Oct 15, 2012 20:23
На банкете по случаю открытия в 1917 году в Петербурге выставки финских художников присутствовал и Бунин, который здесь, так же как и на вернисаже, чувствовал себя единственным нормальным человеком. В его восприятии весь банкет был «пиром во время чумы». Везде в Петрограде и особенно на «Выставке финского искусства» москвич Бунин видел признаки приближающегося конца: «И, Бог мой, до чего ладно и многозначительно связалось все то, что я видел тогда в Петербурге, с тем гомерическим безобразием, в которое вылился банкет!». В роли главного демона на банкете он видел Маяковского. Якобсон вспоминает, что Маяковского попросили почитать свои стихи. Прочитав несколько стихотворений, он заявил, что будет читать стихи своего друга Брика. Тот сильно смутился, так как сам он не считал себя поэтом. По мнению Добычиной, Маяковский был «редким деликатесом», и она привела его к Горькому, который сразу предложил молодому футуристу «дружбу и любовь». Рядом с ними сидел Бенуа, явно восхищаясь другим футуристом, Зданевичем.
Бунин, однако, вспоминает и другой инцидент. В начале ужина он беседовал с Горьким и Галленом-Каллелой, когда вдруг Маяковский незваным присоединился к их компании, поставил свой стул между их стульями, начал есть с их тарелок и пить из их стаканов. Галлен-Каллела глядел на Маяковского так, «как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы ее, например, вели в этот банкетный зал». Горький громко хохотал над затеями футуриста. Когда Бунин хотел отодвинуться, Маяковский весело спросил его: «Вы меня очень ненавидите?». Бунин ответил, что нет, не ненавидит: «Слишком много чести было бы вам!».
Именно в этот момент Милюков поднялся, чтобы предложить официальный тост. Маяковский ринулся к министру, вскочил на стул и начал так «похабно» кричать, что Милюков запутался в своих словах. Через минуту он сделал новую попытку, но Маяковский не сдался, а, наоборот, закричал так громко, что Милюков решил на время отказаться от всяких речей. Тогда встал французский посол, уверенный, что никакой русский «хулиган» не посмеет ему помешать. Но Маяковский продолжал шуметь. Затем и другие футуристы присоединились к хору: они топали ногами, били кулаками по столу, стали «хохотать, выть, визжать, хрюкать». Из присутствующих только Бунин рассказывает об этом хулиганстве: "И вдруг все покрыл истинно трагический вопль какого-то финского художника, похожего на бритого моржа. Уже хмельной и смертельно бледный, он, очевидно, потрясенный до глубины души этим излишеством свинства, стал что есть силы и буквально со слезами кричать одно из русских слов, ему известных:
- Много! Многоо! Многоо!"
Литература,
Много,
Революция,
Прошлое,
Россия