Мы поехали ночью в центр Москвы, в сквер у метро Баррикадная, чтобы пересчитать там бомжей. Дело в том, что экологи каждый сезон просят горожан пересчитывать уток в прудах. И мы подумали, что статистика по бомжам тоже кому-нибудь пригодится.
В маленьком скверике их было десять. Шесть на скамеечках и четыре на травке. «Ты, что, будешь их будить? - без конца спрашивал Костя. - Ты же не будешь их будить??» В итоге я нашла мужчину, который пытался решить сложную задачу: надвинуть капюшон на глаза так, чтобы не слетели очки. Очки сползали, капюшон тоже, но он не особенно нервничал. «Я здесь ночую иногда. У меня жена не любит, когда я домой пьяный прихожу», - сказал он и добавил, что зовут его Александр.
Двое говорливых мужиков на лавке справа засмеялись: «Ага, квартира у него есть! Две! А еще Хаммер!» Когда я развернулась, чтобы пойти к бомжу напротив, они посоветовали этого не делать. Сказали, что тот мужик - убийца-рецидивист. Я всмотрелась в его лицо и поняла, почему в 19м веке так верили в физиогномику. У спящего рецидивиста было какое-то недоброе выражение.
Проходя дальше по скверу, мы нашли трех людей, которые спали, как пингвины, плотно прижавшись друг к другу. Я пингвинов люблю, поэтому стояла и смотрела на них. У одного было оранжевое одеяло, и я подумала, что, вероятно, каждую ночь они тянут жребий, чтобы выяснить, кто будет укрываться.
Вообще-то на лавочках спать неудобно. Там теперь поставили подлокотники, и лежа втиснуться между ними взрослому человеку сложно. Но бомжи по-прежнему предпочитают лавки. Наверное, у них затекают ноги по ночам.
Еще на одной лавочке мы нашли бомжа, который рассказал историю о «Социальном патруле». Хотя, может быть, он перепутал его с какой-то другой подобной организацией. Смысл «Социального патруля» в том, чтобы ездить по городу и уговаривать найденных бомжей последовать в приют. В приюте помоют, продезинфицируют, накормят и даже купят билет домой (большинство бомжей приезжают сюда из регионов). Тем не менее, бомжам в приюты не очень хочется. С точки зрения патрульных, потому, что там не разрешают пить и заставляют работать. Точку зрения бомжей я узнала вчера.
«Как я реагирую на приглашение в приют? Спасибо - не надо! - рассказал мужина, которого его подружка постоянно называла Томасом. - Меня отвезли позапрошлой зимой в Люблино, отобрали все зимние шмотки. Побрили налысо, хотя я сопротивлялся (видимо, чтобы вывести вшей, так делают обычно). Выдали какую-то летнюю рубашку и легкие брюки. И тапочки! Представляете, зимой тапочки?? Послали спать на двухярусную кровать, а я на второй ярус забраться не могу, инвалид. Со мной был парень, у него все ноги опухшие: ну, понятно, он же на улице живет. Он тоже забраться не мог. Так мы и спали вдвоем на нижней кровати. А в пять или шесть утра ушли оттуда в тапочках, по сугробам», - и Томас показал, как он в летней обуви прыгал по снегу. Потом их бесплатно пустили в электричку, а какой-то полицейский им даже посочувствовал и сказал, что их таких из Люблино едет много.
Из приютов бомжи сбегают постоянно. А еще они не хотят возвращаться домой, где их часто ждут. Примерно 10-12 тысяч человек в Москве живет на улице. Большинство из них - не москвичи, они приехали сюда из регионов или с Украины. Кто-то в своем родном городе был бомжом, а у кого-то там был дом. В первом квартале этого года на улицах столицы нашли 30 человек, которых их родные объявили пропавшими. Всего 10 из них согласились вернуться домой, остальные предпочли остаться жить в Москве на улице.
Я знаю, многим не нравятся бомжи. Кого-то они просто бесят до зубного скрежета. Но полиция тут бессильна. Бомжей невозможно просто взять и убрать, мне об этом много раз рассказывали разные чиновники. Один из них так и заявил: "Нельзя людей гонять просто за то, что они на траве сидят!" К слову, это сказал парень, который еще пару месяцев назад оправдывал разгром лагеря оппозиции именно за то, что они слишком много сидели на траве.
Фотографии делала фотокорр Аня Иванцова