Карло Гоцци, "Бесполезные мемуары"
Они довольно короткие, и там много прекрасных моментов, вроде как спасти свою семью от разорения, если они все против разумных выходов, а в какой-то момент еще и активно начинают тебя за попытки спасения ненавидеть. Или о том, как Гоцци боялся духов. И о кухне театральных постановок в то время. Или как поступать автору, если цензура не запрещает, а наоборот - приказывает немедленно ставить его пьесу. Но пока просто выложу цитаты, по ним, мне кажется, очень хорошо видно, что это драматург - все их без особых правок можно вставлять в пьесу.
Ни один из моих предков не занимал тех высоких и доходных постов, претендовать на которые даёт право венецианское гражданство, из чего я пришел к выводу, что Гоцци были хорошие люди, мирные и совсем не интриганы.
***
Мой брат Гаспаро глупо женился на поэтической абстракции. Безразличный ко всему, что не имеет отношения к литературе, он почерпнул у Петрарки способ стать влюбленным. Его Лаурой была молодая девушка по имени Луиза Бергалли, старше его на два года, и, поскольку, к несчастью, Гаспаро никогда не останавливало поповское облачение, он женился на своей любовнице законным браком, после чего, спасаясь от забот о небогатом домашнем хозяйстве, погрузился с наслаждением в свои книги и по настоящему утонул в них.
***
Что особенно позволило мне ощутить, насколько я действительно стал военным, - это возможность оказываться под арестом без осознания своей вины.
***
Единственное извинение, которое я мог бы дать этим глупостям, заключается в нашей молодости, нехватке врачей и необходимости, порождаемой этим огненным климатом, отворять кровь, принимать чемерицу или получать палочные удары.
***
Никогда мое образование, мой характер, мои знания, мои литературные труды или мои заслуги, если они есть, не значили больше для прекрасного пола, чем мои шибеникские прически, мои импровизированные пустяки и особенно успехи при игре в мяч.
***
Увидев меня, блуждающего по глухим закоулкам города, угрюмого, озабоченного, с опущенными глазами, меня можно заподозрить в намерении кого-то убить, меж тем как я мечтаю о своей комедии «Зелёная птичка».
***
Я сказал, что добрая гармония царила в компании: разумеется, я имел в виду, что актрисы ссорились, рвали друг друга в клочья, бросались взаимными обвинениями, приходили ко мне на суд, я винил всех, и воцарялся мир; но если я видел кого-то обиженным, я немедленно бросался на его защиту, заставляя замолчать несправедливость.
***
Я пытался ее успокоить, поддерживая этот, вообще-то лживый, тезис, что достоинства всегда преодолеют преграды.
***
«Этот парень, - сказал я себе, - не венецианец. Он даже не итальянец. Человек ли это? Нет, он больше похож на птицу. Великий Боже! Если это дух в человеческом облике, его плохо скрывает эта оболочка, и он еще не привык к своей роли, в которой он был послан, чтобы мучить меня!» Может быть, стоило бы рассмотреть эту идею, озарившую меня, но я прогнал её, потому что она оскорбляет величие нашего Сената, который, конечно, не доверил бы обязанности секретаря ни духу, ни, тем более, птице.
***
Я засыпал каждый вечер с перспективой быть разбуженным назавтра вооруженными стражниками Совета, и я никому не пожелаю такого неудобного ночного колпака. Тюрьмы, колодцы, камень на шею и тридцать футов воды: таковы были мои самые сладкие сны в это время. Какое счастье быть комическим поэтом и видеть себя осыпанным аплодисментами!
***
Но что касается меня, то я Гоцци, мы слишком долго не можем остановиться. Кроме того, если я не расскажу вам об этом, никто, разумеется, ничего вам об этом и не расскажет, в то время как о Ганнибале вам расскажет всякий.
***
Вы совершенно правы: в городе, на прогулке, дома, моя примадонна была гадюка; но какое это имело для меня значение, пока она хорошо исполняла свои роли!
Ни один из моих предков не занимал тех высоких и доходных постов, претендовать на которые даёт право венецианское гражданство, из чего я пришел к выводу, что Гоцци были хорошие люди, мирные и совсем не интриганы.
***
Мой брат Гаспаро глупо женился на поэтической абстракции. Безразличный ко всему, что не имеет отношения к литературе, он почерпнул у Петрарки способ стать влюбленным. Его Лаурой была молодая девушка по имени Луиза Бергалли, старше его на два года, и, поскольку, к несчастью, Гаспаро никогда не останавливало поповское облачение, он женился на своей любовнице законным браком, после чего, спасаясь от забот о небогатом домашнем хозяйстве, погрузился с наслаждением в свои книги и по настоящему утонул в них.
***
Что особенно позволило мне ощутить, насколько я действительно стал военным, - это возможность оказываться под арестом без осознания своей вины.
***
Единственное извинение, которое я мог бы дать этим глупостям, заключается в нашей молодости, нехватке врачей и необходимости, порождаемой этим огненным климатом, отворять кровь, принимать чемерицу или получать палочные удары.
***
Никогда мое образование, мой характер, мои знания, мои литературные труды или мои заслуги, если они есть, не значили больше для прекрасного пола, чем мои шибеникские прически, мои импровизированные пустяки и особенно успехи при игре в мяч.
***
Увидев меня, блуждающего по глухим закоулкам города, угрюмого, озабоченного, с опущенными глазами, меня можно заподозрить в намерении кого-то убить, меж тем как я мечтаю о своей комедии «Зелёная птичка».
***
Я сказал, что добрая гармония царила в компании: разумеется, я имел в виду, что актрисы ссорились, рвали друг друга в клочья, бросались взаимными обвинениями, приходили ко мне на суд, я винил всех, и воцарялся мир; но если я видел кого-то обиженным, я немедленно бросался на его защиту, заставляя замолчать несправедливость.
***
Я пытался ее успокоить, поддерживая этот, вообще-то лживый, тезис, что достоинства всегда преодолеют преграды.
***
«Этот парень, - сказал я себе, - не венецианец. Он даже не итальянец. Человек ли это? Нет, он больше похож на птицу. Великий Боже! Если это дух в человеческом облике, его плохо скрывает эта оболочка, и он еще не привык к своей роли, в которой он был послан, чтобы мучить меня!» Может быть, стоило бы рассмотреть эту идею, озарившую меня, но я прогнал её, потому что она оскорбляет величие нашего Сената, который, конечно, не доверил бы обязанности секретаря ни духу, ни, тем более, птице.
***
Я засыпал каждый вечер с перспективой быть разбуженным назавтра вооруженными стражниками Совета, и я никому не пожелаю такого неудобного ночного колпака. Тюрьмы, колодцы, камень на шею и тридцать футов воды: таковы были мои самые сладкие сны в это время. Какое счастье быть комическим поэтом и видеть себя осыпанным аплодисментами!
***
Но что касается меня, то я Гоцци, мы слишком долго не можем остановиться. Кроме того, если я не расскажу вам об этом, никто, разумеется, ничего вам об этом и не расскажет, в то время как о Ганнибале вам расскажет всякий.
***
Вы совершенно правы: в городе, на прогулке, дома, моя примадонна была гадюка; но какое это имело для меня значение, пока она хорошо исполняла свои роли!