Не время для примирения и согласия
В постсоветские годы, кои звать уже впору долгими, общество России то и дело приглашают к примирению и согласию. Подразумевалось, что примирение - это симпатия к другим поверх идейных различий, приводящая к согласию по некоей сумме непротиворечивых взглядов и ценностей. Или наоборот, согласие - это какая-то конвергенция взглядов и ценностей, ведущая к примирению.
На деле всё оказалось труднее и лукавее. Во-первых, когда приглашавшие к примирению и согласию говорили: «Мы не делим общество на красных и белых!» - под белыми отчего-то подразумевали отнюдь не русских патриотов. Многие из тех и сами в обвале 90-х искали общее с патриотами советскими, иногда просвещая последних, а порою в отчаянии отпадая от собственного кредо. Нет, отмыть добела пытались, главным образом, советских либералов, большей частью отнюдь не стремившихся к примирению с иными, какого бы извода охранительно-патриотических ценностей те ни держались.
Русские в 90-е были в массе вымотаны и ошеломлены до полной невосприимчивости к идеологемам и лишь о том и мечтали, чтобы хоть какие обещания лучшего не оказались обманом. Воспоминание о пестроте идей и «движей» не должно морочить: лишь немногие в том обвале обрели хоть сколько-то связное гражданское мировоззрение, отличное от советских и подсоветских суеверий. И в это время измождённых русских, с присловьем про «неразделение на красных и белых», призывали к примирению и согласию с циниками и русоедами, видевшими себя на коне и считавшими, что Россия, в общем, движется в правильном направлении. Ключевая идеологическая коллизия 90-х: спор тех, кто полагал, что «так с людьми и Россией можно», со считавшими, что «так с людьми и Россией нельзя». Последним слóва старались не давать, если оно было умным.
Справедливости ради, признаем, что в потёмках заплутали все.
Либералы далеко не управляли стихией распада и один за другим осознавали, что «всё-таки не туда» и «так нельзя». И далеко не все из них оказались в выигрыше: множество людей, по советскому невежеству тогда причислявшихся к «белым», пострадало точно так же, как и те, кого они клеймили «совками» и «красно-коричневыми». Причём среди заклеймённых оказались и настоящие белые: вот уж кого герои момента ненавидели не меньше, чем засоветскую размазню, так это употреблявших слово «русский» в положительном контексте и без советских нахлобучек или национальных подложечек. Что уж пояснять, сколь широко среди персонажей, щебетавших о «новой России» (но говоря не «русский флаг», а «триколор»), преобладали левые черты: от беспощадного и бесстыдного большевистского максимализма до розового суедушия.
Те же, кто справедливо полагал, что «так с людьми и Россией нельзя», в большинстве не видели за деревьями леса. Им не хотелось верить, что распад советской системы предуготовлен не отдельными злодеями в СССР и за его пределами, а явился трудноизбежным следствием всего движения России по советской траектории. (По сей день истерика по адресу тех, кто «развалил СССР», только уводит в сторону от вопроса, какие общественные формы можно было противопоставить разложению и почему ничего из этого не было сделано).
Многие отчаялись тогда и допускали, что за случившимся с начала перестройки могут последовать и вовсе апокалипсические события, - но среди живших надеждой мало кто готов был согласиться с печальным предсказанием, что «наведение порядка», кто бы за него ни взялся, может растянуться на десятилетия. Русским не хотелось верить, что выход из обвала не получится быстрым, ибо советская система отнюдь не оставила воспроизводимого впредь образца жизнеспособного порядка, ибо аномия, социальное невежество и тотальное маргинальство - следствия не нескольких лет «катастройки», а всего советского века. (Заметим, досоветские институты и порядки можно было в целом воспроизвести и в 20-30-е годы, и в послевоенное десятилетие. Сегодня дореволюционный русский опыт, например, во многих областях управления, образования, права, является нам актуальным, а вершины его - недостижимыми).
Разве что в понимании глубины корней творившегося (нечастом по сей день) немногочисленные белые 90-х находили общее с иными либералами - хотя к выводам всё больше приходили противоположным.
* * *
Часть 1. Часть2. Часть 3.