Диалог отца и восьмилетней дочери напомнил Дживса и Вустера
Отец - дочери: Ну, как дела? Всё ужасно или плохо?
Дочь (философски невозмутимо): И так, и так: что-то - плохо, а что-то - ужасно.
Недавно на двери в детскую появилось объявление:
Умная барышня растёт, с уже довольно зрелым чувством юмора (предвкушаю, что скоро она будет хохотать над Пратчетом, как её родители), но чертовски ленива. И неопрятна, как... как броненосец! Меня, её маму, это расстраивает.
Кстати, на японском Санькино имя звучит как "Мамока", а моё - "Томэй". Так вот, я не страдаю патологической аккуратностью, не умею содержать дом в идеальном порядке да и не стремлюсь. Меня бы вполне устроил уютный, жилой беспорядок. Но нет! Вокруг чудовищный бардак, с которым я борюсь, пока милые родственники стойко сопротивляются моим усилиям и буквально бросаются под гусеницы пылесоса, вытряхивают на пол содержимое шкафов, прячут мои гигроскопичные тряпочки и выливают в унитаз моющие средства. Всё это приводит меня в уныние. Иногда в отчаяние. Но чаще бесит.
Вот будет ужас, если Мамока унаследовала гены своей прабабки, моей бабушки - её тоже звали Томэй, гхм.
Она была чудовищно, кошмарно неопрятна. И вот это уже граничило с патологией. Причем бабушка совершенно, как теперь говорят, не парилась по сему поводу, а я, её малолетняя внучка, напротив, испытывала что-то вроде брезгливости, наталкиваясь на кучи, нет, холмы из скомканных грязных вещей, разбросанных по всей её комнате (и на полу тоже). И повсюду бумажные комочки - использованные носовые платки, фу. Все плоскости в бабушкиной берлоге, кроме потолка, были заставлены грязной посудой, завалены книгами, журналалами. "Здоровье", "Новый мир", "Иностранка", "Звезда", "Октябрь" - полный джентльменский набор и зачем-то еще "Работница" и "Крестьянка". Их-то она зачем выписывала?! У нее всю жизнь была домработница, пока она к нам не переехала после смерти деда. А еще пузырьки с лекарствами и пакеты с ирисками. Ящики комода были забиты диабетной гречкой и штуками изумительного полотна, еще дореволюционного. Наследство от бабушкиной мамы.
Бабушке было 65 лет, мне - 5. У бабушки не было маразма, нет, нет и нет! И еще долго не было.
Бабушка тогда заведовала кафедрой русского языка в военной академии, носила костюмы из бархата (которые всегда требовали химчистки), массивные украшения и щедро поливалась одуряюще сладкими духами.
Она была криклива, но отходчива. Еще она была довольно весёлой и, кажется, умела радоваться жизни, но была при этом жадной (никогда ничего не выбрасывала!) и грубовато-бесцеремонной. Преподавала в Бронетанковой академии и, наверное, поэтому сама напоминала танк. Любила Цветаеву и Пастернака, много читала. Начитанный танк. Хорошо так проехалась по маминой жизни.
Мою маму тоже зовут Томэй. Очень удобно, никто не путался. Старшая Томэй, Средняя Томэй и Младшая Томэй (я), а всё вместе - полная Галиматья. Эта бабушка, о которой речь, - мать моего отца. Она умудрилась выйти замуж за Мулю - умного, тонко организованного, безрассудно смелого еврея, талантливого авиаконструктора. Красивая пара была. И у них родился мой бедный папа - наполовину еврей, ооочень умный, еще более тонко организованный, тоньше некуда, и далеко не такой смелый, как его отец Муля. Растила его русская няня Марина, папа её очень любил, даже, кажется, долго называл мамой... О чём это я вообще? Забыла. Остапа, что называется, понесло, бывает. Наверное, много мемуарной прозы читала последнее время, вот и настроилась на мумиарный лад, как говорила Саша, прочитав "Мемуары папы Муми-тролля".
Самое неправильное, что я писала это вместо того, чтобы работать. Я вышла на новую работу, а сегодня специально осталась дома, чтобы написать в тишине некий текст. И впала в ступор. Синдром завышенных ожиданий. В смысле - от меня ждут. И я от себя жду. И никто пока не дождался. Тогда я выпила одну волшебную таблеточку и... вот написала это всё.
Дочь (философски невозмутимо): И так, и так: что-то - плохо, а что-то - ужасно.
Недавно на двери в детскую появилось объявление:
Умная барышня растёт, с уже довольно зрелым чувством юмора (предвкушаю, что скоро она будет хохотать над Пратчетом, как её родители), но чертовски ленива. И неопрятна, как... как броненосец! Меня, её маму, это расстраивает.
Кстати, на японском Санькино имя звучит как "Мамока", а моё - "Томэй". Так вот, я не страдаю патологической аккуратностью, не умею содержать дом в идеальном порядке да и не стремлюсь. Меня бы вполне устроил уютный, жилой беспорядок. Но нет! Вокруг чудовищный бардак, с которым я борюсь, пока милые родственники стойко сопротивляются моим усилиям и буквально бросаются под гусеницы пылесоса, вытряхивают на пол содержимое шкафов, прячут мои гигроскопичные тряпочки и выливают в унитаз моющие средства. Всё это приводит меня в уныние. Иногда в отчаяние. Но чаще бесит.
Вот будет ужас, если Мамока унаследовала гены своей прабабки, моей бабушки - её тоже звали Томэй, гхм.
Она была чудовищно, кошмарно неопрятна. И вот это уже граничило с патологией. Причем бабушка совершенно, как теперь говорят, не парилась по сему поводу, а я, её малолетняя внучка, напротив, испытывала что-то вроде брезгливости, наталкиваясь на кучи, нет, холмы из скомканных грязных вещей, разбросанных по всей её комнате (и на полу тоже). И повсюду бумажные комочки - использованные носовые платки, фу. Все плоскости в бабушкиной берлоге, кроме потолка, были заставлены грязной посудой, завалены книгами, журналалами. "Здоровье", "Новый мир", "Иностранка", "Звезда", "Октябрь" - полный джентльменский набор и зачем-то еще "Работница" и "Крестьянка". Их-то она зачем выписывала?! У нее всю жизнь была домработница, пока она к нам не переехала после смерти деда. А еще пузырьки с лекарствами и пакеты с ирисками. Ящики комода были забиты диабетной гречкой и штуками изумительного полотна, еще дореволюционного. Наследство от бабушкиной мамы.
Бабушке было 65 лет, мне - 5. У бабушки не было маразма, нет, нет и нет! И еще долго не было.
Бабушка тогда заведовала кафедрой русского языка в военной академии, носила костюмы из бархата (которые всегда требовали химчистки), массивные украшения и щедро поливалась одуряюще сладкими духами.
Она была криклива, но отходчива. Еще она была довольно весёлой и, кажется, умела радоваться жизни, но была при этом жадной (никогда ничего не выбрасывала!) и грубовато-бесцеремонной. Преподавала в Бронетанковой академии и, наверное, поэтому сама напоминала танк. Любила Цветаеву и Пастернака, много читала. Начитанный танк. Хорошо так проехалась по маминой жизни.
Мою маму тоже зовут Томэй. Очень удобно, никто не путался. Старшая Томэй, Средняя Томэй и Младшая Томэй (я), а всё вместе - полная Галиматья. Эта бабушка, о которой речь, - мать моего отца. Она умудрилась выйти замуж за Мулю - умного, тонко организованного, безрассудно смелого еврея, талантливого авиаконструктора. Красивая пара была. И у них родился мой бедный папа - наполовину еврей, ооочень умный, еще более тонко организованный, тоньше некуда, и далеко не такой смелый, как его отец Муля. Растила его русская няня Марина, папа её очень любил, даже, кажется, долго называл мамой... О чём это я вообще? Забыла. Остапа, что называется, понесло, бывает. Наверное, много мемуарной прозы читала последнее время, вот и настроилась на мумиарный лад, как говорила Саша, прочитав "Мемуары папы Муми-тролля".
Самое неправильное, что я писала это вместо того, чтобы работать. Я вышла на новую работу, а сегодня специально осталась дома, чтобы написать в тишине некий текст. И впала в ступор. Синдром завышенных ожиданий. В смысле - от меня ждут. И я от себя жду. И никто пока не дождался. Тогда я выпила одну волшебную таблеточку и... вот написала это всё.