Звезды на косах, жизнь на колесах
Решила я тут покапать себе прогрессивные ноотропные капельки. Мне надо закончить одну неприятную работу, которая по недоразумению проходит по части интеллектуального труда, а на самом деле чистой воды физическая самоагрессия. Одна надежда на капельки, ну чтобы типа лучше соображать.
Показаны с утра - мол, днем должно вштырить и вообще - вспомнишь все. Действие на меня они оказали необыкновенное. Кажется, что мозг перестал быть единым органом, и он, как потревоженная ртутная лужа, разделился на множество шариков. Голова стала работать как скандальный коллектив бессмысленной фирмы накануне банкротства, когда реальность его уже витает, но еще не объявлена официально. При этом секретарша очень не любит заведующую отделом и потому постоянно припрятывает от нее распоряжение начальника, в силу чего заведующая уверена, что распоряжений нет, а потом неожиданно получает отлуп за невыполнение. В первый день «терапии» я не могла никак соединить в сознании Охотный ряд с Гагаринской площадью, потеряв всякую надежду отыскать между ними прямую линию. Я долго мучила коллег, пока они не поклялись, что прямой линии между ними не существует ни на земле, ни под землей, разве что в космосе, и мне надо смириться с необходимостью разворачиваться. Потом я не могла подобрать слова для ответа на элементарное письмо, - дело в том, что оно перестало казаться элементарным, стало претендовать на исключительный случай, и я, естественно, бурно искала в себе средства ему соответствовать. Юная помощница, измученная моей неформальностью, выдернула с моего стола лист, чтобы секундно скопировать адресата в давно готовый шаблон. При этом порушилась всякая линейность, дефицит которой и без того является моей отличительной чертой, и недостижимая Гагаринская площадь чередовалась с элементарным письмом, потом обратно, и снова - «так как я все-таки еду?», чтобы следом «Так что же мне писать в ответе?». В голове цвел гипертекст из трех сосен. При этом, что важно, все происходило очень энергично. Это был такой бодрый развал на части. Отупение перед каждой задачей было весьма куражистым. Никакой лени или вялости, ни сна разума, ни чудовищ - только бравый бардак. Лекарство в моей голове, наконец, доказывало, что dead can dance! Так сложился рабочий день. Часам к восьми, в середине важного разговора с руководством института, как назло, психоанализа, я ловлю себя на состоянии какой-то удивительной прухи. Я говорю так складно, логично и последовательно, что мне становится обидно, что я не в прямом эфире «Эха Москвы». Произведя нужное для переговоров впечатление, оставив всех в потрясении от своей харизмы, раздавив собеседников кувадой стальной логики, я покидаю переговоры. Но капельки не унимаются - в голову со скоростью беженцев на пожаре льются креатив и аргументы. В когнитивном всеоружии около 10 часов вечера я захожу в метро. Мне, наконец, все ясно.
А часам к трем ночи я и вовсе наделяюсь способностью примерно к следующей деятельности:
Click to viewЕдинственное, что меня сейчас останавливает, это отсутствие оранжевых трусов.
Я к чему это все. Может, нафик, капать на ночь?