(no subject)
Когда мне попадается текст, в котором слово "сказал" меняется на слово "сообщил" с тем же значением, я моментально вспоминаю мою любимейшую книжку Крапивина "Мушкетер и фея". Собственно, Крапивина для меня определил именно этот сборник повестей про Джонни Воробьева, более добрых находчивых, невероятно обаятельных героев я не видела долгое время. Ну, и тема "отцов и детей" во всей красе, конечно. Тонкие, легкие повороты сюжета, кажущиеся совершенно естественными.
Это издание 87-ого года, и как раз в том году у мамы на работе детей сотрудников отправили на какую-то жутко далекую книжную ярмарку. Я не помню, где это было, но нас организованно везли на автобусе. Хорошо помню очередь детей, которая стояла за "Муфтой, Полботинком и (трам-пам-пам, не помню) Бородой". До этого я там гуляла в каком-то анабиозе, ничего не помню, а вот включило меня в тот момент, когда стало понятно, что сейчас впереди стоящие дети разберут все книжки. "Муфты..." мне не досталось, и я взяла книгу Крапивина (на тот момент не зная, что это за автор). Спустя непродолжительное время книга пришла в состояние "зачитана до дыр", там еще до сих пор не стерлись винтажные пометки от первого прочтения с карандашом в руке...
- Евгений! - сказал отец, нервно похрустывая пальцами. - Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.
Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: "Что случилось? "
- Да! - продолжал отец. - Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.
- Еще не поздно, - подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.
Необдуманную реплику Джонки оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.
- Совершенно верно, еще не поздно, - сурово и взволнованно произнес отец. - И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.
- Как это? - рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.
- Что значит "как это"? - слегка растерялся родитель. - Ты что, не знаешь, как это делается?
Сын пожал плечами:
- Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?
- Хм! Откуда… Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.
- Про такую ерунду я не читаю, - гордо сказал Джонни.
- Положи книгу! - тонким голосом потребовал отец. - Или я… немедленно выполню свое обещание.
Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.
- Папа, - сказал он снисходительно. - Ничего ты не выполнишь.
- Это почему?
- Ну, во-первых, ты культурный человек… Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес… рев… рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.
- Не твое дело, за что меня ругали, - уязвление откликнулся отец. - А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.
- Конечно, - вежливо согласился Женька. - Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.
Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:
- Ах, не виноват…
- А что я сделал?
- Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что… А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!
- Как?
- Ты посмел сказать ей: "Не ваше дело"!
Джонни вздохнул:
- Не так, папа. Я сказал: "Извините, но мои волосы - это мое дело".
- Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?
- А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!
- "Цепляется"!
- Ну, придирается. Каждый день.
- Потому что твоя прическа ужасна! Ты, наверно, считаешь, что чем длиннее волосы, тем больше геройства? А на самом деле - сначала космы до плеч, потом сигарета в зубах, потом выпивка в подъезде…
- Потом кража, потом колония… - подхватил Джонни. - Это самое Инна Матвеевна и говорила.
- И совершенно справедливо!
- И совершенно глупо, - грустно сказал Джонки.
- Ну, знаешь ли!.. - взвинтился отец, но вспомнил, видимо, что сын считает его культурным человеком. Подумал и сдержанно попросил:
- Хорошо, тогда объясни, зачем тебе твои растрепанные локоны?
- Пожалуйста, - так же сдержанно откликнулся Джонни. - В каникулы будет Неделя детской книги. В Доме пионеров готовят карнавал книжных героев. Я хочу, чтобы у меня был костюм мушкетера. А кто видел мушкетеров со стриженым затылком?
Отец растерянно поскреб подбородок.
- Д-да? Ну… а почему ты не рассказал это Инне Матвеевне?
- Папа… - со вздохом сказал Джонни. - Подумай сам. Что можно объяснить рассерженной женщине?
Это заявление слегка обескуражило Воробьева-старшего. А пока он размышлял, из коридора донесся голос Джонниной мамы:
- Валерий! Иди сюда.
Джоннин папа растерянно глянул на сына и вышел в коридор.
- Валерий! - сказала мама. - Сколько раз я просила не ставить грязную обувь на чистый половик?
- Я не ставил, - мягко ответил папа. - Я только…
- Значит, это я поставила сюда твои ботинки?
- Во-первых, они не грязные, а во-вторых…
- А во-вторых, мне надоело. Я тысячу раз…
Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:
- Но я же пытаюсь объяснить…
- Мне нужны не объяснения, а чистота…
Потом папа с мамой удалились на кухню…
Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.
Для тех, кто не, прочитать можно здесь, хотя лично для меня это как раз тот случай, когда нужно читать книгу, а не монитор.
Это издание 87-ого года, и как раз в том году у мамы на работе детей сотрудников отправили на какую-то жутко далекую книжную ярмарку. Я не помню, где это было, но нас организованно везли на автобусе. Хорошо помню очередь детей, которая стояла за "Муфтой, Полботинком и (трам-пам-пам, не помню) Бородой". До этого я там гуляла в каком-то анабиозе, ничего не помню, а вот включило меня в тот момент, когда стало понятно, что сейчас впереди стоящие дети разберут все книжки. "Муфты..." мне не досталось, и я взяла книгу Крапивина (на тот момент не зная, что это за автор). Спустя непродолжительное время книга пришла в состояние "зачитана до дыр", там еще до сих пор не стерлись винтажные пометки от первого прочтения с карандашом в руке...
- Евгений! - сказал отец, нервно похрустывая пальцами. - Я пришел к выводу, что воспитывал тебя неправильно.
Третьеклассник Воробьев сидел с ногами в кресле и укрывался за пухлой растрепанной книгой. В ответ он слегка приподнял плечо. Это означало вопрос: "Что случилось? "
- Да! - продолжал отец. - Когда ты бывал виноват (а это случалось нередко), я ограничивался беседами. Теперь я понял, что тебя следовало попросту драть.
- Еще не поздно, - подала голос из своей комнаты двоюродная сестра Вера Сергеевна.
Необдуманную реплику Джонки оставил без внимания, а на отца поднял из-за книги левый глаз. С едва заметным любопытством.
- Совершенно верно, еще не поздно, - сурово и взволнованно произнес отец. - И очевидно, в ближайшее время я этим займусь.
- Как это? - рассеянно поинтересовался сын, снова исчезая за книгой.
- Что значит "как это"? - слегка растерялся родитель. - Ты что, не знаешь, как это делается?
Сын пожал плечами:
- Ты же сам сказал, что раньше только беседовал. Откуда мне знать?
- Хм! Откуда… Хотя бы из художественной литературы. Ты читаешь дни и ночи напролет. Даже когда разговариваешь с отцом.
- Про такую ерунду я не читаю, - гордо сказал Джонни.
- Положи книгу! - тонким голосом потребовал отец. - Или я… немедленно выполню свое обещание.
Джонни отложил пухлый том. Обнял согнутые у подбородка колени.
- Папа, - сказал он снисходительно. - Ничего ты не выполнишь.
- Это почему?
- Ну, во-первых, ты культурный человек… Во-вторых, ты не знаешь, как я бегаю. А тебя в ваших рес… рев… рес-таврационных мастерских ругали на собрании, потому что не хочешь сдавать нормы ГТО. Ты сам говорил.
- Не твое дело, за что меня ругали, - уязвление откликнулся отец. - А бегать за тобой я не собираюсь. Побегаешь и сам вернешься.
- Конечно, - вежливо согласился Женька. - Но к тому времени ты остынешь и поймешь, что я ни в чем не виноват.
Отец скрестил руки и в упор глянул на сына. Потом протянул почти ласково:
- Ах, не виноват…
- А что я сделал?
- Ты?.. Сделал?.. Твое поведение!.. О тебе ходят легенды! Ты позволяешь себе черт знает что… А сегодня? Как ты разговаривал с учительницей!
- Как?
- Ты посмел сказать ей: "Не ваше дело"!
Джонни вздохнул:
- Не так, папа. Я сказал: "Извините, но мои волосы - это мое дело".
- Вот-вот! Ты считаешь, что имеешь право так разговаривать с учителями?
- А чего ей надо от моих волос? Даже директор ничего не говорит, а она цепляется!
- "Цепляется"!
- Ну, придирается. Каждый день.
- Потому что твоя прическа ужасна! Ты, наверно, считаешь, что чем длиннее волосы, тем больше геройства? А на самом деле - сначала космы до плеч, потом сигарета в зубах, потом выпивка в подъезде…
- Потом кража, потом колония… - подхватил Джонни. - Это самое Инна Матвеевна и говорила.
- И совершенно справедливо!
- И совершенно глупо, - грустно сказал Джонки.
- Ну, знаешь ли!.. - взвинтился отец, но вспомнил, видимо, что сын считает его культурным человеком. Подумал и сдержанно попросил:
- Хорошо, тогда объясни, зачем тебе твои растрепанные локоны?
- Пожалуйста, - так же сдержанно откликнулся Джонни. - В каникулы будет Неделя детской книги. В Доме пионеров готовят карнавал книжных героев. Я хочу, чтобы у меня был костюм мушкетера. А кто видел мушкетеров со стриженым затылком?
Отец растерянно поскреб подбородок.
- Д-да? Ну… а почему ты не рассказал это Инне Матвеевне?
- Папа… - со вздохом сказал Джонни. - Подумай сам. Что можно объяснить рассерженной женщине?
Это заявление слегка обескуражило Воробьева-старшего. А пока он размышлял, из коридора донесся голос Джонниной мамы:
- Валерий! Иди сюда.
Джоннин папа растерянно глянул на сына и вышел в коридор.
- Валерий! - сказала мама. - Сколько раз я просила не ставить грязную обувь на чистый половик?
- Я не ставил, - мягко ответил папа. - Я только…
- Значит, это я поставила сюда твои ботинки?
- Во-первых, они не грязные, а во-вторых…
- А во-вторых, мне надоело. Я тысячу раз…
Джонни встал и деликатно прикрыл дверь. Он считал неприличным слушать родительские споры. Голоса сделались глуше, и можно было разобрать лишь отдельные фразы:
- Но я же пытаюсь объяснить…
- Мне нужны не объяснения, а чистота…
Потом папа с мамой удалились на кухню…
Через десять минут отец, слегка взволнованный и порозовевший, вернулся в комнату. Кажется, он готов был кое в чем согласиться с сыном. Но сына не было. В опустевшем кресле валялась книга с тремя скрещенными шпагами на облезлом переплете.
Для тех, кто не, прочитать можно здесь, хотя лично для меня это как раз тот случай, когда нужно читать книгу, а не монитор.