Читая не только Север
(Продолжение впечатлений на бегу)
Дело Никиты Муравьева выглядит как битва двух котов за миску вкуснятины, в роли кото-поголовья - Бенкендорф и Чернышев. Причем первый кот вроде бы на миску имеет полное право, на ней даже его имя подписано... Но второй уверен, что именно ему, такому классному коту, она и предназначена! Поэтому стоит первому отвернуться - а второй уже в миске. Причем с лапами залез! Причем со всеми. И так ЧЕТЫРЕ раза.
А еще раз то ли тот же Чернышев отличился в отсутствие коллеги, то ли просто чиновники комитета... постарались: дали ход в отсутствие Бенкендорфа уже подготовленным им вопросам для Никиты. Только вот беда: в вопросах упоминался "приложенный к ним "Любопытный разговор" (на предмет установления авторства Никиты) - а "Разговор"-то и не приложили! И Никита не преминул изящно обстебать Комитет:
"Чтож касается до вопроса: предлагаемый *здесь* Любопытный разговор тот ли самый который Вы писали? поелику оного при допросе не оказалось, то я оного разрешить не в состоянии".
...а Бенкендорф, явившись, оставил на полях мрачный комент "Напрасно не спросясь меня послали".
Впрочем, далее уже точно чиновники комитета отличились: идея имени Лунина о "партии в масках" внезапно заиграла новыми красками:
"...Лунин предлагал ехать нескольким *чиновникам* на Царскосельскую дорогу в масках для покушения на жизнь Блаженной памяти Государя Императора".
...так и представляю себе этих смелых людей, как они, заправив перья за ухо, закатывают нарукавники и достают из папок "дело №..." кинжалы.
Аккурат "чиновников" Бенкендорф тоже отметил и откомментировал на полях: "не может быть".
(Кстати, есть ведь еще одна история о комментариях на полях, опять, похоже, от Бенкендорфа, но в "чернышевском" деле - у Завалишина, Бенкендорф ходил туда составлять вопросы для кого-то из "своих", и - не вынесла душа поэта начальника III Отделения... Надо и это как-нибудь при случае рассказать почтенным читателям.)
*
А теперь небольшая история о, гм, стилистике. И да, как ни странно, в тему все тех же следственных дел, хотя вначале речь пойдет совсем не о них...
На ноябрьских праздниках, когда многие хорошие люди были на Зиланте, ездили мы со товарищи снова с "Неизвестной провинцией", на сей раз - на белоруско-псковско-тверское пограничье...
...И тут я перед самой поездкой осознала, что края-то это ровно те, в которых родился и вырос усердно изучаемый Дмитрием Виноходовым *Ян Барщевский*!
Так что под это я вооружилась в качестве чтения в дорогу до сих пор не изученным переводом его книги "Шляхтич Завальня" (а кроме того, распечатной нескольких статей Дмитрия, ранее нечитанных - так что освоила статью сего года о новых находках насчет места рождения и родственников Барщевского - поздравляю Urfinwe с успешными раскопками на этой ниве и желаю дальнейших результатов!)
Поскольку честно подозреваю, что многие мои товарищи, т.к. не ездили в Северную Белоруссию, книги сей не читали, скажу о ней кратко: старая как мир схема, когда различные рассказы "о чудесном" излагают в доме заглавного шляхтича, любителя послушать истории, разные заезжающие и забредающие туда путники. (А отдельный прикол состоит в том, что места эти, в книге отчетливо описанные как белорусские по населению, при этом теперь именно они - часть Псковской области!) Что до самих рассказов на основе всяких народных преданий, то они чаще всего не только "о чудесном", но и "об ужасном" - какая-то добрая и хорошая мистика как-то почти не является. Ну, может быть, что-то печальное или тревожное, но хотя бы неопасное для жизни (странная плакальщица или странник по имени Сын Бури), но чаще история развивается при принципу - накликали люди что-то на свою голову. Например, духа вызвали. Или просто так явившегося - не програли. Или еще какую хтоническую сущность... с соответствующими последствиями.
Книгу я, надо сказать, дочитывала уже по возвращении. Дошла до рассказа "Огненный дух". Там история развивалась так, что задолго до конца не предвещала ничего хорошего: молодой человек, которому не хватало денег, запросил их у духа, вышедшего из огня; дух потом прислал подручных; позже в какой-то момент наскучивший другими развлечениями юноша позвал с кладбища покойников себе в гости...
И все эти явления довольно зримо описывались во всем своем жутком виде...
...на время мне пришлось оторваться от чтения Барщевского: прислали на вычитку нашу со Змеей статью - и это нужно было сделать, конечно же, "вчера", а добра - страниц сорок... (Улита едет, давно едет, года с 2015-го, но есть шанс, что очень скоро уже доедет-таки до печати!)
Так что я засела ловить блох в статье - стилистика совсем другая - или мы, или цитаты... все из них же, родимых - следственных дел.
И вдруг понимаю: что-то слышится родное! Вот точно такое же, как недавно в "Огненном духе":
«…давайте, мне говорит, щитать жертвы, и руку свою сжал, чтоб производить ужасной сей щет по пальцам. - Видя Пестеля перед собой, я стал называть, а он считать; дойдя до женского пола, он остановил меня, говоря: знаете ли, что ето дело ужасное; - я не менее вас в том уверен, но тут уже я видел, что он хотел мне дать усмотреть, что я безчеловечнее его; - признаюс. (…) Сей час же после сего опять таже рука стала предо мной, и ужасное число было тринадцать!» (ВД, XI, 76)
Вот полное ощущение, что передо мной - тот же жанр - рассказ о чудесном, оно же ужасное, с участием непредусмотрительного героя и инфернального существа с выразительным описанием последнего, в роли героя - Поджио, в роли инфернального существа о тринадцати пальцах - Павел Пестель!
Понятно, что читать книгу Барщевского Поджио никак не мог - она написана позже, в 1840-х годах. А вот его предшественников они могли читать оба, и Поджио по итогам "творит" в том же жанре, только он, увы, не художественную книгу пишет, а основания для реальных приговоров производит на свет!
...в общем, любопытное и неожиданное вышло осознание, тем более, что обычно я как раз в вопросах стиля текста - бревно бревном, я больше по содержанию.
***
...и вот в голове у меня с одной стороны - сплошное Северное общество, с другой - Северное немного Южного...
Но стоило задремать в маршрутке, и приснился почему-то Ородрет над телом Финода (которое он, похоже, в этой истории привез в Нарготрод) - он берет за руку брата и говорит "Мой воинственный Финрод"... Вот откуда?!
(Хотя когда я написала, помнится, первое стихотворение про Юго-Запад, оно - с виду - тоже было про Ородрета, вспоминающего Финрода... Елки, почему я через этих товарищей все осмысляю? Запечатление от первой игры??
Дело Никиты Муравьева выглядит как битва двух котов за миску вкуснятины, в роли кото-поголовья - Бенкендорф и Чернышев. Причем первый кот вроде бы на миску имеет полное право, на ней даже его имя подписано... Но второй уверен, что именно ему, такому классному коту, она и предназначена! Поэтому стоит первому отвернуться - а второй уже в миске. Причем с лапами залез! Причем со всеми. И так ЧЕТЫРЕ раза.
А еще раз то ли тот же Чернышев отличился в отсутствие коллеги, то ли просто чиновники комитета... постарались: дали ход в отсутствие Бенкендорфа уже подготовленным им вопросам для Никиты. Только вот беда: в вопросах упоминался "приложенный к ним "Любопытный разговор" (на предмет установления авторства Никиты) - а "Разговор"-то и не приложили! И Никита не преминул изящно обстебать Комитет:
"Чтож касается до вопроса: предлагаемый *здесь* Любопытный разговор тот ли самый который Вы писали? поелику оного при допросе не оказалось, то я оного разрешить не в состоянии".
...а Бенкендорф, явившись, оставил на полях мрачный комент "Напрасно не спросясь меня послали".
Впрочем, далее уже точно чиновники комитета отличились: идея имени Лунина о "партии в масках" внезапно заиграла новыми красками:
"...Лунин предлагал ехать нескольким *чиновникам* на Царскосельскую дорогу в масках для покушения на жизнь Блаженной памяти Государя Императора".
...так и представляю себе этих смелых людей, как они, заправив перья за ухо, закатывают нарукавники и достают из папок "дело №..." кинжалы.
Аккурат "чиновников" Бенкендорф тоже отметил и откомментировал на полях: "не может быть".
(Кстати, есть ведь еще одна история о комментариях на полях, опять, похоже, от Бенкендорфа, но в "чернышевском" деле - у Завалишина, Бенкендорф ходил туда составлять вопросы для кого-то из "своих", и - не вынесла душа поэта начальника III Отделения... Надо и это как-нибудь при случае рассказать почтенным читателям.)
*
А теперь небольшая история о, гм, стилистике. И да, как ни странно, в тему все тех же следственных дел, хотя вначале речь пойдет совсем не о них...
На ноябрьских праздниках, когда многие хорошие люди были на Зиланте, ездили мы со товарищи снова с "Неизвестной провинцией", на сей раз - на белоруско-псковско-тверское пограничье...
...И тут я перед самой поездкой осознала, что края-то это ровно те, в которых родился и вырос усердно изучаемый Дмитрием Виноходовым *Ян Барщевский*!
Так что под это я вооружилась в качестве чтения в дорогу до сих пор не изученным переводом его книги "Шляхтич Завальня" (а кроме того, распечатной нескольких статей Дмитрия, ранее нечитанных - так что освоила статью сего года о новых находках насчет места рождения и родственников Барщевского - поздравляю Urfinwe с успешными раскопками на этой ниве и желаю дальнейших результатов!)
Поскольку честно подозреваю, что многие мои товарищи, т.к. не ездили в Северную Белоруссию, книги сей не читали, скажу о ней кратко: старая как мир схема, когда различные рассказы "о чудесном" излагают в доме заглавного шляхтича, любителя послушать истории, разные заезжающие и забредающие туда путники. (А отдельный прикол состоит в том, что места эти, в книге отчетливо описанные как белорусские по населению, при этом теперь именно они - часть Псковской области!) Что до самих рассказов на основе всяких народных преданий, то они чаще всего не только "о чудесном", но и "об ужасном" - какая-то добрая и хорошая мистика как-то почти не является. Ну, может быть, что-то печальное или тревожное, но хотя бы неопасное для жизни (странная плакальщица или странник по имени Сын Бури), но чаще история развивается при принципу - накликали люди что-то на свою голову. Например, духа вызвали. Или просто так явившегося - не програли. Или еще какую хтоническую сущность... с соответствующими последствиями.
Книгу я, надо сказать, дочитывала уже по возвращении. Дошла до рассказа "Огненный дух". Там история развивалась так, что задолго до конца не предвещала ничего хорошего: молодой человек, которому не хватало денег, запросил их у духа, вышедшего из огня; дух потом прислал подручных; позже в какой-то момент наскучивший другими развлечениями юноша позвал с кладбища покойников себе в гости...
И все эти явления довольно зримо описывались во всем своем жутком виде...
...на время мне пришлось оторваться от чтения Барщевского: прислали на вычитку нашу со Змеей статью - и это нужно было сделать, конечно же, "вчера", а добра - страниц сорок... (Улита едет, давно едет, года с 2015-го, но есть шанс, что очень скоро уже доедет-таки до печати!)
Так что я засела ловить блох в статье - стилистика совсем другая - или мы, или цитаты... все из них же, родимых - следственных дел.
И вдруг понимаю: что-то слышится родное! Вот точно такое же, как недавно в "Огненном духе":
«…давайте, мне говорит, щитать жертвы, и руку свою сжал, чтоб производить ужасной сей щет по пальцам. - Видя Пестеля перед собой, я стал называть, а он считать; дойдя до женского пола, он остановил меня, говоря: знаете ли, что ето дело ужасное; - я не менее вас в том уверен, но тут уже я видел, что он хотел мне дать усмотреть, что я безчеловечнее его; - признаюс. (…) Сей час же после сего опять таже рука стала предо мной, и ужасное число было тринадцать!» (ВД, XI, 76)
Вот полное ощущение, что передо мной - тот же жанр - рассказ о чудесном, оно же ужасное, с участием непредусмотрительного героя и инфернального существа с выразительным описанием последнего, в роли героя - Поджио, в роли инфернального существа о тринадцати пальцах - Павел Пестель!
Понятно, что читать книгу Барщевского Поджио никак не мог - она написана позже, в 1840-х годах. А вот его предшественников они могли читать оба, и Поджио по итогам "творит" в том же жанре, только он, увы, не художественную книгу пишет, а основания для реальных приговоров производит на свет!
...в общем, любопытное и неожиданное вышло осознание, тем более, что обычно я как раз в вопросах стиля текста - бревно бревном, я больше по содержанию.
***
...и вот в голове у меня с одной стороны - сплошное Северное общество, с другой - Северное немного Южного...
Но стоило задремать в маршрутке, и приснился почему-то Ородрет над телом Финода (которое он, похоже, в этой истории привез в Нарготрод) - он берет за руку брата и говорит "Мой воинственный Финрод"... Вот откуда?!
(Хотя когда я написала, помнится, первое стихотворение про Юго-Запад, оно - с виду - тоже было про Ородрета, вспоминающего Финрода... Елки, почему я через этих товарищей все осмысляю? Запечатление от первой игры??