Протест как кризис воли
Сейчас модно протестовать. Я человек мирный, за что меня порой обвиняют. Мне непонятно, почему я должна кого-то активно не любить, ходить на митинги и верить в то, что он (они) - виновники всех бед в стране и городе. Спорю о политике редко, так как знаю: достаточно двух-трех нейтральных (не в защиту "плохих дядек") слов, чтобы в тебя полетели тапки, а то и что-нибудь похуже. Столь же нейтральный муж в дискуссиях участие принимает; они горячи, он ходит, обвешанный тапками и пр.
А вчера прочитала у любимого мною Ролло Мэя. Книга писана в 1969 году:
В процессе кризиса воли мы наблюдаем дилемму протеста. Когда я спрашивал у некоторых преподавателей, каково отношение студентов в их учебных заведениях к войне во Вьетнаме, они отвечали, что разделение, скорее, было не на тех, кто "за" и кто "против" в отношении войны, а на протестующих, с одной стороны, и протестующих против тех, кто протестует с другой. Протест является отчасти конструктивным, так как сохраняет некое подобие воли, утверждая ее через отрицание, я знаю против чего я, даже если я и не могу конкретно сказать за что я. Действительно, способность ребенка двух-трех лет занимать отрицательную позицию относительно своих родителей очень важна как начало человеческой воли. Но если воля остается сугубо протестующей, она сохраняет свою зависимость от того, против чего она протестует. Протест - это наполовину развившаяся воля.
Зависимый, как ребенок от родителей, он (протест - k.) черпает свою силу у своего врага. Это постепенно лишает волю ее сути; вы всегда остаетесь тенью вашего противника, ожидая, когда он сделает ход, чтобы сделать ход самому. Рано или поздно ваша воля опустошится, и тогда, возможно, вы будете вынуждены отступить к другой линии защиты.Эта следующая защита является проекцией вины. Примеры мы находим в каждой войне. Во Вьетнамской войне, например, госсекретарь Раск и администрация обвиняли в эскалации отношений Вьет-Конг, а Вьет-Конг - обвинял Раска и администрацию. Лицемерная уверенность в своей правоте, обретаемая посредством такого обвинения другого, дает временное удовлетворение. Но, помимо очевидного грубого упрощения нашей исторической ситуации, мы платим и намного более серьезную цену за такое самоуспокоение. Мы молчаливо отдаем право принимать решение нашему противнику.Обвинение врага подразумевает, что он, а не мы, имеет свободу выбора и действия, а мы можем только отвечать ему. …В конечном счете мы, вопреки своим намерениям, отдаем ему все карты.Таким образом активность воли все больше сводится к тавтологичным повторам и в конце концов переходит в апатию».
(Ролло Мэй, "Любовь и воля")