Как слишком много клубники (Марта Кетро)
Мне было шестнадцать, и я влюбилась, как… нет, не как кошка, как кошка, это сейчас случается, а тогда я влюбилась, как цветок - круглощёкий пион, поворачивающийся за солнцем, который не умеет ничего, только слегка розоветь, пахнуть и раскрываться, раскрываться, раскрываться, - так, что начинают опадать лепестки.
Солнце моё было старше, а значит, заведомо умней и опытней. Это, знаете ли, отдельная комиссия, - быть умней и опытней шестнадцатилетнего цветка. То есть был ты просто парень, имел право на дурость и выходки, а тут вдруг у тебя на руках оказывается восторженное дитя, и надо соответствовать. Он и соответствовал, как мог, а я ловила каждое слово и отчаянно верила. Скажет он «мне плохо» - и мне черно, скажет «я счастлив» - и я расцветала. Ещё больше, да, до потери лепестков. И старалась всегда делать так, чтобы ему было хорошо, хорошо, хорошо.
Особо подчеркну, что девственность моя оставалась при мне, физическая неискушенность не поддавалась описанию, и всё это «хорошо» помещалось в пределах эмоционального комфорта. Быть милой. Быть сладкой. Быть душистой. И честное слово, это не стоило мне ни малейшего насилия над собой, я и вправду была мила, сладка и душиста - по природе своей.
И вот сидели мы как-то, обнимались, ничто не предвещало, но я на всякий случай с тревогой сверила часы:
- Тебе хорошо?
И он ответил:
- Да. Хорошо… как слишком много клубники…
Я, понятно, затаила дыхание, и он пояснил:
- Очень люблю клубнику. До безумия. Ел бы и ел, килограммами. Но вот приносят с рынка ведро. И она такая лежит, пахнет, ты её ешь, ешь… А потом больше не надо.
- Больше не можешь?
- Нет, почему же, могу. Просто дальше будет не так вкусно. И живот потом заболит. Надо передохнуть.
Я была умненькая и всё поняла. И тем горше мне стало, потому что клубника не может перестать быть клубникой. То есть, может, но тогда уж насовсем. А вот так, чтобы временно перестать быть сладкой и душистой, дать горечи, а потом снова, - нет.
И я не перестала, и случилось у нас всякое, ещё много такого, о чём я рассказать не могу, потому что это история не только моя, но и того человека, которому я до сих пор благодарна за многое, и за науку тоже.
Ну и до сих пор думаю, какой тут может быть выход. Наверное, не следует становиться очень подвижной клубникой, бегать за жертвой и закармливать её собой: попробуй меня! ещё! ещё! я же сладкая! будет хорошо! и ещё лучше! Вот этого - не надо.
Нужно помалкивать, дозировать, быть аккуратной - даже если внутри причитает вечная девичья заплачка: «А почемуууу? Почему нельзя - просто - любить, быть искренней, сладкой, душистой, если я и правда такая, и любви у меня столько - ведро!»
Но любовь - занятие для пары, если представить, что у вас не обед из шести блюд, и не игра, и не война, а, например, танго, станет проще. Нельзя же на нём, на мужчине, виснуть, - чтобы получился танец, придётся дать ему хоть немножечко свободы.
Ах, как говорил мне другой: «она в постели обнимала меня слишком крепко и слишком прижималась - и я не мог с ней ничего толком сделать».
Ах, как говорил мне третий: «я хочу почувствовать её тяжесть, а она переворачивается, как только прикоснусь».
И другие ещё что-то говорили про ветер, про воздух, который должен оставаться между мужчиной и женщиной. Ведь ветер - не пустота, это ещё одна возможность ощутить наполненность пространства.
И всех их я очень внимательно слушала. Но на всякий случай предпочла человека, который не боится, когда клубники слишком много - при условии, что она на него не бросается.
как с меня писали)
Солнце моё было старше, а значит, заведомо умней и опытней. Это, знаете ли, отдельная комиссия, - быть умней и опытней шестнадцатилетнего цветка. То есть был ты просто парень, имел право на дурость и выходки, а тут вдруг у тебя на руках оказывается восторженное дитя, и надо соответствовать. Он и соответствовал, как мог, а я ловила каждое слово и отчаянно верила. Скажет он «мне плохо» - и мне черно, скажет «я счастлив» - и я расцветала. Ещё больше, да, до потери лепестков. И старалась всегда делать так, чтобы ему было хорошо, хорошо, хорошо.
Особо подчеркну, что девственность моя оставалась при мне, физическая неискушенность не поддавалась описанию, и всё это «хорошо» помещалось в пределах эмоционального комфорта. Быть милой. Быть сладкой. Быть душистой. И честное слово, это не стоило мне ни малейшего насилия над собой, я и вправду была мила, сладка и душиста - по природе своей.
И вот сидели мы как-то, обнимались, ничто не предвещало, но я на всякий случай с тревогой сверила часы:
- Тебе хорошо?
И он ответил:
- Да. Хорошо… как слишком много клубники…
Я, понятно, затаила дыхание, и он пояснил:
- Очень люблю клубнику. До безумия. Ел бы и ел, килограммами. Но вот приносят с рынка ведро. И она такая лежит, пахнет, ты её ешь, ешь… А потом больше не надо.
- Больше не можешь?
- Нет, почему же, могу. Просто дальше будет не так вкусно. И живот потом заболит. Надо передохнуть.
Я была умненькая и всё поняла. И тем горше мне стало, потому что клубника не может перестать быть клубникой. То есть, может, но тогда уж насовсем. А вот так, чтобы временно перестать быть сладкой и душистой, дать горечи, а потом снова, - нет.
И я не перестала, и случилось у нас всякое, ещё много такого, о чём я рассказать не могу, потому что это история не только моя, но и того человека, которому я до сих пор благодарна за многое, и за науку тоже.
Ну и до сих пор думаю, какой тут может быть выход. Наверное, не следует становиться очень подвижной клубникой, бегать за жертвой и закармливать её собой: попробуй меня! ещё! ещё! я же сладкая! будет хорошо! и ещё лучше! Вот этого - не надо.
Нужно помалкивать, дозировать, быть аккуратной - даже если внутри причитает вечная девичья заплачка: «А почемуууу? Почему нельзя - просто - любить, быть искренней, сладкой, душистой, если я и правда такая, и любви у меня столько - ведро!»
Но любовь - занятие для пары, если представить, что у вас не обед из шести блюд, и не игра, и не война, а, например, танго, станет проще. Нельзя же на нём, на мужчине, виснуть, - чтобы получился танец, придётся дать ему хоть немножечко свободы.
Ах, как говорил мне другой: «она в постели обнимала меня слишком крепко и слишком прижималась - и я не мог с ней ничего толком сделать».
Ах, как говорил мне третий: «я хочу почувствовать её тяжесть, а она переворачивается, как только прикоснусь».
И другие ещё что-то говорили про ветер, про воздух, который должен оставаться между мужчиной и женщиной. Ведь ветер - не пустота, это ещё одна возможность ощутить наполненность пространства.
И всех их я очень внимательно слушала. Но на всякий случай предпочла человека, который не боится, когда клубники слишком много - при условии, что она на него не бросается.
как с меня писали)