(no subject)
Последнее время кругом все вспоминают американские небоскребы, и на этом фоне мне очень захотелось опять в Чикаго.
Мы жили три дня у ребят, один из которых был преподавателем по имени Питер, другой - бывшим гидом, а третий - молчаливым геем из Латинской Америки.
Как звали бывшего гида, я не помню, но как-то очень просто и на букву "С". В первый день мы поехали смотреть Чикаго, и я надела балетки, которые накануне купила в Милуоки в DSW. И умерла через полчаса. Я вообще не понимаю, как я смогла запомнить что-то из этой мучительной многочасовой прогулки, за которую мои ноги превратились в сплошную кровавую мозоль. Гид все говорил и говорил, мы ходили и ходили, и было то холодно (на тех самых знаменитых чикагских улицах, где из-за небоскребов солнце бывает только по 6 минут в день), то жарко. На мне была майка, кардиган и плащ. То есть так: сначала майка, потом майка и кардиган, потом майка, кардиган и плащ, потом опять майка... и так далее. На разных улицах температура варьировалась в пределах 10 градусов, мне кажется. А когда мы подошли к парку Миллениум, задул сильный ветер от озера.
И несмотря на постоянную боль в ногах, мы прошли весь центр Чикаго от и до. И я запомнила так много деталей в единицу времени и пространства, сколько не запоминала ни раньше, ни потом.
Мы были на улицах, в метро, в парках. У реки, у озера, под арками. В магазинах, сабвее и еврейском ресторанчике. И пили кофе на смотровой площадке очень высокого небоскреба. Может, самого высокого в Чикаго. И сверху был вид... такой вид... другой. Особенный. Ни на что не похожий.
А потом мы варили борщ для Питера и его бродячего друга и, конечно, опоздали на самолет в Нью-Йорк. Потому что на самолет из Нью-Йорка мы тоже опоздали несколькими месяцами ранее. На эти самолеты невозможно не опоздать.
Наши фотокарточки:
Мы жили три дня у ребят, один из которых был преподавателем по имени Питер, другой - бывшим гидом, а третий - молчаливым геем из Латинской Америки.
Как звали бывшего гида, я не помню, но как-то очень просто и на букву "С". В первый день мы поехали смотреть Чикаго, и я надела балетки, которые накануне купила в Милуоки в DSW. И умерла через полчаса. Я вообще не понимаю, как я смогла запомнить что-то из этой мучительной многочасовой прогулки, за которую мои ноги превратились в сплошную кровавую мозоль. Гид все говорил и говорил, мы ходили и ходили, и было то холодно (на тех самых знаменитых чикагских улицах, где из-за небоскребов солнце бывает только по 6 минут в день), то жарко. На мне была майка, кардиган и плащ. То есть так: сначала майка, потом майка и кардиган, потом майка, кардиган и плащ, потом опять майка... и так далее. На разных улицах температура варьировалась в пределах 10 градусов, мне кажется. А когда мы подошли к парку Миллениум, задул сильный ветер от озера.
И несмотря на постоянную боль в ногах, мы прошли весь центр Чикаго от и до. И я запомнила так много деталей в единицу времени и пространства, сколько не запоминала ни раньше, ни потом.
Мы были на улицах, в метро, в парках. У реки, у озера, под арками. В магазинах, сабвее и еврейском ресторанчике. И пили кофе на смотровой площадке очень высокого небоскреба. Может, самого высокого в Чикаго. И сверху был вид... такой вид... другой. Особенный. Ни на что не похожий.
А потом мы варили борщ для Питера и его бродячего друга и, конечно, опоздали на самолет в Нью-Йорк. Потому что на самолет из Нью-Йорка мы тоже опоздали несколькими месяцами ранее. На эти самолеты невозможно не опоздать.
Наши фотокарточки: