Война на Донбассе продолжается шесть месяцев. Только по официальным данным ООН, за это время в регионе погибли более 3,6 тыс. человек, более 500 тыс. выехали. Одним из первых активное участие в обороне Украины от российских вооруженных наемников и сепаратистов, которые их поддерживают, берет украинский Добровольческий корпус «Правый сектор», двое лидеров которого осенью были избраны народными депутатами Украины. Еще в начале лета ряды националистов-добровольцев пополнил Алексей Бык. До войны он работал журналистом «Главкома».
На сайте Правого сектора указаны счета для пожертвований. Какие еще способы самофинансирования вы используете?
Кроме официального счета, у нас есть неофициальные источники. Многое получаем через личные связи. Люди просто передают наличные или какие-то необходимые вещи проводнике. Очень многие делают волонтеры. Сейчас в Киеве стоят возле супермаркетов несколько точек Правого сектора, собираем помощь на АТО. Эти ящики у нас всегда опечатаны. Когда их привозят, при свидетелях открываются, составляется соответствующий акт об этом, вписываем собранную сумму в акты, а потом деньги идут на нужды батальона. Волонтеры помогают всем: от еды до одежды, тепловизорами, например.
Или достаточно тех же тепловизоров, ведь эта вещь далеко не дешевая?
Их всегда мало, но сейчас на каждую боевую точку есть по крайней мере один тепловизор, ночник (прибор ночного видения - «Главком»), или то и другое. Волонтеры помогли нам с защитной форме, которую не видит тепловизор.
В сравнении с армией у нас поставки вполне нормальное. Очень часто продукты или алкоголь вымениваем на боеприпасы или оружие. Я знаю случаи, когда человек выменяла трофейный автомат на 2 блока сигарет Marlboro. Были случаи, когда автомат меняли на 7 литров спирта. Как говорят, ложка дорога к обеду. Чего воякам сейчас не хватает, можешь им дать, выменять, и получишь еще 1 единицу оружия.
Какое количество бойцов «Правого сектора сейчас участвуют в войне?
Если мне не изменяет память, у нас 11 батальонов. Из них 10 резервных и 1 на передовой. В основном в каждом батальоне около 500 бойцов. Сколько точно, никто вам не скажет. Кто-то приезжает, кто уезжает, мы же не армия. Кроме того, многие члены «Правого сектора» воюют в «Айдаре», «Азове», «Донбассе», очень много наших ребят в «Днепр-1». В 5-м отдельном батальоне добровольческого корпуса «Правого сектора», к которому я принадлежу, где-то до 500 человек есть.
Батальоны «Правого сектора» не имеют легального статуса в Украине. Как сейчас приобретаете себе оружие, хватает ли ее?
Оружия всегда не хватает. Если бы хватало оружия для всех, у нас был бы не один батальон на передовой, а все, которые есть. Оружия у нас на самом деле нет. Добываем мы ее всеми возможными способами. Это преступление уголовный, но я не побоюсь этого говорить, если завтра человек предложит купить мне ствол, то я его возьму и поеду с ним воевать потому, что это плюс одна боевая единица. Я не пожалею на это денег, или возьму их у Яроша. Он, кстати, сам говорил, что мы покупаем оружие на черном рынке, если есть такая возможность. Раньше основными источниками поставок оружия у нас были трофеи. А сейчас, поскольку идет окопная война, преимущественно артиллерии, то трофеев резко поубавилось. Ты же не побежишь за километр на вражескую позицию смотреть, попал, а потом если так, то что-то собирать. Больше всего с оружием нам помогают солдаты, регулярная армия. Я не буду называть номера частей, но в них всегда есть «неучтёнка». Например, погиб человек, а в документах пишут, что оружие на месте гибели не найдено. Пишут, что забрал враг. На самом деле приносят и отдают нам, условно говоря. Если есть возможность, списывают. Пишут, что, мол, враг попал в склад боеприпасов. Один командир одного из подразделений регулярной армии за эту войну «списал» уже где-то полтысячи автоматов. Не только нам, другим добровольческим батальонам это оружие также идет.
С боеприпасами проще. На войне ты никогда не посчитаешь, сколько солдат отстрелял патронов, сколько бросил гранат, поэтому, обычно, они частенько помогают. Я уже говорил, что мы как цыгане. Второго августа день ВДВ. «Правосеки» собираются и едут в десантную часть какую-нибудь, поют пару песен про «Черный тюльпан», батальонную разведку и «голубые береты», после чего везут на КамАх боеприпасы.
То есть военные нарушают закон, отдавая собственное оружие?
Насколько я понимаю, это оружие происходит со складов, которые еще остались с Советский времен. Этого оружия чрезвычайно много. Патроны не являются дефицитом. Никто не считает, сколько ночью я отстрелял,10 рожков, или 8, или 5.
Неужели никто не знает, сколько оружия на складах, почему она не на учете?
Про склады я не скажу. Скажу лишь без лишней скромности, что воины очень уважают «правосеков». Одно то, что они нас вооружают, обходя официальные структуры, рискуя попасть под уголовную ответственность уже свидетельствует о том, что они нам респекты и «уважухи» раздают.
Был такой случай, пошел слух, что всех собираются выводить из донецкого аэропорта, как нам сказали военные, был такой приказ. Кажется, это было в конце августа, или начале сентября. Мы сидели в Песках (село под Донецком, - «Главком»), реально были на чемоданах, но «Днепр-1» и наши отказались выходить из аэропорта. Военные также остались. Они сказали, что если «правосеки» не идут, то и мы не пойдем.
В «Правом секторе» всегда было негативное отношение к главе МВД Арсена Авакова, который после формирования нового правительства остался на своей должности. Теперь он вас уже устраивает?
Скажу так. Мы сейчас воюем на Донбассе, а Аваков и его менты сдали в регионе все города.
Но это началось еще за Захарченко, Аваков не назначал на должности милиционеров, которые изменили присяге.
Когда захватывали город за городом, тогда уже Аваков был. Наливайченко, кстати, также должен отвечать, потому что он тогда был председателем СБУ, а управление СБУ тогда так же свободно захватывали боевики. К Авакова отношение достаточно негативное, так же как и, кстати, к Порошенко. По моим наблюдениям и общению с собратьями, их у нас не любят. Если бы у нас сейчас не было войны, то им обоим сейчас было немножко страшно. Потому, что сейчас такое большое количество обстрелянных, ребят, понюхавших пороху. «Правый сектор» боятся, не хотят давать легальный статус потому, что понимают, что кто-кто, а «правосеки» оружие не вернут. Их не испугаешь ничем, ни тюрьмой, ни другими наказаниями.
Или продолжает «Правый сектор» настаивать на легализации своих вооруженных формирований, на каких условиях она возможна?
Ходят слухи, что якобы при СБУ будет создаваться батальон, в который войдут не только «правосеки», а и другие добровольцы, если иметь желание. Много людей воюют в милицейских батальонах сейчас, но не очень этого хотят. Нам предлагали стать милицейским батальоном, но учитывая непопулярность такого решения в среде Правого сектора, от этого решили отказаться. Мне лично этот легальный статус не нужен. Я вообще, когда ехал на эту войну, все покупал себе сам. То есть я еще деньги плачу, чтобы защищать Родину. Если бы я шел по статусу, я бы пошел к Национальной гвардии, в какой-то милицейский батальон вроде «Киев-1». Аваков не случайно создает батальоны при МВД, бывший «Беркут», внутренние войска в нем, чтобы ему было что противопоставлять («Правому сектору» - «Главком»). Правда, их боеспособность вызывает определенное сомнение. Это все (батальоны, созданные Аваковым, - «Главком») - «питомник» для сыночков Порошенко, Авакова и других
А с другой стороны говорят, что батальоны «Днепр-1», «Днепр-2», тот же «Правый сектор» - формирование Коломойского. В чем тогда между вами разница?
Связывать можно что угодно. Поверьте мне, в отношениях «Правого сектора» и Коломойского не все так радужно, как пишут тролли в Интернете. Почему начали такую связь забрасывать? Да потому, что как только началась война, «Правый сектор» выразил желание воевать, а Коломойский выразил желание защищать Днепропетровскую область. Сошлись интересы. Он не то, что финансировал. Так, немного помог материально какими-то вещами, топливом, на областном уровне поддержку оказал. «Правый сектор», «Днепр-1» и «Днепр-2» удержали Днепропетровскую область от продвижения сепаратистов, на том наши дороги разошлись. Я знаю, что пару «бусиков» приватовских инкассаторских ездят в «Днепр-1». Относительно батальонов «Днепр», то у них все «ок» с вооружением, у них гораздо меньше проблем, чем у нас, потому что они официальные. Нам такой видимой регулярной помощи от него нет. К Коломоського относятся по-разному. Положительное и отрицательное в соотношении, может, 50 на 50. Я лично не очень поддерживаю Коломойского, как и Авакова... В том смысле, что после войны он будет контролировать пару батальонов, контролировать несколько областей...
По статусу. Один из моих собратьев сейчас в больнице с ранением. Записали, что он получил ранение из-за неосторожного обращения с оружием. И ни слова о том, что он был на войне, нет. Конечно, все бы хотели иметь легальный статус, чтобы были какие-то гарантии, чтобы детям, родителям какая-то помощь была минимальная. С легальным статусом все продвигается очень туго. Нам предлагали идти под милицию. По очевидным причинам мы туда не хотим. В «Правом секторе» очень много людей, которые имеют не безупречное прошлое. То есть много политрепрессированных, футбольных ультрас, у которых куча проблем с законом. Это первая причина. Вторая заключается в том, что согласиться идти в милицию, это согласиться, чтобы нас всех пассионариев, патриотов, которые готовы к настоящим действиям для изменения этого государства, переписали. Как вы думаете, как воспользуется этими списками «ментура»? Я объясню. Как только начнется новый Майдан, до этих всех людей придут менты, возьмут под руки. У каждого найдут килограмм героина, арсенал оружия, и все они дружно отправятся на Лукьяновку (киевский СИЗО, - «Главком»), условно говоря. Революция будет подавлена. Поэтому мы и не хотим позволять ментам составлять списки людей которые хотят защищать Родину.
Зато один из лидеров УНСО Игорь Мазур не боится раскрывать данные своих ребят, поскольку недавно объявил о формировании батальона УНСО, согласившись войти в структуры Минобороны.
Очень много было Унсовцев в «Айдаре» в самом начале войны. Но потом, когда в «Айдаре» было очень много жертв, то я имел разговор с лидерами УНСО, которые сказали, что командование не бережет людей, поэтому их надо оттуда забирать. Насколько я знаю, с «Айдара» много Унсовцев поехали, если не все. Вот после этого они создают свой собственный батальон. Здесь каждый делает собственный выбор. УНСО хочет официального статуса и легализации, «Правый сектор» (5-й батальон, вся наша структура создана на основе «Тризуба», есть такие обычные беспартийные как я) не хочет этого.
В Верховной Раде собираются создать группу «Укроп». Бойцы возлагают надежды на свое лобби в Раде?
Нет. До многих комбатов, которые попали в Раду очень предвзятое отношение, и для этого есть определенные основания.
Кого именно имеете в виду?
Например, Семен Семенченко. Даже в самом батальоне «Донбасс» о нем мнения очень неоднозначные. Их группа разведроты располагалась у нас на базе. Так вот, мой собрат рассказал, что из 47 их людей всего двое вышло из Иловайского котла. Все очень ждут Семенченко в батальоне, чтобы поинтересоваться, как так произошло? Может это отдельные случаи, не могу говорить про всю картину (отношение к Семенченко - «Главком»), ибо знаю всего нескольких людей оттуда, но так или иначе Иловайский котел - серьезный удар по репутации Семенченко. К этому можно добавить все истории о Семенченко, и крымское его прошлое, и донецкое, все это бонусов ему не прибавило.
Или задерживали бойцы «Правого сектора» вооруженных сепаратистов и наемников? Если так, то почему не показываете пленных?
Сепаратистов задерживали много. На нашей базе в подвале даже было небольшое Гуантанамо. Там есть карцер, где сидели сепаратисты. Обычно их было 10-15 человек, когда больше, когда меньше. Питались они так же, как и мы. Другое дело, что мы их «яростно» пытали: заставляли хором петь гимн Украины, создали народный хор имени Вовы Х...ла. В 7:30 утра мы их выводили, они выстраивались и пели. Пленные выполняли какие-то хозяйственные работы, и к ним обращались «Слава Украине!», они должны были отвечать «Героям слава!», «Смерть москалям!», «Украина превыше всего!» все как должно быть. Они учили декалог украинского националиста, 10 заповедей, а потом утром сдавали экзамен по декалога. Мы из них воспитывали людей. Само собой, на допросах они много рассказывают, но прикол в том, что их количество мы светить не можем по объективным причинам. Были у нас такие случаи, например, когда мы допрашиваем боевика, сдаем его Службе безопасности, а затем снова берем в плен. Если мы засветим, что он у нас в плену, его сразу выкупают. А сейчас у нас в плену несколько сепаратистов, мы коллекционируем их для дальнейшего обмена. Случалось и такое, что мы их сдаем СБУ, а потом оказывается, что они граждане России.
Но если вы никого не показываете общественности, какие доказательства того, что это российские наемники?
По факту у нас идет война. И по законам военного времени их нужно расстреливать на месте. То есть допросили, расстреляли. Но учитывая, что официально у нас войны нет, расстреливать людей также преступление. Удерживать в плену и допрашивать - также преступление. То, что я сейчас говорю, - это криминал. Вы должны понимать, что мы все - это организованная преступная группировка с оружием в руках. Нам всем пожизненное (заключение) светит, всем, кто приехал туда (на передовую), взял автомат в руки, выстрелил в сторону врага.
В каких условиях вы живете?
Наша база находится на границе с Донецкой областью, 120-130 км от Донецка, это заброшенный пионерский лагерь. А на передовой в Песках - это пустые дома. Мы занимаем те, которые нам подходят позиционно. Первый критерий выбора точки - это укрытие, например, наличие подвала. Было такое, медгруппа поселилась в подвальчике, дом с миномету разрушили, а подвал остался невредимым.
Как к вам относятся местные?
Чтобы это понять, нужно посмотреть на результат Яроша на последних парламентских выборах. Он баллотировался в Покровском, никакой агитации не вел, нацепил лишь пару бигбордов и все. Выиграл.
Трудно плохо относиться к людям, которые имеют оружие. Даже если кто и не любит «провосеков», то он не очень это афиширует. Обычные люди относятся к нам чем дальше, тем лучше.
Не кажется ли вам парадоксальным тот факт, что на округе №39 выиграл Ярош, зато практически на всей Днепропетровщине выиграли бывшие соратники Януковича, которые и до сих пор не считают Россию врагом.
Так. Это то, что иногда доводит меня до отчаяния. Люди не понимают, что произошло. Если «Оппозиционный блок», в который входят люди, которые способствовали войне и аннексии Крыма, проходит в парламент, а партия, которая ведет войну за территориальную целостность Украины, не проходит в парламент («Правый сектор»), это реально свидетельствует о том, что наши люди, мягко говоря, недалекие.
То есть недалекие люди проголосовали за Яроша на выборах?
Там, где люди видели, что такое «Правый сектор», там где Ярош баллотировался, его знают. Поэтому он и выиграл.
Вы не допускаете, что лидер «Правого сектора» выиграл потому, что так захотелось Игорю Коломыйском?
На этом округе было понятно, что никаких фальсификаций не будет. Здесь невозможно неких «титушок» привозить, участки отжимать.
Кому подчиняются бойцы «Правого сектора», когда Дмитрий Ярош работает в Верховной Раде?
Комбата с позывным Черный. Он баллотировался по одному из округов, но не прошел. Кроме этого у нас есть командир корпуса, член провода с позывным Летчик.
Как происходит координация с военным руководством?
Мы выполняем задачи и держим участок фронта, которую мы можем держать. Любые действия согласовываются с военным руководством. Это даже с целью выживания нужно делать. Если мы начнем заниматься самодеятельностью, может что-то прилететь. Была такая история. Сидим мы в Песках «на хате», даже не на передовой. И здесь между нашими домами, где мы базируемся, и передовой кто-то начинает нашим ребятам на передовой в спину стрелять. Они нам по рации говорят, что здесь кто-то над головами валит, мол, пойдите, посмотрите. Мы с побратимом среди ночи срываемся, идем через все огороды, заборы, начинаем искать, откуда стрельба идет. Вот находим двор, из которого ведется стрельба, но зайти туда не можем, потому что нужно лезть через забор. Если это сделаем, то нас услышат, увидят и убьют. Поэтому мы просто обошли с другой стороны и стрельба прекратилась. Здесь мы понимаем, что они начинают убегать. Садимся над дорогой, и видим, выходят двое людей. Мы их решаем не валить, а брать. Они идут в 20 метрах от нас в полный рост и нас не видят. Очередь над головой, воскликнули «оружие на землю!». Им повезло. Собрат выстрелил над головой и дальше держит их на прицеле. Тут же моментально они бросают оружие и держат руки вверх. Если бы они не бросили оружие на землю, то полегли бы. Оказалось, что это пацаны с одного из воинских подразделений. Они решили пойти и поискать какую-то новую позицию. Якобы нашли позицию, начали стрелять в направлении сепаратистов, но не учли нашу позицию на фланге. Реально мог бы быть дружественный огонь. Они могли у нашего попасть, а мы могли их положить.
Но это как раз яркий пример того, что координации недостаточно.
Весь военный опыт, все, что мы знаем о войне, добыто кровью. Есть простое правило: если ты лежишь на позиции и ведешь стрельбу, то после автоматной очереди меняешь позицию потому, что сейчас что-то прилетит.
Понятно, что от ошибок не застрахован никто. Координация на уровне руководителей ведется, но от самодеятельности не застрахован никто
http://glavcom.ua/articles/24944.html