Уехать или остаться - неведомые истории
Вот был в Южном обществе, в 1 армии такой человек - Повало-Швейковский, Иван Семенович. Из смоленских дворян (это к его месту рождения тоже не доберешься без Географического общества!), и - из старшего поколения декабристов, на 1825 год ему 38 лет (из примет: "волосы на голове и бровях светлорусые с сединою"). Командовал полком, но в августе 1825 года полк внезапно забрали, переполошив Общество - но вроде бы не по этому делу... Потом было у него все чин чином - следствие, Чита, Петровский, поселение в городе Кургане, помогал там товарищам и местным жителям по мере сил, и умер в 1845 году от чахотки, "завещав всё своё имущество находившейся у него в услужении вдове Анне Даниловне Ризенковой".
Хороший, судя по всему человек... но представить в его районе какую-нибудь романтическую историю было мне так же трудно, как представить ее в биографии дубового шкафа.
...Но сегодня передо мной разматывал свой хвост микрофильм Военно-исторического архива, а на хвосте том, между несколькими дамскими письмами на французском, было, в частности, по русски и вполне официально написано:
"Дунина Вансовичева в прежних двух своих прошениях изъясняла, что она невеста бывшего полковника Повало-Швейковского, осужденного Верховным Уголовным судом, и просила о дозволении сочетаться с ним Браком и разделить его участь. В следствие сих прошений, посланы были к ней правила, на каком положении жены преступников следуют за своими мужьями, могут с ними жить в Сибири.
Ныне Дунина Вансовичева просит известить ее: 1., Естьли в Нерчинске Римско-католический священник. 2., просит доставить к Повало-Швейковскому прилагаемое при сем письмо. 3., исходатайствовать ей у Государя Императора пособие для отъезда в Сибирь, ибо она к тому никаких средств не имеет, и даже родители ее не желают, чтоб она туда ехала. - Между прочим она упоминает, что ежели она не получит никакого пособия, и ежели в Нерчинске не имеется Римско-Католического священника, то она решается поступить на всю жизнь свою в монастырь.
Дежурный генерал Потапов
27 апреля 1827.
С.Петербург"
Резолюция на этой бумаге стоит такая: "Ответить что там священника католического нет, и никаких средств ей доставить не можно".
И примерно в этом духе ей и ответили (почему-то с обращением "мадам"), а ее письмо к Повало-Швейковскому оставили у себя.
Ну и что? Ну и все. Нет больше ничего в этом деле, и, видимо, в истории Повало-Швейковского и Дуниной-Вансовичевой [из этого могла бы выйти четверная фамилия!]. Юлия она, кстати. Точнее, Julie, потому что пишет исключительно по французски - то из Радомышля, то из Бердичева. Вот уж не думала, в частности, что Иван Семенович в этом языке силен...
А первый раз, кстати, пишет она еще 7 июля 1826 года. Когда полковник ее - еще несколько дней как еще-не-бывший. Потом еще раз - в конце июля.... а отвечают ей первый раз в ноябре. К этому времени они проклевались и составили наконец правила для жен, чтобы пугать ими желающих ехать в Сибирь. И приступили...
Вот, например, в следующем деле есть русские и краткие прошения вполне себе от законной жены - Софьи фон дер Бригген. Она тоже долго не тянула, и писать принялась в сентябре 1826 года (а Жюли Дунина-Вансовичева, похоже, была вообще первой написавшей!). Ответили ей все в том же ноябре - вот опять же, когда инструкцию составили.
И послали ей правила для жен... и больше ничего нет и в деле Софьи фон дер Бригген... Я знала, что она осталась с четырьмя детьми и воспитывала их (и Бригген воспитывал заочно и с большим энтузиазмом, и вторую семью в Сибири завел и тоже воспитывал... ему вообще, похоже, нравился сам процесс... воспитания, я имею в виду.) А вот что она просила о разрешении приехать - не знала.
В общем, это в очередной раз к вопросу о том, скольких историй мы не знаем.
Хороший, судя по всему человек... но представить в его районе какую-нибудь романтическую историю было мне так же трудно, как представить ее в биографии дубового шкафа.
...Но сегодня передо мной разматывал свой хвост микрофильм Военно-исторического архива, а на хвосте том, между несколькими дамскими письмами на французском, было, в частности, по русски и вполне официально написано:
"Дунина Вансовичева в прежних двух своих прошениях изъясняла, что она невеста бывшего полковника Повало-Швейковского, осужденного Верховным Уголовным судом, и просила о дозволении сочетаться с ним Браком и разделить его участь. В следствие сих прошений, посланы были к ней правила, на каком положении жены преступников следуют за своими мужьями, могут с ними жить в Сибири.
Ныне Дунина Вансовичева просит известить ее: 1., Естьли в Нерчинске Римско-католический священник. 2., просит доставить к Повало-Швейковскому прилагаемое при сем письмо. 3., исходатайствовать ей у Государя Императора пособие для отъезда в Сибирь, ибо она к тому никаких средств не имеет, и даже родители ее не желают, чтоб она туда ехала. - Между прочим она упоминает, что ежели она не получит никакого пособия, и ежели в Нерчинске не имеется Римско-Католического священника, то она решается поступить на всю жизнь свою в монастырь.
Дежурный генерал Потапов
27 апреля 1827.
С.Петербург"
Резолюция на этой бумаге стоит такая: "Ответить что там священника католического нет, и никаких средств ей доставить не можно".
И примерно в этом духе ей и ответили (почему-то с обращением "мадам"), а ее письмо к Повало-Швейковскому оставили у себя.
Ну и что? Ну и все. Нет больше ничего в этом деле, и, видимо, в истории Повало-Швейковского и Дуниной-Вансовичевой [из этого могла бы выйти четверная фамилия!]. Юлия она, кстати. Точнее, Julie, потому что пишет исключительно по французски - то из Радомышля, то из Бердичева. Вот уж не думала, в частности, что Иван Семенович в этом языке силен...
А первый раз, кстати, пишет она еще 7 июля 1826 года. Когда полковник ее - еще несколько дней как еще-не-бывший. Потом еще раз - в конце июля.... а отвечают ей первый раз в ноябре. К этому времени они проклевались и составили наконец правила для жен, чтобы пугать ими желающих ехать в Сибирь. И приступили...
Вот, например, в следующем деле есть русские и краткие прошения вполне себе от законной жены - Софьи фон дер Бригген. Она тоже долго не тянула, и писать принялась в сентябре 1826 года (а Жюли Дунина-Вансовичева, похоже, была вообще первой написавшей!). Ответили ей все в том же ноябре - вот опять же, когда инструкцию составили.
И послали ей правила для жен... и больше ничего нет и в деле Софьи фон дер Бригген... Я знала, что она осталась с четырьмя детьми и воспитывала их (и Бригген воспитывал заочно и с большим энтузиазмом, и вторую семью в Сибири завел и тоже воспитывал... ему вообще, похоже, нравился сам процесс... воспитания, я имею в виду.) А вот что она просила о разрешении приехать - не знала.
В общем, это в очередной раз к вопросу о том, скольких историй мы не знаем.