Воспоминания нынешней войны. НОЧЬ И СОЛДАТ
В феврале 2015 года силы ополчения ДНР и ЛНР освободили от украинских нацистов Дебальцево, Углегорск, Чернухино, Новогригорьевку и ряд других населенных пунктов. Так называемый "Дебальцевский выступ" был ликвидирован, фронт продвинулся вперед, к Светлодару и Артемовску, а позиции, о которых написано в рассказе, стали глубоким тылом. Теперь эти бессонные ночи на НП, патрули и тревоги живут лишь в нашей памяти.
Пятно света от карманного фонарика скользит по ступенькам, затем высвечивает площадку и проход на этаж. Войдя в коридор, стараюсь топать посильнее: шаги гулко звучат в пустом здании. У нужной двери останавливаюсь, выключаю фонарик.
- Кто там? - Слышится изнутри.
- Норман. Смена.
- Заходи.
Обширная комната погружена во тьму. Белеют прямоугольники давно вышебленных артобстрелом окон, теперь затянутые пленкой. Смутно виднеются столы, очертания кульмана, - когда-то здесь находился проектный отдел. В углу шевельнулась тень, на миг напротив окна показался и вновь исчез темный силуэт.
- Ну, как тут?
- Как обычно, стреляют. - В мою протянутую ладонь ложится кирпичик коротковолновой рации. - Половина заряда. Удачи тебе.
- Спасибо.
Шум закрываемой двери, удаляющиеся шаги. Все, я один, опускаюсь на стул, еще хранящий тепло предшественника. Сняв с шеи автомат, кладу его на стол, стволом к двери, рядом с направленным в окно пулеметом. Тут же лежит пара сигнальных ракет, на полу, возле стены - гранатомет «муха». Осматриваюсь: за куском оконного стекла, закрывающим разрез в пленке, раскинулась темная декабрьская ночь, с ледяным ветром и грохотом выстрелов.
НП расположен в угловой комнате на третьем этаже административного здания. Прямо передо мной бетонный забор с «колючкой» уходит вперед и вправо. Он огораживает двойным кольцом всю промзону, занимающую почти квадратный километр. Слева от забора лежит поле и деревня, на которую можно посмотреть из соседнего окна, а напротив - обсаженная деревьями и кустарником железнодорожная насыпь. Она же - условная линия фронта. «Железка» идет к Дебальцево, а сразу за ней начинается нейтральная полоса, перечеркнутая шоссе. Километрах в полутора-двух лесной массив. Там уже враги. А где-то за лесом опорный пункт противника - занятое ВСУ село Чернухино. Обзор с этого края не самый лучший: метров на триста влево и на сотню прямо. Дальше, за ЖД трудно что-то разобрать сквозь ветки деревьев, да и темно. Этот край обороны нашего гарнизона считается почти безопасным: левее и чуть впереди, уже за «железкой» стоят казаки, контролирующие ЖД переезд и бывшую автозаправочную станцию. Они там окопались давно и в серьез, надежно перекрывая огнем ближнее предполье. Поэтому у меня нет прибора ночного видения - он нужнее в другом месте, на правом фланге, где стоит так называемый «Дом Павлова», - вот в этом месте бывает горячо.
Подношу рацию ко рту и нажимаю на кнопку передачи:
- Я пост четыре. Заступил на дежурство. Прием.
- Пост четыре, я пост один, принял.
Это дежурный по «погребку» - оружейке, он же пост один. Хорошо ему сейчас: сидит под землей, при свете и в тепле, пьет чай и слушает рацию. Рядом в ожидании выхода треплется о чем-то патрульная группа. Если на фронте бывает идиллия, то вот она.
Украдкой бросаю взгляд на часы: 10 минут второго. Меня сменят в 4 утра. Маловато нас здесь, поэтому смена занимает три часа вместо уставных двух. Ничего, в первые дни было куда хуже.
Локти на холодном подоконнике, глаза глядят, глядят, глядят в промозглую ночную тьму, слух ловит малейшие оттенки звуков. Где-то грохочет, видно, бьет тяжелая арта. Звуки разрывов смешиваются с ревом орудийных стволов. Потом откуда-то, кажется, слева и гораздо ближе доносится с полдюжины сдвоенных гулких хлопков. Минометы. Вдруг, где-то впереди, возникает яркая вспышка. Разрыв высвечивает край далекого леса. Во что это наши ударили? Вопрос, как всегда, не имеет ответа. А вот еще вопрос: почему на этой войне артиллерийские бои вечно разыгрываются ночью? Днем, обычно, стоит тишина, но уже часов с семи вечера «бабахи» слышатся все чаще. Словно артиллеристы кого-то стесняются.
Под окном звук шагов. Вдоль забора удаляются две фигуры: ночной патруль отправился на обход. Я хорошо знаю их путь: от калитки рядом с административным зданием по дорожке вдоль траченной осколками стены, вдоль «железки» где кустарник примыкает к забору. Оттуда в любой момент может вылететь граната… Потом справа возникнет темный силуэт «Дома Павлова» и станет чуть полегче: все же там круглосуточно дежурит наш дозор. Дальше длинный переход, метров пятьсот мимо угольного террикона и вновь поворот. Можно перевести дух: дальше за забором видны дома деревни Комиссаровка, а это уже тыл. Но расслабляться все равно не стоит. Тыловая часть промзоны - сплошь брошенные или недостроенные цеха, где можно хоть батальон скрытно разместить. Патруль высматривает свежие следы на снегу, продвигается вперед, докладывая о перемещении: « Я патруль, точку 3 прошел…точку 4 прошел…точку 5 прошел». Тихонько похрустывают по наледи ботинки, патроны в стволах «калашей», дистанция между патрульными 3-5 метров. Вот уже и административное здание показалось… Дом, милый дом!
Окна корпуса темные, но если глянуть в тепловизор, то одно из них будет ярко светиться: там узел связи, на нем двое: Чукча и Ветер. Один сейчас спит на раскладушке, другой сидит среди разной мудреной аппаратуры и слушает эфир, иногда передавая или получая радиограммы, но главным образом сканируя частоты, фиксируя радиообмен противника. «Пан комадир, дозвольте обстрелять «зеленку». А шо так? Да дюже страшно. Ни, нэ дозвлоляю». У связистов своя война, свои задачи, свое видение поля боя. Они выходят из своей кельи только в столовую, да и то по очереди. Они света белого не видят, и в то же время видят гораздо больше любого из нас. У них там не только радио, но и спутниковая связь и еще куча всего, а нам, простой пехоте, к ним нельзя. Я как-то раз поднялся: интересовали углы и расстояния для расчета минометной стрельбы. Выяснил все, что нужно и отправился с предложением к командиру, а с тем сделалась форменная истерика. Устроил разнос и связистам, и мне, так, что всякое желание выступать с инициативами пропало. Давно подозреваю, что связисты тут главные, а мы - просто их охрана. Разведчики и учебка прилагаются в довесок. Вот и Кирдык, начальник связи всей бригады днюет у нас и ночует.
Современный человек, воспитанный кинематографом воображает войну каким-то захватывающим действом, полным опасного драйва и жестокости. А она, в основном, совсем не такая. Война на 9\10 состоит из рутины. Наверное, во Вьетнаме или Афгане было так же. Солдат на войне постоянно занят, но отнюдь не совершением подвигов или военных преступлений, а вещами куда более приземленными: караульной службой, хозяйственными, инженерными, техническими работами, сопровождением грузов, патрулированием местности, военной учебой в конце концов. На сон остается мало времени… Спутник солдата на войне на самом деле не адреналин, а недосып и тупая усталость. А противник, враг… до сих пор с солдатами враждебной стороны я сталкивался лицом к лицу лишь в тылу. Вспомнились хмурые небритые мужики с простыми славянскими лицами, в потрепанном разномастном обмундировании, подметавшие улицы в Алчевске. Военнопленные. В них не было ничего чуждого или враждебного: самые обычные мужики. Ну, а какими им еще быть? На современной войне противник, обычно, безлик. Он проявляет себя огнем артиллерии, минами на дорогах и в «зеленке», пулями снайперов, но редко когда представляется случай толком его рассмотреть. Это война слепых великанов, вооруженных огромными огненными дубинами, которыми они крушат все подряд. Солдат на ней не герой, а винтик, - куда завинтили, там и стоит, делая свое маленькое, почти незаметное дело, чем и я сейчас, собственно, занимаюсь: стою, вернее сижу, смотрю в темноту.
Все так же дует ледяной ветер, все так же качаются обледенелые скелеты деревьев и ни зги не видать. «Прожектор осторожно шарит по пригорку, и ночь от этого нам кажется темней. Который месяц не менял я гимнастерку, который месяц не расстегивал ремней….». Вод ведь песенка: текст простейший, с детства ее слышал, а понял только теперь.
Темноту за окном раздирает длинная пулеметная очередь, еще одна. К пулемету присоединяется трескотня автоматов, затем хлопает два взрыва: скорее всего, гранаты из подствольников. И тишина.
Поднявшись со стула, перемещаюсь к соседней стене, отодвигаю лист пенопласта, прикрывающий угол окна: ледяной ветер мгновенно вонзается в кожу сотней мелких иголочек. Щурясь, смотрю в ночь. Стрельба стихла также внезапно, как и началась. Это казакам на АЗС что-то померещилось, или не померещилось. ДРГ обеих сторон шастают здесь друг к другу, как к себе домой. С тех пор, как у противника прошла ротация и под Чернухино прибыли свежие части среди которых, по слухам, находится и добровольческий батальон «Кривбасс», обстановка накалилась и ночные перестрелки стали обычным явлением.
Рдеют угли костра, крася наши небритые лица,
Словно злая звезда беспилотник в зените ползет,
А в «зеленке» пальба, взрывы выстрелы: явно кому-то не спится:
Ничего, как патроны закончатся это пройдет.
Теперь передо мной хаты станицы Бароновская. Окна темны, но в одном месте из-за неплотно задернутой шторы пробивается полоска света. Вдалеке горит уличный фонарь. В этих домах живут люди. Который месяц обитают прямо на линии фронта, под обстрелами, упрямо не желая никуда уезжать. Может быть, им и некуда уезжать. В ближнем тылу, в том же Алчевске, нас приветствовали, как защитников, помогали, кто чем мог. Не все, но очень многие. Здесь же люди угрюмы и неразговорчивы, к нам неприветливы и, наверное, ни к кому не приветливы. Уверен, что кто-то, может быть и не один, сливает информацию украинским военным. Это ведь просто: сотовая связь работает. Точно также на той стороне крестьяне звонят нам. Мы все знаем о противнике, противник - о нас, а местные ненавидят и тех, и других. Я не могу их винить. Мы здесь добровольно, а они оказались в ловушке войны. Не раз замечал в местных жителях какую-то мрачную бесшабашность, презрение к войне, к военным и их порядкам, к угрозе смерти и вообще ко всему, что изуродовало им жизнь. Помню одного деда, который прямо возле нашего поста направился в лесополосу у ЖД, с пилой и топором. Лесополоса частично минирована, как нами, так и ВСУ, причем, где именно стоят мины и растяжки никто точно не знает. Мы сами пользуемся несколькими проверенными проходами. Я крикнул, желая его предупредить, но дед и ухом не повел. Проигнорировав меня, вошел в лесополосу, какое-то время стучал там топором, а затем вышел с толстой жердью на плече и так же, не глядя в мою сторону, не торопясь удалился. Самое плохое, что местные шастают и ночью. Один из наших патрульных как-то раз, услышав за забором хруст снега под чьими-то ногами, едва не бросил на звук гранату. Вовремя остановили его лишь донесшиеся матерки и гогот: это поддавшие местные жители направлялись куда-то по своим загадочным делам. Самоубийцы! Страх пристрелить ненароком кого-нибудь из «мирняка» у нас второй, после страха смерти и (особенно) увечий, а может быть и первый.
Тишина. Даже артиллерия замолчала. Я слушаю ночь, смотрю на поле и окраину деревни. Как хорошо, что лежит снег! В оттепель он пару раз сходил, и тьма становилась вовсе непроглядной, а со снегом всегда можно что-то разглядеть. Ухо вдруг ловит странный звук, шорох…вот опять. Шаги по снегу? Шорох… Вот черт, опять я на это попался! Со злостью смотрю на башню сотовой связи, что торчит возле нашего объекта. На ее вершине ветер треплет полотнища знамен. Наших знамен. Сразу двух: флага СССР и «Сапаса нерукотворного».
Оба знамени красны, как кровь, каждое несет за собой идею, причем идеи эти, исторически, противоположны, даже враждебны друг другу. Или все-таки нет? Под обоими стягами сражались наши предки и за них ни капли не стыдно, ни за тех, ни за других. Их не разделить, они, эти люди, идеи, взлеты и падения, герои и жертвы давно стали одной рекой, текущей из прошлого в будущее. Кровь поколений, как река времени. Где же Я в этом потоке?
Официально, насколько здесь что-то вообще бывает официальным, мы называемся «Добровольческий коммунистический отряд», при этом, он входит в состав батальона «Имени Александра Невского». Я не коммунист, как, впрочем, многие из наших бойцов. Более того, я из репрессированной семьи и вообще «за белых». К тому же я не православный, а язычник. С ума сойти можно. Но я здесь. Что общего между мной и нашим комиссаром, между монархистом Стрелковым и социалистом Мозговым? Наверное, только то, что все мы - русские люди. Даже татарин Амир, армянин Шут, кзах Хан и недавно нас покинувший товарищ из славного города Кёльн с позывным Немец, - русские, не по крови, так по духу, культуре, взглядам на жизнь, представлениям о добре и зле. Мы все, - те самые люди русского мира, как мужики-русины в Речи Посполитой, которые упорно, век за веком держались за свой язык и веру в пику ополяченным и окатоличенным «элитам», отвечая гайдамачиной на очередную униатскую инициативу очередных вестернизаторов. Большим государственным дядям в России, что сидят в больших государственных кабинетах нас не понять: они ведь «люди цивилизованные», «передовые», «имперцы», «государственники». Они вечно решают очень сложные вопросы, поэтому никак не могут понять самых простых вещей. Никогда не могли ни при коммунистах, ни при царе. Именно поэтому здесь сейчас разворачивается очередной, новый акт очень старой и кровавой драмы. Мы, мерзнущие сейчас на постах добровольцы, наверное, не «государственники», а может быть, как раз наоборот, слишком уж. Но у нас совершенно точно иные приоритеты. Например, мы уверены, что если где-то русские люди поднялись за свое право говорить на родном языке, учиться на родном языке, изучать свою историю, а не ту, что написали для них где-то в Канаде, за право уважать себя и называть себя русскими, а не кем-то другим, то помочь им - наша личная обязанность, а все прочие аргументы малосущественны. Кто виновник войны? Для меня ответ очевиден: те, кто довел самых обыкновенных бесконечно терпеливых русских мужиков до того, чтобы они оказались вынуждены с оружием в руках отстаивать свое национальное и человеческое достоинство. Может быть те, кто стоит против нас в Чернухино вовсе не плохие ребята. Наверняка у них есть свои резоны. Тем хуже для них, потому, что им придется подвинуться.
Рация внезапно оживает:
- Всем постам, я пост один, доложите обстановку.
- Пост два: все спокойно.
- Пост три: была перестрелка у казаков. Уже закончилась.
- Я пост четыре, подтверждаю.
- Пятый пост: у меня спокойно.
- Я шестой: пока все спокойно. Слышна работа артиллерии.
- Я седьмой. Все тихо.
- Восьмой. Тишина.
И так далее до десятого поста. На самом деле постов всего шесть. Первый контролирует оружейку, где находится запас оружия и боеприпасов (помимо личных стволов и боекомплекта, который у каждого бойца на руках. Мы и спим, и едим и по нужде ходим с автоматами), он же присматривает за жилым помещением и принимает доклады. Второй держит вход и выход, третий же располагается этажом выше, у пулемета, контролируя подъезд к единственным воротам. Есть еще один проход, но он наглухо заминирован. Четвертый пост, где сейчас сижу я, присматривает за левым флангом, а главное, за подступами к трансформаторной подстанции. Если вывести ее из строя, то нам придется худо. Возле подстанции несколько воронок от вражеских мин, но пока нам везет. Пятый, расположенный в самой верхней точке административного корпуса, прямо над радиоузлом, присматривает за внутренней частью зоны. Шестой пост расположен на правом фланге, обращенном в сторону Дебальцево. Шестой сидит на втором этаже «Дома Павлова», там сразу трое: наблюдатель с мощным ПНВ и пулеметный расчет. При появлении неопознанных вооруженных людей наблюдатель обозначает направление трассерами, а пулеметчики поливают туда огнем. В случае ответной стрельбы вызывается тревожная группа, а в дело вступают миномет и автоматический гранатомет. Еще есть парный патруль, который обходит периметр каждые два часа. Все остальные обозначения постов при перекличке, - чистой воды деза, призванная показать противнику, что нас здесь больше, а посты расставлены чаще, чем на самом деле
https://www.proza.ru/2017/03/07/2366
Бойцы отряда в станице Баронская (или Бароновка)
Наша промзона
Вид поста № 4
Пост № 1, оружейная
Террикон. При патрулировании это место считалось самым опасным
Разведка возвращается на базу. Здание слева - "Дом Павлова"
На периметре
Наши знамена на башне