Нередко моя профессия доставляет мне, если так можно выразиться, "минуты удовольствия". Прежде всего, я не работаю бесплатно. Никто же не обращается к адвокату с просьбой оказать помощь в самой критической в мире ситуации - за просто так. Адвокат двух слов не напишет бесплатно. Более того, я не адвокат, я не оказываю правовых официальных консультаций - могу лишь на основе моего профессионального 2,5-летнего курса обучения в академии гуманитариев по специальности "Теория страхового дела" (трудовое право, гражданское право, теория управления производством, система медицинского и пенсионного обслуживания в Германии, бухгатерия для финансовых предприятий, менеджмент PR-коммуникаций), а также громадного професионального опыта и в рамках эмпатии оказать дружескую консультацию - скорее, рекомендацию к действию. И не больше.
Понимаете, возможности моей нервной системы не безграничны. Да, меня учили на профессиональном уровне выслушивать человека, не перенимая на себя чужую боль - как врача. Много от такого врача толка, если он при каждой тяжелой ситуации будет трястись в рыданиях, вместо того, чтобы оказать пациенту действенную помощь? Иногда мгновенную, не выясняя наличие медицинской страховки у пациента, его постоянное место жительства и основания для нахождения в стране.
Но очень часто люди, не понимая, чего мне иной раз стоит написать материал - хорошо и легко читаемый, как пропускаешь шелковый платок через кольцо, темой которого является, скажем лишение родительских прав, отказ от ребенка - в частности новорожденного, страх женщины из-за нежеланной беременности, семейное насилие, последствия которого сказываются на женской психике. Или незаконно присвоенный одной литераторшей мой цикл о русских в тюрьмах Германии. Я лично сама была во всех тюрьмах, две из которых для подростков. Я смотрела в их глаза, я разоваривала с ними. До сих пор помню глаза 16-летнего насильника-рецидивиста, искренне не понимающего, за что его держат в строгих условиях. Или отделение женской тюрьмы для молодых мам, которым разрешается находиться в тюрьме с их детьми, если срок лишения сободы не превысит семилетний возраст ребенка. Дети уверены, что живут в санатории - не видят пока еще своим детским взглядом кованных решеток на окнах под занавесочками с зайчиками и медвежатами. Не спрашивают, почему детская площадка огорожена трехметровых забором с колючей проволокой по всему верхнему периметру. Не задаются вопросом, почему они общаются со своими папами только раз в неделю по два часа в присутствии тюремного надзирателя.
Понимаете, я каждую тему пропускаю через себя - иначе, кто будет читать бухгалтерские отчеты?
Мне часто звонят - кому-то попадет в руки моя визитка, а потом телефон передается по эстафете - с совершенно нелепыми вопросами, а иной раз и некорректными требованиями.
Недавно позвонила женщина. Пожалуй, ее история - одна их самых крутых, которые мне доводилось слышать. Я не вешаю трубку по время разговора - я лишь указываю, если проситель переходит мои границы, что мое время истекло, и далее я помочь не могу. Около часа она выливала на меня такой бред, что к концу разговора я чувствовала себя не лучше, чем лимон в соковыжималке. Начала она с рыданий, и я в первые минуты оторопела - какое-то тяжелейшее горе случилось у человека. А далее, рыдания переходили в рассказываемые взахлеб истории из фильмов ужасов в перемешку с любовными мелодрамами. Ей к психиатру надо, а не к журналисту. Коротко могу сказать, что семь лет назад - с ее слов, естественно - у нее при родах акушерка украла одного их двойняшек - девочку. Мальчик остался при ней. Рожала она в полном сознании, предварительных узи-исследований не проводилось, а только ее мама, врач-терапевт, нащупывала в процессе внутриутробного развития "две округлости", говорящие о том, что у нее двойня.
- При родах кто-нибудь из близких присутствовал? - задала я логичный вопрос.
- Муж был. Но он только на меня смотрел. И потом он приходил в больницу и был совсем ни на себя, ни отца детей не похож. И говорил - что он муж. И приходил отец детей, который то ли угрожал, то ли ему было на все наплевать.
Тут я застопорилась и попыталась понять:
- Так муж и отец детей - два разных человека?
- А что тут непонятного - взбеленилась моя собеседница. - Муж есть муж, а отец детей - другой человек. Так и должно быть.
- Ну да, понимаю, - быстро согласилась я, только чтобы не начинать новый виток запутанной семейной драмы.
Вся суть ее просьбы в конечном итоге заключалась в том, чтобы я написала ей письмо в гаагский суд по правам человека. Потому, что она на 100 процентов уверена, что живущая по соседству девочка - похищенная у нее при родах семь лет назад ее дочь.
То мне заявляют, что подающий на развод немецкий муж вступил в преступный сговор с прокурором, судьей и инспектором ведомства по делам иностранцев. Все четверо задумали ее убить. Она обращалась в полицию, но ей мягко намекнули, что психиатирическая помощь находится по другому адресу. После чего она уверена, что и начальника полицейского отделения тоже втянули в заговор. Далее мне рассказывали историю, что один мужчина собирает в течение дня в трехлитровую банкку свою мочу, а потом выливает ее равномерно на нижний балкон, где живет преследуемая - она же мой очередной телефонный респондент. Оказывается, он бывший сотрудник КГБ, а она владеет госудаственными тайнами и представляет собой опасность для многих узурпаторов времен советской системы.
Скажите, нафига мне смотреть всякие фильмы на всевозможные темы, если сама жизнь преподносит мне сюжеты, столь опережающие самые смелые сценарии, что я уже сама могу быть сценаристом.