продолжение
Четвертый день. Русские военные (начало - http://kavkaz-1980.livejournal.com/116914.html )
- Меня в машину положили, и мы куда-то ехали - на голове пакет был. Куда-то приехали, сняли пакет, завели в какое-то заведение - ну, позже я узнал, что это сауна - такая комната, стол стоит. Меня на пол посадили, у стены. Они себе официантку позвали и пиво заказали. «Пиво будешь?» - говорят. Я, честно говоря, пить хотел. Но поскольку мне надо умирать, по религии не могу спиртное. Даже если не надо умирать. Я головой мотнул. И начали они пиво пить. Как будто меня нету. У них оружие лежит. Разговаривают, разговаривают.
-О чем?
- «В Моздок поедем, к девочкам…» - «А если твоя жена узнает?» - «Да когда мы там были, пиво пили, до потолка бутылки строили!..» Ну, болтают, как дети. Примерно час-полтора мы так сидим, и начали обо мне: «Да, здоровый, красивый… Четыре дня у нас никто не выдерживал… Жалко, что он ничего на себя не взял…» Один говорит: «Не хочу его убивать». - «Да я тоже не хочу, но че поделаешь?» - «Я знаю, что сделать: русским его отдадим - они убьют, как обычно». - «О, я и не подумал. Давай русским отдадим».
Опять надели на голову пакет, куда-то мы минут сорок ехали. Вытащили из машины - ветер, ветер со всех сторон, явно открытое место. Меня в какой-то вагончик завели - чувствую, что вагончик, по звуку. И у пакета от влаги чуть-чуть краска отошла, я мутно видел. На пол посадили - я уже все, плохой. Те, кто меня привез, сразу ушли. И слышу два голоса.
- Это уже русские?
- Да, это уже русские. Говорят: «Возьмешь пистолет, скажешь, что твой…» На пальцы мне наручники надели, били, но не сильно, просто руками и ногами. Кричат: «Встать!» А я же не могу встать, я лежу. Потом говорят: «Ну ладно, скажи, что нашел пистолет где-нибудь в кустах и пришел, чтобы нам отдать». Я говорю: «Я этого не делал». Опять бьют, бьют - ну, максимум минут пятнадцать. Потом: «Ладно, я тебе сейчас в карман пакетик положу, понятых приведу - скажешь, что твой. Мы тебя за наркоту отправим, тебе ничего не будет». Я опять начал объяснять - они опять бьют. Потом говорят: «Угон надо взять». Я говорю: «Я машину водить не умею…» Опять начали бить. «Ладно, скажи, почему украл у соседки две курицы? Ну, две курицы!» Я говорю: «Ладно, хорошо…» - «Куда ты их дел?» - «Не знаю. Я же их не воровал…»
Один разозлился, начал опять бить. Мне вообще плохо было, я говорю: «Воды можно?» Ну, они чуть-чуть поиздевались: «Ты же кровь пил… Ты же человек-паук…» «Ну ладно, - говорит один русский, - у нас вода стоит пять тысяч долларов. Знаешь, сколько в рублях? Сто пятьдесят тысяч должен будешь». Но все-таки воды мне дал. Воду дать - он пакет поднял, лицо увидел, грязные слова сказал, удивился: «Ты что, из ада?» Подняли футболку - вообще ужаснулись. Вода почти вся пролилась, я не мог пить, только глоток сделать смог. Потом пакет обратно надели.
Кто-то зашел: «Этого надо убивать?» А другой говорит: «В прошлый раз я после тебя убирал, и перед шефом я отчитывался, мне уже надоело! Сейчас шеф придет, что он скажет, то и сделаешь. Увезешь в лес - там сделаешь. Я не позволю тебе здесь опять гадить!» И начали они ругаться.
Я там еще где-то час посидел - ну, грязные слова, издеваются. Потом слышу - какой-то мужчина снаружи кричит: «Не надо, надоело за ингушами дерьмо убирать! Сами за собой пусть убирают!»
Четвертый день. Карабулакский ГОВД
- Они укол мне сделали. После этого у меня тело болеть перестало. Ходить не мог, но боли не чувствовал. Меня положили в машину - я думал, что убивать везут. Потом пакет сняли и затащили в здание. Я узнал - это ГОВД Карабулака. У входа стоят Гулиев и Нальгиев и грязные слова говорят. Ремень, шнурки сняли, бросили в камеру. Я уже мог рукой пошевелить, начал себя осматривать - все было очень плохо. Потом пришел милиционер, отвел меня на второй этаж. Я сам ходить не мог, мне милиционер помогал. Завели - какая-то женщина сидит. Сейчас я знаю, что это была дознаватель Точиева Марьям. «О, что с тобой!» Ну, она же женщина - и я, как баран последний, поверил ей! Она узнает правду, родным скажет…
«Ох! Ох! У тебя что-нибудь болит?» Все я ей рассказал, снял обувь, дырки на ногах, где ток выбивало, ногти - все это показываю ей. «Тебе что-нибудь нужно?» Позвонила - мне привезли минералку, колбасу, хлеб, кефир. Я есть-то не могу, но надо, если живой хочу остаться. Я выпил чуть-чуть кефиру.
Она говорит: «Сейчас тебя отведут к ментам. На все, что они скажут, говори “да”. Если нет, они тебя убьют. Мне тебя жалко…» Увели меня в другую комнату. Там начальник уголовного розыска, Ведижев Идрис, и с ним еще один, в маске. Положили белый листок, ручку: «Пиши на имя начальника ГОВД Карабулака, что ты отказываешься от адвоката». «Ага! - это мне уже замкнуло в голове: если он говорит “адвокат”, значит, есть вероятность, что меня не убьют». Я говорю: «Не буду писать». Он начал меня избивать. Об стенку бьет - я падаю, опять поднимает, об стенку голову бьет, по башке этой бутылкой минеральной бьет. Шнуром от компьютера душат, бьют им по лицу. И тут эта женщина заскочила: «Что это такое?!! Что вы с ним делаете?!» Посадила меня. Но это все был спектакль.
Ведижев говорит: «Ты был в карьере, упал о камень, ушибся, испугался, боялся идти домой…» Это я сейчас знаю, что они в рапорте написали, что я был в карьере, они проезжали мимо, увидели подозрительного меня, спросили документы и забрали в отдел. Я говорю: «Я не был в карьере…» Дознаватель на меня смотрит и глазами говорит: «Скажи “да”…»
Она вышла - он опять начал бить: «У тебя дома бомбу нашли. Чья она?» Я вообще удивился: то говорят «кнопку нажимал», то пистолет, то машина, наркотики, курицы какие-то, сейчас бомба. Я ему опять объясняю: в жизни не брал в руки оружие. Он опять бьет, злится: «У тебя бомба. Откуда? Кто принес? Ты готовил? Ладно, скажи, что кто-то принес или где-то нашел! Что-нибудь скажи!» - «Я живу в гостях, у меня маленькие дети - зачем я буду дома что-то хранить? Я даже патрон в жизни в руках не держал». - «Ладно, к тебе пришли двое, сказали, что тебя и твою семью убьют. Сказали: оставь этот пакет у себя - мы его заберем. И ты испугался за семью, оставил…»
Накануне, 29 февраля, у матери Зелима был проведен обыск, в ходе которого якобы нашли взрывное устройство. Согласно протоколу, оно лежало в пакете среди детских вещей. Самого изъятия понятые не видели - им показали черный предмет, замотанный скотчем, и сказали, что это бомба. Никаких следов от нее не осталось - якобы сразу же уничтожили на полигоне. Однако в журнале полигона взрыв не зафиксирован, а следов взрывчатки на месте экспертиза не обнаружила.
- Он бумаги мне сует: «Подписывай!» Я не подписываю - бьет. Долго мы там просидели, и под конец ему уже это надоело, он уже в бешенстве. Бросили меня в камеру - я пролежал до утра.
Пятый день. Суд
- Утром завели к дознавателю. Она сидит злая, печатает, говорит: «Сейчас адвокат придет…» Я обрадовался: отец, мать, хозяйка узнают, что я живой! «Она ихняя. Если ты сделаешь, что она говорит, тебе крышка. Не слушай ее, не говори, что тебя пытали. Если скажешь, тебя убьют».
А я же не знал все эти вещи: адвокат, статья - вообще в жизни не сталкивался. И я ей верю - я же не знаю, кому верить. Пришла девушка: «Я адвокат…» Я лицо опустил на руки, следы от наручников курткой прикрыл. Она начала что-то говорить - я плохо слышу, молчу. «Все в порядке?» Я головой кивнул. Говорить не могу - промычал.
Тут дознавателя кто-то позвал, она вышла на минуту. А я руку отпустил - адвокат увидела мое лицо. «Что с тобой?! Скажи, что с тобой!» Я говорю: «Мне от тебя ничего не надо, просто скажи родным, что я живой». Тут пришла дознаватель, села. Адвокат говорит: «Мне нужен номер твоей матери - для справки, что я сообщила родственникам». Я сказал номер, она вышла и сразу позвонила матери. Все мои родственники у здания ГОВД собрались. Вошла адвокат и говорит дознавателю: «Пусть хотя бы отец или мать зайдет, с ним поговорит - потом продолжим». - «Бумаги подпишете - проблем нет».
Она дает листок, а там ничего нет. Адвокат говорит, что она не распишется. А я думаю: что плохого, что я пустой листок подпишу? Но не знаю почему - наверное, милость Аллаха, - говорю: «Не буду подписывать». И тут дознаватель как вскочит: «Быстро в камеру его!» Адвоката выгнала, грязные слова кричит - вообще как будто другой человек.
Адвокат успела сказать, что в три часа суд будет. Я обрадовался: все узнают, судья скажет, что я невиновен. Я им тысячу свидетелей приведу, что я в день теракта был в общежитии, с соседями. Соседи мне еще сказали: «Ты взрыв слышал?»
Меня обратно в камеру - и там стало мне совсем плохо, силы уходили. В три часа милиционеры взяли меня, потащили. Один какой-то усатый мужик кричит: «Наручники!» А эти парни, конвоиры, молодые ребята, - они плакали там, стояли и плакали, глядя на меня. Они с ним поругались, отказались надевать наручники. Один говорит мне: «Мы пешки, прости». В эту машину, где заключенных перевозят, положили. Потом в суд завели, и один говорит: «Извини, брат, здесь по-любому надо надеть…»
Завели, посадили за решетку. Мне уже конкретно плохо. Пришла мать с дядькой. А вы знаете, по нашим законам, если старший зашел, встать надо. Там такая перегородка деревянная, я, на нее опираясь, привстал. Они на меня онемевшим взглядом смотрят - я же себя не видел… И тут я упал - вырубился.
Скорую мне не хотели вызывать. По словам матери, судья и прокурор сказали: никакой скорой. Но дядька подошел к ним: «Если парень умрет, вам двоим не жить - вы наши понятия знаете». И они чуть-чуть задний дали, разрешили.
Больница
- Укол сделали, отвезли в больницу в Назрани - там специальная палата есть для заключенных, на пятом этаже. Вначале я почти ничего не помню. Я был в тяжелом состоянии - трубочки, не пошевелиться. Уже конкретно зажигания не было, я не разговаривал. Наркотическими уколами они кололи. Почти месяц я никакой был. Потом уже чуть-чуть начал шевелиться. Но тело дрожало почти два месяца. Милиционера увижу, какой-то шум в голове - все, я уже с ума схожу! Тело само реагирует. Даже сейчас я спать толком не могу: чуть какой-то шорох - уже мандраж.
Судья на тридцать дней арест мне продлил. Адвокат требовала судмедэкспертизу - суд отказал. А начальник ГОВД сказал ей: «Я пожалел, что этого - грязные слова - не убил. Если не хочешь, чтобы твои дети остались сиротами, бросай это дело. Сама понимаешь, мало ли что - дорогу переходишь, машина собьет». Отцу угрожали, на работу приходили: «Если заявление не заберешь, убьем всю семью» - открыто, не скрывая. Родители же подали заявление, когда я пропал.
Что там только не делали! Мою медицинскую карту украли, когда мать что-то купить выходила. К ней тоже подходили, говорили: «Убьем тебя!» Врачам угрожали: «Он не больной, выпишите его, а то вас убьем». Врачи же тоже люди, они уже начали говорить родителям: «Увозите его куда-нибудь в Россию. В Нальчик, в Москву, куда угодно везите его, где ему сделают нужное лечение. А то поздно будет». Конкретно они не знали, что со мной - томографию делать надо было. А суд не отменял подписку о невыезде.
А матери, когда я в больнице был, пришло письмо: «Против вашего сына возбуждено уголовное дело по статье 222 (хранение оружия) от 26 февраля». Они меня еще не забрали и обыск не делали. Как прокуратура возбуждает уголовное дело? Вы можете это понять?
На второй месяц меня повезли на суд. Это было смешно. Как тряпку меня собрали, в инвалидной коляске повезли. Я сидеть не мог - лежал в клетке. Почти ничего не слышу - судья что-то говорит, прокурор что-то говорит - не понимаю. Адвокат сказала, что я плохо слышу. Прокурор говорит: «Да все с ним в порядке». И эта дознаватель: «Когда я его видела, он был абсолютно здоров и прекрасно говорил…» Я вообще не знаю, что это за люди, даже животные такие не бывают.
В суде они сказали, что у меня бомбу нашли. Адвокат говорит: «Вы нашли? Хорошо, покажите что-нибудь: отпечатки, экспертизу химическую. Вы говорите, что ее отнесли на полигон и взорвали. Ну покажите видео, фотографии воронки, частицы элемента. Хоть одно доказательство покажите…» У них ничего нету. Это она мне потом пересказала, я тогда не слышал. Говорили-говорили - в итоге не отменили мне подписку о невыезде. Сослались на то, что я житель Чечни, в Ингушетии у меня временная прописка - могу уйти в Чечню к боевикам. Я не знаю, как таких людей в суд берут! Я в инвалидной коляске. В ней к боевикам поеду?
На третий месяц они все же мне подписку отменили - мы поехали сразу в Чечню: в Ингушетии было небезопасно. Там меня положили в больницу: без уколов даже час прожить не мог - боль невыносимая. В Чечне сделали томографию, стали лечить - я начал восстанавливаться. Уже чуть-чуть сидеть мог, недолго, руки заработали. Говорить не мог, но сам начал есть - не очень твердые вещи.
- В Ингушетии не лечили?
- Лечили, но они не знали, почему у меня ноги не работают, разговаривать не могу. То, что в мозгу, они не видели. Они лечили то, что снаружи: раны от наручников, дырки от тока, челюсть, губа - вот это они лечили. У меня же все ноги, все мясо было черное. А то, что внутри, они не знали. А в Чечне у них была томограмма - они увидели, что в мозгу киста, в позвоночнике грыжа, в грудной области гематома, почки отбиты, печень, селезенка - все внутри больное. Они сказали: это оттого, что в рот провод совали и током били изнутри.
Следствие
Месяц провел в больнице, потом в реабилитационном центре. Чуть-чуть получше стало, но я ходить не мог и разговаривать нормально не мог, заикался. Постоянно голова болела, спина болела, сидеть не мог. Пять минут посижу - уже все, боль нетерпимая. Целый день лежал.
В реабилитационный центр ко мне пришла дознаватель - другая, русская женщина, Касенко. Начинает свою роль играть: «Эти твари это дерьмо на меня бросили. Я же знаю, что ты невиновен…» А я уже никому не верю - но рассказал ей все как было. Она, типа, сочувствует мне и говорит: «Прокурор Ингушетии обещал, что, если ты любую фамилию назовешь, это дело закроют. Любую фамилию, без разницы, больше ничего. Без этого нельзя: у Гулиева крыша президента, он его родственник. Ты что-нибудь признай - мы тебе условный дадим». Тут мать начала паниковать. Я говорю: «Мать, выйди».
Эта дознаватель довольна! Она уже уверена, что я назову ей кого-то.
«Прокурор республики если обещал, значит, так и будет. Ты скажи: был там какой-то парень, я его пожалел, пустил на ночь, он пакет оставил…»
«Послушайте меня хорошенько, - говорю. - Меня четыре дня пытали, насиловали, убивать хотели - я не лгал. Вы что думаете, я здесь сижу - буду вам неправду говорить? Где был прокурор Ингушетии, когда меня пытали ни за что ни про что? Когда мне что-то подбросили? Вы знаете, что я невиновен, вот и напишите: невиновен Зелимхан, не было этого…» Она в бешенстве!
И все-таки осенью 2010 года Назир Гулиев был снят с должности, по фактам пыток в ГОВД завели уголовное дело. 15 августа этого года дело против Зелима было закрыто “с реабилитирующими основаниями”».
- Следователь, который дело ведет - о том, как пытали, - стал меня возить. Приехали к ЦПЭ в Назрани. Я был в машине, со мной родственник. Отец мой и следователь подошли к этому зданию, хотели зайти, а начальник ЦПЭ вышел, сказал следователю: «Дуй отсюда быстро, или я тебя завалю». Следователь начал говорить: мол, дело на контроле у президента… «Президент?! Да хоть отец президента!» - ну и грязными словами. Тут еще люди выбежали, пятнадцать-двадцать человек, с оружием, бросились машины смотреть. Мы сразу развернулись и убежали на машине. Потом ездили в Ачалуки, нашли ту сауну. Только через шесть месяцев по ходатайству следователя сделали судмедэкспертизу. Врачи снимки посмотрели, поставили диагноз «электротравма» - пытки подтвердили.
- И чем дело кончилось?
- Ничем. Вроде у Нальгиева есть подписка о невыезде - они его сделали козлом отпущения. Гулиев, говорят, охранник президента. А Ведижев вообще святой, меня пальцем не тронул.
- Как ты думаешь, почему это случилось именно с тобой?
- Не знаю, но думаю: я же чеченец, живу в беженском лагере. Когда они начали родственников записывать, у меня особо таких родственников нету, которые заступятся. Все эти парни, которых ко мне приводили, я сейчас знаю: они бедные люди, у них денег нет, они ничего не могут. Я сейчас начал понимать это дело, вижу, как в Ингушетии, в Чечне похищают, убивают, насилуют невинных молодых парней. У нас в селе, в Чечне, ребята боятся в мечеть ходить: кто не курит, не пьет, грязные слова не говорит, молится - все, пропал. И в Ингушетии то же самое. Что, Евкуров не знает, что у него людей пытают? Справиться не может? Я никому из них не верю.
Аслан Плиев, сосед Читиговых по Промжилбазе, был оправдан по делу о теракте у ГОВД, но был посажен за хранение оружия. Выйдя на свободу, он дал показания, что оговорил Зелима под пытками. После заявления Юнус-бека Евкурова дело против Нальгиева и Гулиева наконец сдвинулось с мертвой точки и было передано в суд.
http://rusrep.ru/article/2011/09/16/zelim/
по теме - сюжет местного тв - евкуров встречается с родственниками очередной жертвы, там же начальник центра по борьбе с "экстремизмом":
а вот "результат" через две недели после:
http://kavkazcentre.livejournal.com/167183.html
- Меня в машину положили, и мы куда-то ехали - на голове пакет был. Куда-то приехали, сняли пакет, завели в какое-то заведение - ну, позже я узнал, что это сауна - такая комната, стол стоит. Меня на пол посадили, у стены. Они себе официантку позвали и пиво заказали. «Пиво будешь?» - говорят. Я, честно говоря, пить хотел. Но поскольку мне надо умирать, по религии не могу спиртное. Даже если не надо умирать. Я головой мотнул. И начали они пиво пить. Как будто меня нету. У них оружие лежит. Разговаривают, разговаривают.
-О чем?
- «В Моздок поедем, к девочкам…» - «А если твоя жена узнает?» - «Да когда мы там были, пиво пили, до потолка бутылки строили!..» Ну, болтают, как дети. Примерно час-полтора мы так сидим, и начали обо мне: «Да, здоровый, красивый… Четыре дня у нас никто не выдерживал… Жалко, что он ничего на себя не взял…» Один говорит: «Не хочу его убивать». - «Да я тоже не хочу, но че поделаешь?» - «Я знаю, что сделать: русским его отдадим - они убьют, как обычно». - «О, я и не подумал. Давай русским отдадим».
Опять надели на голову пакет, куда-то мы минут сорок ехали. Вытащили из машины - ветер, ветер со всех сторон, явно открытое место. Меня в какой-то вагончик завели - чувствую, что вагончик, по звуку. И у пакета от влаги чуть-чуть краска отошла, я мутно видел. На пол посадили - я уже все, плохой. Те, кто меня привез, сразу ушли. И слышу два голоса.
- Это уже русские?
- Да, это уже русские. Говорят: «Возьмешь пистолет, скажешь, что твой…» На пальцы мне наручники надели, били, но не сильно, просто руками и ногами. Кричат: «Встать!» А я же не могу встать, я лежу. Потом говорят: «Ну ладно, скажи, что нашел пистолет где-нибудь в кустах и пришел, чтобы нам отдать». Я говорю: «Я этого не делал». Опять бьют, бьют - ну, максимум минут пятнадцать. Потом: «Ладно, я тебе сейчас в карман пакетик положу, понятых приведу - скажешь, что твой. Мы тебя за наркоту отправим, тебе ничего не будет». Я опять начал объяснять - они опять бьют. Потом говорят: «Угон надо взять». Я говорю: «Я машину водить не умею…» Опять начали бить. «Ладно, скажи, почему украл у соседки две курицы? Ну, две курицы!» Я говорю: «Ладно, хорошо…» - «Куда ты их дел?» - «Не знаю. Я же их не воровал…»
Один разозлился, начал опять бить. Мне вообще плохо было, я говорю: «Воды можно?» Ну, они чуть-чуть поиздевались: «Ты же кровь пил… Ты же человек-паук…» «Ну ладно, - говорит один русский, - у нас вода стоит пять тысяч долларов. Знаешь, сколько в рублях? Сто пятьдесят тысяч должен будешь». Но все-таки воды мне дал. Воду дать - он пакет поднял, лицо увидел, грязные слова сказал, удивился: «Ты что, из ада?» Подняли футболку - вообще ужаснулись. Вода почти вся пролилась, я не мог пить, только глоток сделать смог. Потом пакет обратно надели.
Кто-то зашел: «Этого надо убивать?» А другой говорит: «В прошлый раз я после тебя убирал, и перед шефом я отчитывался, мне уже надоело! Сейчас шеф придет, что он скажет, то и сделаешь. Увезешь в лес - там сделаешь. Я не позволю тебе здесь опять гадить!» И начали они ругаться.
Я там еще где-то час посидел - ну, грязные слова, издеваются. Потом слышу - какой-то мужчина снаружи кричит: «Не надо, надоело за ингушами дерьмо убирать! Сами за собой пусть убирают!»
Четвертый день. Карабулакский ГОВД
- Они укол мне сделали. После этого у меня тело болеть перестало. Ходить не мог, но боли не чувствовал. Меня положили в машину - я думал, что убивать везут. Потом пакет сняли и затащили в здание. Я узнал - это ГОВД Карабулака. У входа стоят Гулиев и Нальгиев и грязные слова говорят. Ремень, шнурки сняли, бросили в камеру. Я уже мог рукой пошевелить, начал себя осматривать - все было очень плохо. Потом пришел милиционер, отвел меня на второй этаж. Я сам ходить не мог, мне милиционер помогал. Завели - какая-то женщина сидит. Сейчас я знаю, что это была дознаватель Точиева Марьям. «О, что с тобой!» Ну, она же женщина - и я, как баран последний, поверил ей! Она узнает правду, родным скажет…
«Ох! Ох! У тебя что-нибудь болит?» Все я ей рассказал, снял обувь, дырки на ногах, где ток выбивало, ногти - все это показываю ей. «Тебе что-нибудь нужно?» Позвонила - мне привезли минералку, колбасу, хлеб, кефир. Я есть-то не могу, но надо, если живой хочу остаться. Я выпил чуть-чуть кефиру.
Она говорит: «Сейчас тебя отведут к ментам. На все, что они скажут, говори “да”. Если нет, они тебя убьют. Мне тебя жалко…» Увели меня в другую комнату. Там начальник уголовного розыска, Ведижев Идрис, и с ним еще один, в маске. Положили белый листок, ручку: «Пиши на имя начальника ГОВД Карабулака, что ты отказываешься от адвоката». «Ага! - это мне уже замкнуло в голове: если он говорит “адвокат”, значит, есть вероятность, что меня не убьют». Я говорю: «Не буду писать». Он начал меня избивать. Об стенку бьет - я падаю, опять поднимает, об стенку голову бьет, по башке этой бутылкой минеральной бьет. Шнуром от компьютера душат, бьют им по лицу. И тут эта женщина заскочила: «Что это такое?!! Что вы с ним делаете?!» Посадила меня. Но это все был спектакль.
Ведижев говорит: «Ты был в карьере, упал о камень, ушибся, испугался, боялся идти домой…» Это я сейчас знаю, что они в рапорте написали, что я был в карьере, они проезжали мимо, увидели подозрительного меня, спросили документы и забрали в отдел. Я говорю: «Я не был в карьере…» Дознаватель на меня смотрит и глазами говорит: «Скажи “да”…»
Она вышла - он опять начал бить: «У тебя дома бомбу нашли. Чья она?» Я вообще удивился: то говорят «кнопку нажимал», то пистолет, то машина, наркотики, курицы какие-то, сейчас бомба. Я ему опять объясняю: в жизни не брал в руки оружие. Он опять бьет, злится: «У тебя бомба. Откуда? Кто принес? Ты готовил? Ладно, скажи, что кто-то принес или где-то нашел! Что-нибудь скажи!» - «Я живу в гостях, у меня маленькие дети - зачем я буду дома что-то хранить? Я даже патрон в жизни в руках не держал». - «Ладно, к тебе пришли двое, сказали, что тебя и твою семью убьют. Сказали: оставь этот пакет у себя - мы его заберем. И ты испугался за семью, оставил…»
Накануне, 29 февраля, у матери Зелима был проведен обыск, в ходе которого якобы нашли взрывное устройство. Согласно протоколу, оно лежало в пакете среди детских вещей. Самого изъятия понятые не видели - им показали черный предмет, замотанный скотчем, и сказали, что это бомба. Никаких следов от нее не осталось - якобы сразу же уничтожили на полигоне. Однако в журнале полигона взрыв не зафиксирован, а следов взрывчатки на месте экспертиза не обнаружила.
- Он бумаги мне сует: «Подписывай!» Я не подписываю - бьет. Долго мы там просидели, и под конец ему уже это надоело, он уже в бешенстве. Бросили меня в камеру - я пролежал до утра.
Пятый день. Суд
- Утром завели к дознавателю. Она сидит злая, печатает, говорит: «Сейчас адвокат придет…» Я обрадовался: отец, мать, хозяйка узнают, что я живой! «Она ихняя. Если ты сделаешь, что она говорит, тебе крышка. Не слушай ее, не говори, что тебя пытали. Если скажешь, тебя убьют».
А я же не знал все эти вещи: адвокат, статья - вообще в жизни не сталкивался. И я ей верю - я же не знаю, кому верить. Пришла девушка: «Я адвокат…» Я лицо опустил на руки, следы от наручников курткой прикрыл. Она начала что-то говорить - я плохо слышу, молчу. «Все в порядке?» Я головой кивнул. Говорить не могу - промычал.
Тут дознавателя кто-то позвал, она вышла на минуту. А я руку отпустил - адвокат увидела мое лицо. «Что с тобой?! Скажи, что с тобой!» Я говорю: «Мне от тебя ничего не надо, просто скажи родным, что я живой». Тут пришла дознаватель, села. Адвокат говорит: «Мне нужен номер твоей матери - для справки, что я сообщила родственникам». Я сказал номер, она вышла и сразу позвонила матери. Все мои родственники у здания ГОВД собрались. Вошла адвокат и говорит дознавателю: «Пусть хотя бы отец или мать зайдет, с ним поговорит - потом продолжим». - «Бумаги подпишете - проблем нет».
Она дает листок, а там ничего нет. Адвокат говорит, что она не распишется. А я думаю: что плохого, что я пустой листок подпишу? Но не знаю почему - наверное, милость Аллаха, - говорю: «Не буду подписывать». И тут дознаватель как вскочит: «Быстро в камеру его!» Адвоката выгнала, грязные слова кричит - вообще как будто другой человек.
Адвокат успела сказать, что в три часа суд будет. Я обрадовался: все узнают, судья скажет, что я невиновен. Я им тысячу свидетелей приведу, что я в день теракта был в общежитии, с соседями. Соседи мне еще сказали: «Ты взрыв слышал?»
Меня обратно в камеру - и там стало мне совсем плохо, силы уходили. В три часа милиционеры взяли меня, потащили. Один какой-то усатый мужик кричит: «Наручники!» А эти парни, конвоиры, молодые ребята, - они плакали там, стояли и плакали, глядя на меня. Они с ним поругались, отказались надевать наручники. Один говорит мне: «Мы пешки, прости». В эту машину, где заключенных перевозят, положили. Потом в суд завели, и один говорит: «Извини, брат, здесь по-любому надо надеть…»
Завели, посадили за решетку. Мне уже конкретно плохо. Пришла мать с дядькой. А вы знаете, по нашим законам, если старший зашел, встать надо. Там такая перегородка деревянная, я, на нее опираясь, привстал. Они на меня онемевшим взглядом смотрят - я же себя не видел… И тут я упал - вырубился.
Скорую мне не хотели вызывать. По словам матери, судья и прокурор сказали: никакой скорой. Но дядька подошел к ним: «Если парень умрет, вам двоим не жить - вы наши понятия знаете». И они чуть-чуть задний дали, разрешили.
Больница
- Укол сделали, отвезли в больницу в Назрани - там специальная палата есть для заключенных, на пятом этаже. Вначале я почти ничего не помню. Я был в тяжелом состоянии - трубочки, не пошевелиться. Уже конкретно зажигания не было, я не разговаривал. Наркотическими уколами они кололи. Почти месяц я никакой был. Потом уже чуть-чуть начал шевелиться. Но тело дрожало почти два месяца. Милиционера увижу, какой-то шум в голове - все, я уже с ума схожу! Тело само реагирует. Даже сейчас я спать толком не могу: чуть какой-то шорох - уже мандраж.
Судья на тридцать дней арест мне продлил. Адвокат требовала судмедэкспертизу - суд отказал. А начальник ГОВД сказал ей: «Я пожалел, что этого - грязные слова - не убил. Если не хочешь, чтобы твои дети остались сиротами, бросай это дело. Сама понимаешь, мало ли что - дорогу переходишь, машина собьет». Отцу угрожали, на работу приходили: «Если заявление не заберешь, убьем всю семью» - открыто, не скрывая. Родители же подали заявление, когда я пропал.
Что там только не делали! Мою медицинскую карту украли, когда мать что-то купить выходила. К ней тоже подходили, говорили: «Убьем тебя!» Врачам угрожали: «Он не больной, выпишите его, а то вас убьем». Врачи же тоже люди, они уже начали говорить родителям: «Увозите его куда-нибудь в Россию. В Нальчик, в Москву, куда угодно везите его, где ему сделают нужное лечение. А то поздно будет». Конкретно они не знали, что со мной - томографию делать надо было. А суд не отменял подписку о невыезде.
А матери, когда я в больнице был, пришло письмо: «Против вашего сына возбуждено уголовное дело по статье 222 (хранение оружия) от 26 февраля». Они меня еще не забрали и обыск не делали. Как прокуратура возбуждает уголовное дело? Вы можете это понять?
На второй месяц меня повезли на суд. Это было смешно. Как тряпку меня собрали, в инвалидной коляске повезли. Я сидеть не мог - лежал в клетке. Почти ничего не слышу - судья что-то говорит, прокурор что-то говорит - не понимаю. Адвокат сказала, что я плохо слышу. Прокурор говорит: «Да все с ним в порядке». И эта дознаватель: «Когда я его видела, он был абсолютно здоров и прекрасно говорил…» Я вообще не знаю, что это за люди, даже животные такие не бывают.
В суде они сказали, что у меня бомбу нашли. Адвокат говорит: «Вы нашли? Хорошо, покажите что-нибудь: отпечатки, экспертизу химическую. Вы говорите, что ее отнесли на полигон и взорвали. Ну покажите видео, фотографии воронки, частицы элемента. Хоть одно доказательство покажите…» У них ничего нету. Это она мне потом пересказала, я тогда не слышал. Говорили-говорили - в итоге не отменили мне подписку о невыезде. Сослались на то, что я житель Чечни, в Ингушетии у меня временная прописка - могу уйти в Чечню к боевикам. Я не знаю, как таких людей в суд берут! Я в инвалидной коляске. В ней к боевикам поеду?
На третий месяц они все же мне подписку отменили - мы поехали сразу в Чечню: в Ингушетии было небезопасно. Там меня положили в больницу: без уколов даже час прожить не мог - боль невыносимая. В Чечне сделали томографию, стали лечить - я начал восстанавливаться. Уже чуть-чуть сидеть мог, недолго, руки заработали. Говорить не мог, но сам начал есть - не очень твердые вещи.
- В Ингушетии не лечили?
- Лечили, но они не знали, почему у меня ноги не работают, разговаривать не могу. То, что в мозгу, они не видели. Они лечили то, что снаружи: раны от наручников, дырки от тока, челюсть, губа - вот это они лечили. У меня же все ноги, все мясо было черное. А то, что внутри, они не знали. А в Чечне у них была томограмма - они увидели, что в мозгу киста, в позвоночнике грыжа, в грудной области гематома, почки отбиты, печень, селезенка - все внутри больное. Они сказали: это оттого, что в рот провод совали и током били изнутри.
Следствие
Месяц провел в больнице, потом в реабилитационном центре. Чуть-чуть получше стало, но я ходить не мог и разговаривать нормально не мог, заикался. Постоянно голова болела, спина болела, сидеть не мог. Пять минут посижу - уже все, боль нетерпимая. Целый день лежал.
В реабилитационный центр ко мне пришла дознаватель - другая, русская женщина, Касенко. Начинает свою роль играть: «Эти твари это дерьмо на меня бросили. Я же знаю, что ты невиновен…» А я уже никому не верю - но рассказал ей все как было. Она, типа, сочувствует мне и говорит: «Прокурор Ингушетии обещал, что, если ты любую фамилию назовешь, это дело закроют. Любую фамилию, без разницы, больше ничего. Без этого нельзя: у Гулиева крыша президента, он его родственник. Ты что-нибудь признай - мы тебе условный дадим». Тут мать начала паниковать. Я говорю: «Мать, выйди».
Эта дознаватель довольна! Она уже уверена, что я назову ей кого-то.
«Прокурор республики если обещал, значит, так и будет. Ты скажи: был там какой-то парень, я его пожалел, пустил на ночь, он пакет оставил…»
«Послушайте меня хорошенько, - говорю. - Меня четыре дня пытали, насиловали, убивать хотели - я не лгал. Вы что думаете, я здесь сижу - буду вам неправду говорить? Где был прокурор Ингушетии, когда меня пытали ни за что ни про что? Когда мне что-то подбросили? Вы знаете, что я невиновен, вот и напишите: невиновен Зелимхан, не было этого…» Она в бешенстве!
И все-таки осенью 2010 года Назир Гулиев был снят с должности, по фактам пыток в ГОВД завели уголовное дело. 15 августа этого года дело против Зелима было закрыто “с реабилитирующими основаниями”».
- Следователь, который дело ведет - о том, как пытали, - стал меня возить. Приехали к ЦПЭ в Назрани. Я был в машине, со мной родственник. Отец мой и следователь подошли к этому зданию, хотели зайти, а начальник ЦПЭ вышел, сказал следователю: «Дуй отсюда быстро, или я тебя завалю». Следователь начал говорить: мол, дело на контроле у президента… «Президент?! Да хоть отец президента!» - ну и грязными словами. Тут еще люди выбежали, пятнадцать-двадцать человек, с оружием, бросились машины смотреть. Мы сразу развернулись и убежали на машине. Потом ездили в Ачалуки, нашли ту сауну. Только через шесть месяцев по ходатайству следователя сделали судмедэкспертизу. Врачи снимки посмотрели, поставили диагноз «электротравма» - пытки подтвердили.
- И чем дело кончилось?
- Ничем. Вроде у Нальгиева есть подписка о невыезде - они его сделали козлом отпущения. Гулиев, говорят, охранник президента. А Ведижев вообще святой, меня пальцем не тронул.
- Как ты думаешь, почему это случилось именно с тобой?
- Не знаю, но думаю: я же чеченец, живу в беженском лагере. Когда они начали родственников записывать, у меня особо таких родственников нету, которые заступятся. Все эти парни, которых ко мне приводили, я сейчас знаю: они бедные люди, у них денег нет, они ничего не могут. Я сейчас начал понимать это дело, вижу, как в Ингушетии, в Чечне похищают, убивают, насилуют невинных молодых парней. У нас в селе, в Чечне, ребята боятся в мечеть ходить: кто не курит, не пьет, грязные слова не говорит, молится - все, пропал. И в Ингушетии то же самое. Что, Евкуров не знает, что у него людей пытают? Справиться не может? Я никому из них не верю.
Аслан Плиев, сосед Читиговых по Промжилбазе, был оправдан по делу о теракте у ГОВД, но был посажен за хранение оружия. Выйдя на свободу, он дал показания, что оговорил Зелима под пытками. После заявления Юнус-бека Евкурова дело против Нальгиева и Гулиева наконец сдвинулось с мертвой точки и было передано в суд.
http://rusrep.ru/article/2011/09/16/zelim/
по теме - сюжет местного тв - евкуров встречается с родственниками очередной жертвы, там же начальник центра по борьбе с "экстремизмом":
Click to viewа вот "результат" через две недели после:
http://kavkazcentre.livejournal.com/167183.html