Из окна
Как-то вечером, звонит мне на мобильный Катер и восторженно щебечет: "Мамичка! У нас за окном огоньки летают". "Это фонари, Кать", - говорю я. "Нет, мамичка, три больших белых шарика встают в ряд и летают".
Вот так-то!
Этому окну, конечно, не сто лет, но за пятьдесят уже основательно. Летом оно распахнуто: сиди на широком подоконнике и лопай черешню. Слева айлантус, справа айлантус пополам с виноградной лозой, напротив акация и айва, ни тебе тополей с пухом, ни мрачных кипарисов.
Напротив дом, розовый. В каждом окне по маленькому аквариуму, вместо рыбок - тени на занавесках. А прямо напротив - зловещий балкон. Почерневшее дерево, рассохшиеся рамы. За мутным стеклом что-то зеленеет и слабо мерцает ночами.
Ну и улица в гору поднимается - огоньки гирляндой, только вверх, теперь уже одностороннее движение. А раньше ходил по этой улице паровоз и вроде даже красный с зелёным боком. Вагоны у него были коричневые и дребезжали ровно в пять утра.
За путями ТётьМаринин дом. Там тоже с акациями всё в порядке и тутовник растёт.
Ещё дальше? Новый дом - белый и сахарный днём, розовый и мармеладный вечером.
А ещё дальше - рассвет. Утром, разумеется. Вечером только закатное солнце отражается в стёклах окон розового дома. Мой дом - серый. Но крыша бордовая.
Недавно и немного вправо, за ТётьМарининим домом, построили хрустальный дворец. Днём-то он дом и дом, ну с башенками, такого добра у нас в городе полно, зато ночью! Ночью загораются огоньки хитрой подсветки, дом взлетает в тёмное небо и расцветает полупрозрачным цветком. Когда луне надоедает светить мне в правый глаз, она прячется прямёхонько за остро отточенный шпиль, а дальше (уже не видно, но я-то знаю!) плюхается в тёплое море и облегчённо шипит.
Написано для С.