На изучение говорильни уходит на порядок больше времени
Разоблачать многочасовый поток сознания в аудио- и видеоформате - намного более трудная задача, чем в текстовом. На изучение говорильни уходит на порядок больше времени, чем на чтение текста аналогичной содержательности; видеоролики нельзя просмотреть «по диагонали», чтобы уловить дискурсивные аттракторы, в роликах не работает поисковик по фразам. Если русское интеллектуальное сопротивление ещё возможно в противодействии отравленным текстам, то против «лома» аудиовизуального вторжения у нас уже нет приёма. И даже в пределах «текстовой вселенной» нас ведут к менее удобным площадкам навроде полностью ведомых спецслужбами «Фейсбука» и «Контакта», в которых тяжело исследовать историю какого-то рупора по архивам и, в частности, отследить дискурсивные аттракторы и взаимодействие внутри диверсионных групп. Пресловутое «отмирание ЖЖ» (точнее, миграция информационной жизни на другие платформы) - это искусственный процесс, запущенный теми самыми силами, которые воспользовались этой площадкой в период её расцвета для организации катастрофы 2014 г., а теперь её же и добивают, поскольку оставшаяся на этой площадке публика уже не такая наивная. Основную массу диверсанты уже обработали и пересадили на ролики, теперь можно травить её Ютубом.
Тем не менее, мы не должны давать противнику возможность всякий раз навязывать нам удобное ему поле боя, и если есть шанс сохранить здоровую площадку русской мысли на текстовых ресурсах, то там и надо стоять. Что же можно предложить для оздоровления, основываясь на нашем опыте в ЖЖ?
* * *
Первое и самое главное - это постоянная интеллектуальная работа в рамках стратегического анализа для достоверного определения и формулирования русских национальных интересов, для нахождения оптимальной стратегии их реализации. Не полагаться на авторитеты и не повторять расхожие «мудрости», но самим смотреть на происходящее и, если есть сомнения, копать и копать глубже. Как и во всяком процессе познания, универсальных критериев достаточности анализа, когда можно переходить к деятельному этапу «Что тут думать? Прыгать надо!», нет и не будет: в каждой ситуации будет своя совокупность критериев.
Кроме того, в данном журнале уже неоднократно предпринимались попытки подступиться к многогранной проблеме, связанной с оценкой качества стратегического анализа, проведённого кем-то другим, но и тогда выходило, что не будет никакого универсального критерия, указывающего на состоятельность или несостоятельность стратегического анализа (или его видимости), предлагаемого тем или иным источником дискурса. Каждый набор сформулированных критериев можно рано или поздно обойти. Даже в случае самого добросовестного и квалифицированного подхода это будет процесс, постоянно включающий в рассмотрение новые данные и пересматривающий при необходимости прежние модели реальности.
Например, в рассматриваемой нами диверсионной группе нацдемовских идеологов-галковцев разные представители по-разному имитировали стратегический анализ. Лучше всего это удаётся Деволу, заранее ограничивающему рамки текущего рассмотрения нужным кругом вопросов и удерживающего читателя в этих рамках с помощью эмоционального воздействия либо запредельного хамства. Уже внутри заданных им строгих рамок рассмотрения опровергнуть его чаще всего невозможно (проблема - в задании самих рамок). Хуже - Галковскому, который «берёт» аудиторию «подсвечиванием» выгодных ему фактов и ограничивается конструированием модели только вокруг них. Правда, у него есть преимущество по сравнению с Деволом: Галковский парит на высоте птичьего полёта и почти не опускается до конкретики, в которой его можно было бы «прищучить», зато оставляет в текстах закладочки, позволяющие в случае чего развернуть мысль в любую сторону. Как он выкручивался в случае серьёзной критики, я не знаю, потому что за исследованный период не замечал в его журнале по-настоящему серьёзных оппонентов, с которыми бы Галковский вступал в дискуссию (похоже, действительно фундаментальные замечания он попросту игнорировал, что становилось незаметным на фоне обсуждений на много сот реплик). Богемик просто много раз ссылается на «цивилизованный» опыт и призывает повторить, выскальзывая из любого содержательного обсуждения. «Пионер» излагает пролетарские «агитки Бедного Демьяна», даже не пытаясь изобразить глубину, и, если что, включает «жадную торговку» или напускает на оппонента троллей из группы Макса Михайленко.
Но как бы мы ни раскритиковали отдельно взятый манипулятивный приём какого-то автора после того, как их грязное дело сделано, спасением это не будет, потому что кураторы подберут нового автора с новым обманным приёмом, и так до бесконечности. Необходимо умение выявлять несостоятельность их дискурса уже в момент первичного озвучивания, вступая с ними в диалог и убеждаясь в недобросовестности. В этом случае мы ещё на ранней стадии той или иной мистификации сможем избавиться от опасного наваждения, научимся правильно думать и окажемся в большей степени защищены от обмана, принимая, в то же время, во внимание содержащееся в обманном дискурсе рациональное зерно.
Например, мне в середине 2000-х несколько раз присылали ссылки на записи Галковского, и хотя я не мог не обратить внимание на публицистическую эффектность и яркий образный стиль автора, привлекавшие несведущих хомячков, меня с самого начала оттолкнула тенденция к манипулированию читателями и чётко выраженная ненаучность, подмена настоящего анализа давлением на эмоции. Поэтому я не особенно знакомился с его конструкциями вплоть до последних лет, когда целый ряд читателей начали упрекать меня в невладении материалом. Должен признать: в самом деле, жаль, что отмеченные выше позитивные стороны наследия Галковского в результате прошли мимо меня и многое пришлось переоткрывать. (Вряд ли я бы «клюнул» на явно обманные векторы его творчества и тогда.) Однако сама ситуация показывает, что манипуляционную закладку в чьём-либо творчестве можно распознать на ранней стадии. Кто знает, может быть, если бы когнитивная сфера вовремя отвергла галковщину, то не развился бы из неё субфрактал отравителей ноосферы!
В рамках стратегического анализа нужно разоблачать конструкции, запускаемые диверсионными группами, показывать действительную подоплёку их дискурса, отделять мимикрирующие высказывания, запущенные в целях внедрения, от собственно дискурсивных аттракторов, ради которых внедряли диверсионную группу. Теория дискурсивных аттракторов даёт инструмент, позволяющий выявить подоплёку деятельности той или иной группы. В частности, это позволяет без обсессии на личности оппонентов рассмотреть пропагандируемые ими смыслы, а во многих ситуациях и показать, что эти самые «личности» - не более чем патентованные проводники-репродукторы, не являющиеся реальными авторами пропагандируемых ими идей, но отрабатывающие пришедший заказ.
Наряду с этим нужно приобрести устойчивость к стилизации, с помощью которой подосланный агент подаёт какому-то сегменту в аудитории сигналы «я свой», втирается в доверие и, пользуясь им, начинает проталкивать безосновательные тезисы. В предыдущей части указано немало признаков нарочитой стилизации, которые должны внушить нам подозрение, но очевидного рецепта, как донести эти подозрения до доверчивой публики, покупающейся на стилизацию больше, чем на рациональные доводы, предложить нельзя. В каждом случае нужно искать свои слабые места.
Кроме того, полезно разобрать типичные технологии вбрасывания и проектной раскрутки источников дискурса либо их перекупки - это позволит быстрее увидеть подвох. Задним числом можно только удивляться, как кукловодам удалось распиарить и навязать в качестве авторитета откровенно слабых авторов, рейтинг которых в ЖЖ явно не соответствует ни их индивидуальному таланту, ни их интеллектуальному и трудовому вкладу в ноосферу, даже если ограничить последнюю рамками «Живого журнала». Эти ниоткуда возникающие анонимные или установленные авторы с регулярной ежедневной активностью, глубина проникновения которых в суть событий никак не отвечает получаемому отклику. Или авторы, редко, но всё равно «слишком» много пишущие на абстрактные общекультурные темы, к которым они явно не могут питать такой эмоциональный интерес, чтобы писать с такой регулярностью бесплатно, в рамках подвижничества. Мурзилки прибегают к групповой взаимораскрутке, внешнее задание которой особенно хорошо видно по очевидно необъективному выставлению рейтингов при характеристике товарищей по раскручиваемой группе по сравнению с внешними представителями. Например, если кто-то назвал Галковского философом раз-другой, это ещё куда ни шло, но постоянное возвеличивание его как философа множеством как бы независимых авторов, многих из которых тот же Галковский регулярно поливает грязью, чтобы не зазнавались, наводит на подозрения.
Безусловно, наша оправданная подозрительность в таких случаях не может служить достаточным поводом для обвинений, но является основанием для попытки установить реальную подоплёку данного автора в режиме диалога. Мурзилки редко когда могут выдержать дискуссию с более или менее сильным собеседником - быстро «плывут» в той или иной форме. Включение ими «жадной торговки» - только одна из технологий, к ним добавляются (в зависимости от ситуации) беспредельное хамство, переход на личности, «оскорблённая невинность», «постановка на место зарвавшегося выскочки», высмеивание, игнорирование и маргинализация оппонента с его принижением вследствие каких-то качеств оппонента, а не его аргументов, приписывание оппоненту оскорбительного либо неадекватного поведения, психических отклонений, науськивание на него более низкоранговых троллей и т. д.
* * *
Довольно надёжным признаком, позволяющим заподозрить работу на той или иной площадке диверсионной группы, являются последовательные действия по расколу управляемого общества через создание в разных его кластерах множественных, противоречащих друг другу образов врага. Технологии поляризации общества крайне разнообразны, однако в крайнем своём воплощении подчинены одной задаче - заставить людей преодолеть моральные и психологические ограничения на применение насилия по отношению к себе подобным. Как только условный Ваня начнёт кидаться на условного Петю, невзирая на свой человеческий облик и страх получить «ответку», - вот тут-то условный Максик и возрадуется. Преодолеть нравственный барьер, ограничивающий насилие, можно только апеллируя к чему-то более значимому и абсолютному, нежели осознанные социальные нормы или инстинктивный страх наказания, - либо абсолютному Добру, либо абсолютному Злу.
Возведение какой-либо ценности в ранг абсолютного Добра - вполне рабочая технология. Это то самое «насилие во имя гуманизма», которое культивировалось в русском обществе во второй половине XIX века. Однако для того, чтобы эта технология сработала, необходимо, чтобы ценности гуманизма уже были достаточно глубоко укоренены в обществе - в противном случае манипуляторам необходимо сперва провести тщательную работу по их культивированию, а это весьма непросто и, главное, занимает некоторое время.
Куда более простыми и действенными являются технологии, связанные с абсолютным Злом, с активизацией подсознательных индивидуальных страхов и групповых фобий. Для этого требуется только создать достаточно убедительный образ экзистенциальной угрозы, которую несёт какой-либо внешний или внутренний по отношению к социальной группе субъект, обладающий или способный обладать рычагами воздействия на данную группу. И совершенно неважно, насколько этот субъект реален в текущий момент времени и насколько реальна исходящая от него угроза. Главное - добиться того, чтобы образ этого врага прочно сидел в умах участников целевой группы и направлял их мысли и действия в нужное манипуляторам русло. А ещё лучше, если этот образ, а точнее антиобраз, станет частью групповой идентичности, маркером разделения на своих и чужих, «Мы» и «Они». Причём «Мы» будет определяться через отрицание «Их» («Мы» - это «не Они»), а «Они» будут восприниматься как стремящиеся поглотить, подавить или вовсе уничтожить «Нас».
Когда Маргарита Симоньян выдала свою знаменитую цитату о «русских фашистах», которые придут к власти в РФ на первых же свободных выборах и непременно «нас повесят», она в точности воспроизвела это разделение и саму по себе технологию воспроизводства собственной групповой идентичности через противопоставление образу внешнего врага. И совершенно неважно, что никаких всамделишных «русских фашистов» Симоньян в реальной жизни не видела! В её голове этот образ вполне реален, реальна и исходящая от него «осязаемая» физическая угроза.
Подсознательный, непроизвольный, плохо управляемый страх - гораздо более действенный механизм преодоления моральных барьеров, чем вера в некую абсолютную ценность. Он не только оправдывает насилие как вынужденную меру, необходимое зло ради утверждения данной ценности, но и делает его желательным, неизбежным, жизненно важным для сохранения своей жизни, личной или групповой идентичности. Если в первом случае насилие ещё может продолжать осознаваться как зло, пусть и зло «во благо», то во втором оно уже перестаёт быть злом вовсе, а становится благом, поводом для гордости и героизма. «Если не убьёшь ты, убьют тебя».
Страх, вызываемый образом экзистенциального врага, будет тем более действенным рычагом манипуляции, чем более непосредственной и устрашающей будет представляться исходящая от него угроза. Враг, который условно «стоит у ворот», заставляет действовать решительнее, чем тот, который только топчется на подступах. Если для Симоньян «русские фашисты» опасны тогда, когда они победят на первых свободных выборах, то есть в некотором отдалённом и небезусловном будущем, то, к примеру, для сторонников оранжевого лагеря в 2004 году приход к власти Януковича и «донецких бандитов», представляемый как нечто категорически недопустимое и чреватое непоправимыми последствиями, угрожал здесь и сейчас и толкал на самые радикальные меры. Надо сказать, что одной только угрозы прихода к власти Януковича для полноценной «мобилизации страха» оказалось недостаточно, и её подкрепляли слухами о якобы прибывшем в Киев «российском спецназе». Во время второго майдана слухов уже оказалось недостаточно, и публике регулярно подбрасывали случаи вполне наглядного насилия, начиная от «звирячого побыття» и заканчивая «неизвестными снайперами». И всё это сдабривалось риторикой про европейские ценности и прогрессивные устремления!
(В современном мире технологии абсолютного Добра и Зла нередко используются одновременно. И даже законченные ублюдки могут твёрдо верить в то, что несут «искры добра» и «делают что-то важное». Тот же Михайленко на полном серьёзе верит, что работает на «правильную сторону истории», и искренне недоумевает, почему в его любимой Америке происходят те же процессы радикализации и поляризации, которые он с таким азартом насаждает на русской земле.)
Для любой социальной группы можно активировать образы внешнего врага в той степени, которая требуется для поляризации общества. Они могут быть совершенно виртуальны, могут вызываться к жизни благодаря исторической памяти или художественной продукции, а могут получать воплощение в каких-либо реальных персонажах информационного пространства, достаточно нелицеприятных и карикатурных, чтобы стать олицетворением чего-то совершенно недопустимого для тех или иных социальных групп, попросту говоря, жупелом. «Эти у власти? Да никогда!».
Собственно, если посмотреть на плеяду раскрученных российских публичных фигур, то складывается ощущение, будто их нарочно подбирали на роль таких вот карикатурных жупелов, да ещё и заставили озвучивать запредельные вещи, причём запредельные не только с точки зрения мировоззрения социальных групп, но и с точки зрения общих представлений о морально допустимом поведении. Отдельные кадры с явными девиациями даже могут наслаждаться выступлениями в образе «крутого подонка», пробивающего общепринятые нормы и правила приличия. Как не вспомнить здесь покойного Доренко или Дмитрия Нагиева на заре карьеры.Правда, это так, попса, что с неё возьмёшь. Но ведь в околополитической сфере всё то же самое! Чего стоят одни только Кунгуров, Сёмин и Пучков - наглядные олицетворения «советской сволочи», как будто списанные с плакатов эпохи раннего большевизма, восхваляющие насилие в советскую эпоху и призывающие к нему в современную! С другой стороны, в качестве жупела для левой публики раскрутили карикатурную Поклонскую. Хотя, конечно, на роль полноценного жупела она не тянет, но вызывать отвращение на культурном уровне вполне себе может. С третьей, в качестве жупела для светской среды выставили коллективного о. Всеволода Чаплина с целой россыпью клонов большей или меньшей степени неадекватности (Дмитрий Энтео, Димитрий Смирнов, etc.) и призывами сжечь мир во имя добродетели. С четвёртой, не меньшим жупелом работают ранговые либерасты а ля Латынина и коллективные «пуси», регулярно привлекаемые к публичным акциям попрания русских символов и ценностей. Ну и в довершение картины на «правом» фланге обретаются коллективные Крылов с Просвирниным и Богемиком, которых не менее регулярно заставляют выступать с какими-то запредельными тезисами, вызывающими у нейтральной аудитории нескрываемое отвращение.
Эти образы не просто создаются с нуля - они выстраиваются в соответствии со сложившимися архетипами, явно или подспудно присутствующими в коллективном подсознании народа и отдельных его социальных групп благодаря исторической памяти или художественной продукции. Проще говоря, они попадают в нерв. Для кого-то в нерв положительный - и тогда условному Богемику его публика готова простить любые крайности только за то, что он предоставляет ей такую желанную картину подлинно насыщенной в культурном плане жизни образованного интеллектуала, к которой немало людей из постсоветской рутины испытывают непреодолимую тягу. Для кого-то в нерв отрицательный, олицетворяя знакомых из истории или литературы персонажей, некогда действительно выступавших в роли источника насилия. Слишком жива ещё в нашем обществе память о недавних трагедиях, чтобы манипуляторы могли воскресить былые страхи с помощью таких вот нехитрых жупелов.
Однако самое отвратительное - даже не наличие таких жупелов, а то, что в их собственных «базовых» группах их запредельная риторика не вызывает никакого отторжения! Иначе можно было бы сказать, что да, есть отдельные подсадные утки, дискредитирующие всё течение, но атмосфера там достаточно здоровая, чтобы подобные манипуляции просекать и избавляться от них. Но увы, у Кунгурова и «Гоблина» огромная аудитория, только аплодирующая их призывам к насилию! Равно как и за коллективными оо. Чаплиным и Ткачёвым ходит вереница шибко одухотворённых поклонниц, готовых не только внимать человеконенавистническим высказываниям «батюшки», но и одёргивать любых его критиков. Ну а о том, как аудитория коллективного Богемика залпом проглатывает его возмутительные пассажи, упакованные в обёртку глубоко вторичного фантазийного эстетства, и говорить не приходится.
Вот и складывается помимо образа врага в лице какого-нибудь распиаренного фрика ещё и представление о том, что этот фрик на самом деле озвучивает истинные стремления конкретной социальной группы и что члены этой группы действительно готовы на деле применять те меры насилия, о которых медийные фрики только разглагольствуют. Тем самым, восприятие угрозы гипертрофируется, соответственно повышая и готовность к якобы «ответным» мерам. А дальше спираль ненависти уже раскручивается сама собой.
Если вновь обратиться к украинскому контексту, то там присутствовавший в обществе подспудный исторический образ бандеровца понадобилось сначала персонифицировать в образе карикатурно злобного пучеглазого Тягнибока (попутно разбавив вариантом мегеры в лице Фарион), вложить им в уста совершенно отмороженные призывы «на гиляку», сформировать ядро сторонников, готовых такие призывы одобрять - и вуаля, жупел готов и может жить собственной жизнью. Для противоположной стороны таким жупелом выступал сначала Янукович, который на ранних этапах своей публичной деятельности пытался имитировать образ жёсткого руководителя советского типа, а затем собирательный «Моторола», идеально попадавший в заранее созданный укропропагандой антиобраз «русского оккупанта».
В совместном спектакле с лицедеями, играющими роль жупела, обязательно задействование лицедеев, играющих в «алармиста». Обычно это весьма крикливые персонажи, обрисовывающие для доверяющей им аудитории все «ужасы», которые якобы наступят вследствие реализации угрозы, и умеющие при этом заходиться в экстазе и передавать иррациональный настрой благодарным слушателям.
Наиболее талантливым артистом этого жанра стоит назвать Кургиняна, который забрызгивакт слюной окружающие объективы, устрашая аудиторию «белогвардейской сволочью» или «власовцами», якобы ещё живых и способных устроить разорение хуже Батыя. (Одновременно Кургинян работает и жупелом для антисоветски настроенной аудитории, но уже менее убедительно.) С антисоветской стороны против Кургиняна на телевизионном уровне давно работает Сванидзе, пугающий возобновлением сталинских репрессий с ближайшей полуночи, а на уровне соцсетей - всевозможные богемики и фильтриусы, стигматизирующие любую попытку выступить адвокатом «советчины» и приравнивающие её к намерению возобновить массовые расстрелы. Так же, как Кургинян умудряется назвать «власовцами» и «колчаковцами» людей, которые родились много позже Власова и Колчака, по признаку принадлежности к далёким от Власова и Колчака идеологиям, так же всевозможные сванидзе в 1996 г. устроили медиавакханалию, приравнивая возможное президентство убеждённого ренегата Зюганова к возобновлению ежовщины и ГУЛАГа.
https://miguel-kud.livejournal.com/271368.html
Тем не менее, мы не должны давать противнику возможность всякий раз навязывать нам удобное ему поле боя, и если есть шанс сохранить здоровую площадку русской мысли на текстовых ресурсах, то там и надо стоять. Что же можно предложить для оздоровления, основываясь на нашем опыте в ЖЖ?
* * *
Первое и самое главное - это постоянная интеллектуальная работа в рамках стратегического анализа для достоверного определения и формулирования русских национальных интересов, для нахождения оптимальной стратегии их реализации. Не полагаться на авторитеты и не повторять расхожие «мудрости», но самим смотреть на происходящее и, если есть сомнения, копать и копать глубже. Как и во всяком процессе познания, универсальных критериев достаточности анализа, когда можно переходить к деятельному этапу «Что тут думать? Прыгать надо!», нет и не будет: в каждой ситуации будет своя совокупность критериев.
Кроме того, в данном журнале уже неоднократно предпринимались попытки подступиться к многогранной проблеме, связанной с оценкой качества стратегического анализа, проведённого кем-то другим, но и тогда выходило, что не будет никакого универсального критерия, указывающего на состоятельность или несостоятельность стратегического анализа (или его видимости), предлагаемого тем или иным источником дискурса. Каждый набор сформулированных критериев можно рано или поздно обойти. Даже в случае самого добросовестного и квалифицированного подхода это будет процесс, постоянно включающий в рассмотрение новые данные и пересматривающий при необходимости прежние модели реальности.
Например, в рассматриваемой нами диверсионной группе нацдемовских идеологов-галковцев разные представители по-разному имитировали стратегический анализ. Лучше всего это удаётся Деволу, заранее ограничивающему рамки текущего рассмотрения нужным кругом вопросов и удерживающего читателя в этих рамках с помощью эмоционального воздействия либо запредельного хамства. Уже внутри заданных им строгих рамок рассмотрения опровергнуть его чаще всего невозможно (проблема - в задании самих рамок). Хуже - Галковскому, который «берёт» аудиторию «подсвечиванием» выгодных ему фактов и ограничивается конструированием модели только вокруг них. Правда, у него есть преимущество по сравнению с Деволом: Галковский парит на высоте птичьего полёта и почти не опускается до конкретики, в которой его можно было бы «прищучить», зато оставляет в текстах закладочки, позволяющие в случае чего развернуть мысль в любую сторону. Как он выкручивался в случае серьёзной критики, я не знаю, потому что за исследованный период не замечал в его журнале по-настоящему серьёзных оппонентов, с которыми бы Галковский вступал в дискуссию (похоже, действительно фундаментальные замечания он попросту игнорировал, что становилось незаметным на фоне обсуждений на много сот реплик). Богемик просто много раз ссылается на «цивилизованный» опыт и призывает повторить, выскальзывая из любого содержательного обсуждения. «Пионер» излагает пролетарские «агитки Бедного Демьяна», даже не пытаясь изобразить глубину, и, если что, включает «жадную торговку» или напускает на оппонента троллей из группы Макса Михайленко.
Но как бы мы ни раскритиковали отдельно взятый манипулятивный приём какого-то автора после того, как их грязное дело сделано, спасением это не будет, потому что кураторы подберут нового автора с новым обманным приёмом, и так до бесконечности. Необходимо умение выявлять несостоятельность их дискурса уже в момент первичного озвучивания, вступая с ними в диалог и убеждаясь в недобросовестности. В этом случае мы ещё на ранней стадии той или иной мистификации сможем избавиться от опасного наваждения, научимся правильно думать и окажемся в большей степени защищены от обмана, принимая, в то же время, во внимание содержащееся в обманном дискурсе рациональное зерно.
Например, мне в середине 2000-х несколько раз присылали ссылки на записи Галковского, и хотя я не мог не обратить внимание на публицистическую эффектность и яркий образный стиль автора, привлекавшие несведущих хомячков, меня с самого начала оттолкнула тенденция к манипулированию читателями и чётко выраженная ненаучность, подмена настоящего анализа давлением на эмоции. Поэтому я не особенно знакомился с его конструкциями вплоть до последних лет, когда целый ряд читателей начали упрекать меня в невладении материалом. Должен признать: в самом деле, жаль, что отмеченные выше позитивные стороны наследия Галковского в результате прошли мимо меня и многое пришлось переоткрывать. (Вряд ли я бы «клюнул» на явно обманные векторы его творчества и тогда.) Однако сама ситуация показывает, что манипуляционную закладку в чьём-либо творчестве можно распознать на ранней стадии. Кто знает, может быть, если бы когнитивная сфера вовремя отвергла галковщину, то не развился бы из неё субфрактал отравителей ноосферы!
В рамках стратегического анализа нужно разоблачать конструкции, запускаемые диверсионными группами, показывать действительную подоплёку их дискурса, отделять мимикрирующие высказывания, запущенные в целях внедрения, от собственно дискурсивных аттракторов, ради которых внедряли диверсионную группу. Теория дискурсивных аттракторов даёт инструмент, позволяющий выявить подоплёку деятельности той или иной группы. В частности, это позволяет без обсессии на личности оппонентов рассмотреть пропагандируемые ими смыслы, а во многих ситуациях и показать, что эти самые «личности» - не более чем патентованные проводники-репродукторы, не являющиеся реальными авторами пропагандируемых ими идей, но отрабатывающие пришедший заказ.
Наряду с этим нужно приобрести устойчивость к стилизации, с помощью которой подосланный агент подаёт какому-то сегменту в аудитории сигналы «я свой», втирается в доверие и, пользуясь им, начинает проталкивать безосновательные тезисы. В предыдущей части указано немало признаков нарочитой стилизации, которые должны внушить нам подозрение, но очевидного рецепта, как донести эти подозрения до доверчивой публики, покупающейся на стилизацию больше, чем на рациональные доводы, предложить нельзя. В каждом случае нужно искать свои слабые места.
Кроме того, полезно разобрать типичные технологии вбрасывания и проектной раскрутки источников дискурса либо их перекупки - это позволит быстрее увидеть подвох. Задним числом можно только удивляться, как кукловодам удалось распиарить и навязать в качестве авторитета откровенно слабых авторов, рейтинг которых в ЖЖ явно не соответствует ни их индивидуальному таланту, ни их интеллектуальному и трудовому вкладу в ноосферу, даже если ограничить последнюю рамками «Живого журнала». Эти ниоткуда возникающие анонимные или установленные авторы с регулярной ежедневной активностью, глубина проникновения которых в суть событий никак не отвечает получаемому отклику. Или авторы, редко, но всё равно «слишком» много пишущие на абстрактные общекультурные темы, к которым они явно не могут питать такой эмоциональный интерес, чтобы писать с такой регулярностью бесплатно, в рамках подвижничества. Мурзилки прибегают к групповой взаимораскрутке, внешнее задание которой особенно хорошо видно по очевидно необъективному выставлению рейтингов при характеристике товарищей по раскручиваемой группе по сравнению с внешними представителями. Например, если кто-то назвал Галковского философом раз-другой, это ещё куда ни шло, но постоянное возвеличивание его как философа множеством как бы независимых авторов, многих из которых тот же Галковский регулярно поливает грязью, чтобы не зазнавались, наводит на подозрения.
Безусловно, наша оправданная подозрительность в таких случаях не может служить достаточным поводом для обвинений, но является основанием для попытки установить реальную подоплёку данного автора в режиме диалога. Мурзилки редко когда могут выдержать дискуссию с более или менее сильным собеседником - быстро «плывут» в той или иной форме. Включение ими «жадной торговки» - только одна из технологий, к ним добавляются (в зависимости от ситуации) беспредельное хамство, переход на личности, «оскорблённая невинность», «постановка на место зарвавшегося выскочки», высмеивание, игнорирование и маргинализация оппонента с его принижением вследствие каких-то качеств оппонента, а не его аргументов, приписывание оппоненту оскорбительного либо неадекватного поведения, психических отклонений, науськивание на него более низкоранговых троллей и т. д.
* * *
Довольно надёжным признаком, позволяющим заподозрить работу на той или иной площадке диверсионной группы, являются последовательные действия по расколу управляемого общества через создание в разных его кластерах множественных, противоречащих друг другу образов врага. Технологии поляризации общества крайне разнообразны, однако в крайнем своём воплощении подчинены одной задаче - заставить людей преодолеть моральные и психологические ограничения на применение насилия по отношению к себе подобным. Как только условный Ваня начнёт кидаться на условного Петю, невзирая на свой человеческий облик и страх получить «ответку», - вот тут-то условный Максик и возрадуется. Преодолеть нравственный барьер, ограничивающий насилие, можно только апеллируя к чему-то более значимому и абсолютному, нежели осознанные социальные нормы или инстинктивный страх наказания, - либо абсолютному Добру, либо абсолютному Злу.
Возведение какой-либо ценности в ранг абсолютного Добра - вполне рабочая технология. Это то самое «насилие во имя гуманизма», которое культивировалось в русском обществе во второй половине XIX века. Однако для того, чтобы эта технология сработала, необходимо, чтобы ценности гуманизма уже были достаточно глубоко укоренены в обществе - в противном случае манипуляторам необходимо сперва провести тщательную работу по их культивированию, а это весьма непросто и, главное, занимает некоторое время.
Куда более простыми и действенными являются технологии, связанные с абсолютным Злом, с активизацией подсознательных индивидуальных страхов и групповых фобий. Для этого требуется только создать достаточно убедительный образ экзистенциальной угрозы, которую несёт какой-либо внешний или внутренний по отношению к социальной группе субъект, обладающий или способный обладать рычагами воздействия на данную группу. И совершенно неважно, насколько этот субъект реален в текущий момент времени и насколько реальна исходящая от него угроза. Главное - добиться того, чтобы образ этого врага прочно сидел в умах участников целевой группы и направлял их мысли и действия в нужное манипуляторам русло. А ещё лучше, если этот образ, а точнее антиобраз, станет частью групповой идентичности, маркером разделения на своих и чужих, «Мы» и «Они». Причём «Мы» будет определяться через отрицание «Их» («Мы» - это «не Они»), а «Они» будут восприниматься как стремящиеся поглотить, подавить или вовсе уничтожить «Нас».
Когда Маргарита Симоньян выдала свою знаменитую цитату о «русских фашистах», которые придут к власти в РФ на первых же свободных выборах и непременно «нас повесят», она в точности воспроизвела это разделение и саму по себе технологию воспроизводства собственной групповой идентичности через противопоставление образу внешнего врага. И совершенно неважно, что никаких всамделишных «русских фашистов» Симоньян в реальной жизни не видела! В её голове этот образ вполне реален, реальна и исходящая от него «осязаемая» физическая угроза.
Подсознательный, непроизвольный, плохо управляемый страх - гораздо более действенный механизм преодоления моральных барьеров, чем вера в некую абсолютную ценность. Он не только оправдывает насилие как вынужденную меру, необходимое зло ради утверждения данной ценности, но и делает его желательным, неизбежным, жизненно важным для сохранения своей жизни, личной или групповой идентичности. Если в первом случае насилие ещё может продолжать осознаваться как зло, пусть и зло «во благо», то во втором оно уже перестаёт быть злом вовсе, а становится благом, поводом для гордости и героизма. «Если не убьёшь ты, убьют тебя».
Страх, вызываемый образом экзистенциального врага, будет тем более действенным рычагом манипуляции, чем более непосредственной и устрашающей будет представляться исходящая от него угроза. Враг, который условно «стоит у ворот», заставляет действовать решительнее, чем тот, который только топчется на подступах. Если для Симоньян «русские фашисты» опасны тогда, когда они победят на первых свободных выборах, то есть в некотором отдалённом и небезусловном будущем, то, к примеру, для сторонников оранжевого лагеря в 2004 году приход к власти Януковича и «донецких бандитов», представляемый как нечто категорически недопустимое и чреватое непоправимыми последствиями, угрожал здесь и сейчас и толкал на самые радикальные меры. Надо сказать, что одной только угрозы прихода к власти Януковича для полноценной «мобилизации страха» оказалось недостаточно, и её подкрепляли слухами о якобы прибывшем в Киев «российском спецназе». Во время второго майдана слухов уже оказалось недостаточно, и публике регулярно подбрасывали случаи вполне наглядного насилия, начиная от «звирячого побыття» и заканчивая «неизвестными снайперами». И всё это сдабривалось риторикой про европейские ценности и прогрессивные устремления!
(В современном мире технологии абсолютного Добра и Зла нередко используются одновременно. И даже законченные ублюдки могут твёрдо верить в то, что несут «искры добра» и «делают что-то важное». Тот же Михайленко на полном серьёзе верит, что работает на «правильную сторону истории», и искренне недоумевает, почему в его любимой Америке происходят те же процессы радикализации и поляризации, которые он с таким азартом насаждает на русской земле.)
Для любой социальной группы можно активировать образы внешнего врага в той степени, которая требуется для поляризации общества. Они могут быть совершенно виртуальны, могут вызываться к жизни благодаря исторической памяти или художественной продукции, а могут получать воплощение в каких-либо реальных персонажах информационного пространства, достаточно нелицеприятных и карикатурных, чтобы стать олицетворением чего-то совершенно недопустимого для тех или иных социальных групп, попросту говоря, жупелом. «Эти у власти? Да никогда!».
Собственно, если посмотреть на плеяду раскрученных российских публичных фигур, то складывается ощущение, будто их нарочно подбирали на роль таких вот карикатурных жупелов, да ещё и заставили озвучивать запредельные вещи, причём запредельные не только с точки зрения мировоззрения социальных групп, но и с точки зрения общих представлений о морально допустимом поведении. Отдельные кадры с явными девиациями даже могут наслаждаться выступлениями в образе «крутого подонка», пробивающего общепринятые нормы и правила приличия. Как не вспомнить здесь покойного Доренко или Дмитрия Нагиева на заре карьеры.Правда, это так, попса, что с неё возьмёшь. Но ведь в околополитической сфере всё то же самое! Чего стоят одни только Кунгуров, Сёмин и Пучков - наглядные олицетворения «советской сволочи», как будто списанные с плакатов эпохи раннего большевизма, восхваляющие насилие в советскую эпоху и призывающие к нему в современную! С другой стороны, в качестве жупела для левой публики раскрутили карикатурную Поклонскую. Хотя, конечно, на роль полноценного жупела она не тянет, но вызывать отвращение на культурном уровне вполне себе может. С третьей, в качестве жупела для светской среды выставили коллективного о. Всеволода Чаплина с целой россыпью клонов большей или меньшей степени неадекватности (Дмитрий Энтео, Димитрий Смирнов, etc.) и призывами сжечь мир во имя добродетели. С четвёртой, не меньшим жупелом работают ранговые либерасты а ля Латынина и коллективные «пуси», регулярно привлекаемые к публичным акциям попрания русских символов и ценностей. Ну и в довершение картины на «правом» фланге обретаются коллективные Крылов с Просвирниным и Богемиком, которых не менее регулярно заставляют выступать с какими-то запредельными тезисами, вызывающими у нейтральной аудитории нескрываемое отвращение.
Эти образы не просто создаются с нуля - они выстраиваются в соответствии со сложившимися архетипами, явно или подспудно присутствующими в коллективном подсознании народа и отдельных его социальных групп благодаря исторической памяти или художественной продукции. Проще говоря, они попадают в нерв. Для кого-то в нерв положительный - и тогда условному Богемику его публика готова простить любые крайности только за то, что он предоставляет ей такую желанную картину подлинно насыщенной в культурном плане жизни образованного интеллектуала, к которой немало людей из постсоветской рутины испытывают непреодолимую тягу. Для кого-то в нерв отрицательный, олицетворяя знакомых из истории или литературы персонажей, некогда действительно выступавших в роли источника насилия. Слишком жива ещё в нашем обществе память о недавних трагедиях, чтобы манипуляторы могли воскресить былые страхи с помощью таких вот нехитрых жупелов.
Однако самое отвратительное - даже не наличие таких жупелов, а то, что в их собственных «базовых» группах их запредельная риторика не вызывает никакого отторжения! Иначе можно было бы сказать, что да, есть отдельные подсадные утки, дискредитирующие всё течение, но атмосфера там достаточно здоровая, чтобы подобные манипуляции просекать и избавляться от них. Но увы, у Кунгурова и «Гоблина» огромная аудитория, только аплодирующая их призывам к насилию! Равно как и за коллективными оо. Чаплиным и Ткачёвым ходит вереница шибко одухотворённых поклонниц, готовых не только внимать человеконенавистническим высказываниям «батюшки», но и одёргивать любых его критиков. Ну а о том, как аудитория коллективного Богемика залпом проглатывает его возмутительные пассажи, упакованные в обёртку глубоко вторичного фантазийного эстетства, и говорить не приходится.
Вот и складывается помимо образа врага в лице какого-нибудь распиаренного фрика ещё и представление о том, что этот фрик на самом деле озвучивает истинные стремления конкретной социальной группы и что члены этой группы действительно готовы на деле применять те меры насилия, о которых медийные фрики только разглагольствуют. Тем самым, восприятие угрозы гипертрофируется, соответственно повышая и готовность к якобы «ответным» мерам. А дальше спираль ненависти уже раскручивается сама собой.
Если вновь обратиться к украинскому контексту, то там присутствовавший в обществе подспудный исторический образ бандеровца понадобилось сначала персонифицировать в образе карикатурно злобного пучеглазого Тягнибока (попутно разбавив вариантом мегеры в лице Фарион), вложить им в уста совершенно отмороженные призывы «на гиляку», сформировать ядро сторонников, готовых такие призывы одобрять - и вуаля, жупел готов и может жить собственной жизнью. Для противоположной стороны таким жупелом выступал сначала Янукович, который на ранних этапах своей публичной деятельности пытался имитировать образ жёсткого руководителя советского типа, а затем собирательный «Моторола», идеально попадавший в заранее созданный укропропагандой антиобраз «русского оккупанта».
В совместном спектакле с лицедеями, играющими роль жупела, обязательно задействование лицедеев, играющих в «алармиста». Обычно это весьма крикливые персонажи, обрисовывающие для доверяющей им аудитории все «ужасы», которые якобы наступят вследствие реализации угрозы, и умеющие при этом заходиться в экстазе и передавать иррациональный настрой благодарным слушателям.
Наиболее талантливым артистом этого жанра стоит назвать Кургиняна, который забрызгивакт слюной окружающие объективы, устрашая аудиторию «белогвардейской сволочью» или «власовцами», якобы ещё живых и способных устроить разорение хуже Батыя. (Одновременно Кургинян работает и жупелом для антисоветски настроенной аудитории, но уже менее убедительно.) С антисоветской стороны против Кургиняна на телевизионном уровне давно работает Сванидзе, пугающий возобновлением сталинских репрессий с ближайшей полуночи, а на уровне соцсетей - всевозможные богемики и фильтриусы, стигматизирующие любую попытку выступить адвокатом «советчины» и приравнивающие её к намерению возобновить массовые расстрелы. Так же, как Кургинян умудряется назвать «власовцами» и «колчаковцами» людей, которые родились много позже Власова и Колчака, по признаку принадлежности к далёким от Власова и Колчака идеологиям, так же всевозможные сванидзе в 1996 г. устроили медиавакханалию, приравнивая возможное президентство убеждённого ренегата Зюганова к возобновлению ежовщины и ГУЛАГа.
https://miguel-kud.livejournal.com/271368.html