами как раз внезапно нарисовалась история про приезд на один день все в тот же Питер на следующей неделе - смотреть раскопанный Сули в сетях спектакль "Жизнь за царя" (и это не опера про Сусанина, а очень интересный спектакль про народовольцев). Поскольку спектакль ожидался вечером, и даже позже обычного - в 8, Архивная Мышь успела впихнуть в этот день (помимо культурной программы и гуляния по Питеру с товарищами) два архива - это был единственный раз, когда во втором (в РГИА) я оставляла дела *между* своими поездками. Но в Пушкинском доме, поскольку точного номера дела я как раз не знала, мне светило его не изучить, а только найти. А потом когда-нибудь найти временнУю щель, хоть еще на один какой-то день - и тогда уже посмотреть на него.
....словом, дело с Семевским нашлось, аккурат одно, и номер у него был в одну цифру - 2.
А временная щель была накопана через пару месяцев, к лету, и тоже совпадала с культурной программой (новомодная постановка "Грозы", где все говорят странным речитативом, а Борис поет оперную партию и т.д.) - нет, "Жизнь за царя" и архивы мне понравились больше!. Впрочем, я не жалуюсь, я ее шла смотреть с мыслью "может не понравиться, но "хоть узнаю, что это за хреновина" (что и было) - а еще в тот же день на книжном развале на Невском вышла на меня книга, где из указателя на меня посмотрели оч-чень интересные Барятинские и их знакомые (и о них не будет речи в этой записи)...
И выплыло на меня из дела номер 2 очень, очень любопытное. Не только про ругающееся НЛО - но по порядку.
Прежде всего, на обороте обложки карандашом таки было написано "5569". Старожилы не припомнят, однозначно. Надо сказать, в томе-кирпиче и другие бестужевские дела идут под четырехзначными цифрами, но что это была за внезапная перенумерация (и нафига), мне пока совершенно непонятно. Понятно только то, что несмотря на архивные ссылки, воспользоваться ими сразу нельзя. Нужно сначала искать соответствие живьем и в описи;-( (Кстати, мне однажды еще в томе Якушкина попалась ссылка на дело с левым многозначным номером... но это был ГАРФ. Тем более не знаю,что это было!)
Искомый предмет в очередном деле страниц на 300 или больше (где - о чудо! - кажется, ничего не было подшито задом наперед, а то вот например записные книжки о том, как Николай Бестужев с Трубецким магнетизировали Барятинского, подшиты именно так!) занимал несколько десятков страниц и назывался "Общие замечания о фам[илии] Бестужевых - сестры, мать, дела общие и пр.".
И представлял собой реально отдельные заметки, переписанные аккуратно, но без всякого тематического группирования - видимо, просто в том порядке, как появлялись. И в некоторых отмечено, кто сказал, а в некоторых - только сам факт. И упоминания Матвея разбросаны по нескольким последовательным страницам, где отдельные заметки, явно касающиеся его так или иначе, разделяют по несколько других совершенно нейтрального содержания, или даже ровно того, где Матвей точно не был очевидцем. В том же томе-кирпиче, кстати, несколько из них цитируются как матвеевские, но я, глядя на текст, скажу, что для этого нет никаких оснований. Вот, например, там к нему относят какие-то фразы:
- про влюбленность Рылеева в подозрительную польскую даму
- про характер Сперанского
- и что фразу "из дворца сделали съезжую" сказал при аресте Николай Бестужев (а есть другие претенденты).
Ну то есть чисто теоретически Матвей и это все мог рассказывать Семевскому, но тогда он явно был не источником, а передатчиком информации в энном колене. (Например, рядом со фразой про съезжую есть другая - "Из первых были взяты Рылеев, Оболенский и оба Бестужевых", чему Матвей явно не был свидетелем, он тогда даже еще и не подозревал, что его самого возьмут в поле с полком!)
В общем, мало ли. Может быть, Семевский встречался с Матвеем несколько раз. А в промежутках - с другими. Может, еще и списывался. Может, вносил в тетрадь факты из нескольких недавних бесед в произвольном порядке. Но речь моя сейчас будет в первую очередь именно о тех, которые напрямую связаны с его именем...
... ну, и с историей, которая запустила все эти раскопки.
Потому что, например, первые упоминания Матвея там идут по поводу каких-то воспоминаний о пребывании Александра Бестужева в Якутске - тут Матвей, в общем, очень даже причем, но я в это не вчитывалась (а почерк все же не идеальный, нужно вникать).
Так вот, к вопросу о разрозненных заметках. Ровно за Якутском, после отступа, следует такая фраза:
"Ник.Павл. нещадно ругал Сергея Муравьева в присутст. братьев".
- а дальше, через отступ же, что-то совсем постороннее, а до следующего упоминания Матвея еще целый лист.
Ну так вот, у меня при ее прочтении возник настоящий программный вопрос: А ЧЬИ ЭТО БРАТЬЯ??
Ну, наверное, не братья Бестужевы. (Хотя заметки, если судить по заглавию, вообще-то о них! Но с ними император видался, когда Сергея Муравьева еще и ругать было особо не за что).
Но вдруг это братья Николая Павловича?? У него их, по крайней мере, точно больше одного, а у Сергея на момент приезда в Петербург в живых из братьев - Матвей + Вассинька от второго брака отца, который еще юн, к следствию и обществу отношения не имеет, не привлекался и т.д.
Ну, или таки братья - это в смысле "Сергей и Матвей", что, как уже говорила, если возможно, то поштучно.
Так что идея о братьях Николая Павловича меня прямо не оставляет. Тем более, он вообще пишет о подследственных в ругательном смысле, т.е. в том, что он "ругал Сергея Муравьева" при ком-то, не было бы ничего удивительного.
И с третьей стороны, я вообще не настаиваю, что он его действительно ругал в присутствии хоть каких-то братьев. Это может быть баечка, исторический анекдот, передача информации через третьи руки... Я просто пытаюсь осознать, кто же в ней все-таки имелся в виду. Что точно - это что идея совместного дворцового допроса из этой фразы едва ли выводится.
...но, как мы помним, Матвею вроде бы стало жалко слушать ругань...
"А теперь читаем справку"(с)
Тут нужно действительно переехать через два листа, пропустить одну дивно интересную история от Матвея же (пожалуй, главное приобретение мое из этого дела, но о ней потом) - в общем, пропустить еще кучу разрозненных заметок вообще про разное, и приехать к истории, где для начала нет еще никакого Николая Павловича, а вовсе еще восстание Черниговского полка... в своей завершающей стадии. Которая с точки зрения информатора выглядит так:
"В день при Белой Церкви вся див. была уже готова были перейтить к Муравьеву; артиллеристы рапортов прислали о готовности, но изменник Пых. стал разить и хвастал потом пред ранеными искусством стрелять."
Мысль первая - я ничего внятного опять же не скажу о верибельности этой трактовки. Об артиллеристах, которые чуть не перешли на восставшую сторону. Кроме того, что, надо полагать, вот так оно было рассказано Семевскому. Через много лет после событий. С этим и разбираемся.
Мысль вторая - ну да, хоть и чистовик, но заметки, есть мелкие сокращения, понятно, что "Пых." - это капитан Пыхачев, артиллерист, то ли член общества, то ли рядом проходил (он настаивает - что мимо шел, товарищи - да нет, не мимо), и да, вышел с другой стороны (хотя не вполне понятно, был ли конкретно на поле)...
...но помните, была такая то ли книжка, то ли мультик - "Ежик Пых"? Вот теперь у меня заселилось в голову выражение "изменник Пых", и ничего с этим не могу сделать.
И да, кто рассказывает? Тут прямо не сказано, но из свидетелей событий это может сделать именно Матвей (Пыхачев скончался раньше, и намного). Тем более, что следующей - опять через отступ - фразой следует уже известная нам, с мелким разночтением в прочтении:
"М.И.М. стало жалко Ник. когда этот герой стал при нем мерзавцем ругать израненного брата".
Тут рассказывает уже явный Матвей, прямо названный. И вот смотрю на я на эти две вроде бы отдельные заметки. И мне хочется объединить между собой именно их, а не фразу, написанную два листа назад, про Николая Павловича и каких-то братьев.
Потому что в первой есть "ежик Пых", который похваляется перед ранеными, а во второй "этот герой", который ругает "израненного брата". Собственно, перейти от идеи "я кот" к тезису "а вы не удались", полагаю, довольно просто и возможно в рамках одного монолога.
Мешает мне в этой интерпретации одно - "Ник." То есть, надо полагать, Николай. Никто из действующих лиц не Николай, Пыхачев - тоже Матвей Иванович. А "Ник." написано там как раз довольно ясно (если это конечно, не случай "бойца, сидящего на страусе" - https://myrngwaur.livejournal.com/385062.html )
Поэтому у меня странный вопрос - а не может ли это быть описка? Либо вместо Пыха, либо вместо Сергея (потому что в оригинале нет "даже", которое указывает на неожиданность реакции). У меня даже;-) была идея: поскольку большинство заметок тут - все-таки про Бестужевых, среди которых Николай вполне есть, оттуда он и мог прокрасться. Ну, или через столько лет забылось, как зовут Пыхачева (или - пришло мне в голову сейчас - Семевский, переписывая, например, со своих черновых заметок, так это разобрал...)
Тогда картина получалась бы в своем роде логичная, и жалко в ней вполне может быть именно Пыхачева, который, возможно, потому и приперся похваляться, что ему как-то странно, и надо утвердиться в точке зрения, что именно он - кот и все сделал правильно...
Но с другой стороны, ничем эту теорию об описке безусловно подтвердить нельзя. И вполне возможно, что в беседе с Матвеем могла быть такая ассоциативная цепочка: Пыхачев хватился - а вот еще Николай ругался...
Или это было вообще в разное время сказано, просто Семевский потом рядом записал...
Словом, вопрос всех времен и народов - ругался или нет - и кто именно? - так до конца и не разрешился.
Но по крайне мере, теперь эти заметки нам известны в том виде, в каком они есть, можно над ними думать.
*
А страницей раньше была там еще одна история. Тоже про Матвея и точно с его слов. Явно - краткая запись пространного разговора, переходящего с темы на тему, вот первый абзац, второй - в основном собственно о следствии - опускаю.
""Рассказ М.И.М. о священнике, пришедшем его исповедовать в крепость, сначала риторика, фразы, потом сделался преданнейшим слугою. Переносил записки Сергея Ив. - Матв. Ив. не знал о его смерти; брат де здоров(?), жив, наконец 2 недели спустя поп открыл, без чувств упал Матвей. Пил известку, проволоку, страшно заболел, страдал, но не умер. - В Комитете предстоя(?) помнит змеиный взгляд Адлерб[ерга] старшего, перо в зубах, как бы радовался его судьбе."
(дальше про всякие комитетские персоналии, например - "Ал. Ник. Голиц[ын] сладко улыбался, Татищев и Кутузов сладко дремали.")
Несколькими страницами позже есть тоже отдельная фраза - "Матвей Муравьев глотал мелкие обломки разбитого стекла".
Если с чужих слов - то,может, и путаница, за таким замечен Свистунов... а может, Матвей тоже додумался, не так уж много в камере предметов, полет фантазии, даже если жизнь очень не мила, ограничен.
(И интересно что оба они, попытавшись свести счеты с жизнью и выжив, живут потом весьма долго, пережив практически всех товарищей по данной популяции...)
И возвращаясь к рассказу - там есть много любопытного. И эти "записки" Сергея - во множественном числе, заметим!
И письмо Сергея, - да, о нем тут нет ни слова, - но пока Матвей не знает о смерти брата, письмо наверняка еще у Мысловского - вот тут, видимо, и могут завестись читавшие это письмо или списавшие его...
Кстати, о реальности варианта "2 недели не знал о смерти". Я думаю... думаю я, учитывая свободу общения между жителями разных камер после приговора, - для этого нужно оказаться в таком месте, где нормальное общение через стену невозможно. Или равелин, или какой-нибудь Зотов бастион, где на весь этаж бастиона - камеры три и толстенные стены между ними (Александр Муравьев во время следствия сидел в такой и зарисовал ее потом, Вершевская опознала место по висящим на стене кандалам, они к этой камере по описи имущества приписаны, они там всегда висят!). Тогда- наверное, да, вполне возможно.
А потом, гм, да, "пил проволоку"... А потом все-таки попробовал жить. Еще на 60 лет хватило, ровно на 60 лет после брата...
Словом, вот такие истории выпали на меня из попытки выяснить, ругал или не ругал? Яснее так и не стало, зато стало куда интереснее. Ну, как это обычно с архивом!
(Вопрос о реальности Пыхачев в поле - это я уточню отдельной записью, тут тоже кое-что есть.)