Давненько я не писала по Тимофея Дмитриевича.
И напрасно: он нынче в чине, а оттого важен до необычайного - аж дрожь берет. Новая углубленная программа не столько расширила горизонт его довольно умеренных знаний, сколько обогатила лексикон. Самое любимое, а от того и самое употребляемое словечко - «иналогия». По иналогии Фасол делает решительно все: решает примеры, третирует Филю и укладывается спать. Даже чай - и тот заваривает по иналогии - на половину стакана воды, половину стакана сахара, и можно не мешать, потому что ложка все равно не войдет.
А еще, конечно, женщины. Женщины страшно досаждают Тимофею Дмитриевичу, укладываются в штабеля и дарят ластики, в то время как он идет среди них гордый в драных чешках, с пустою головой, забитой никому не понятной иналогией.
Нет, вру.
Третьего дня, явимшись с физры, сообщил «А, Катя хорошая». Весь день мы толкались с бабой Галей у монитора, рассматривая фотографию разлучницы на школьном сайте. Бабе Гале кандидатура понравилась, а по мне так себе: жидковата - мало крови, много воздуха. Я всматривалась в венки, жилки, в кудрявые волосенки у виска, а ночью увидела кошмар: он привел ее, такую укоризненную, в черной школьной жилеточке, посадил на стульчик посреди комнаты и представил - «Катя». И в этом «Катя» было столько неотвратимого, столько чужого, невесть за что навязываемого, что я мгновенно проснулась, влажная и холодная, как подмосковный огурец, две недели скучавший во фруктовнице. Проснулась, попила водицы, и осклабилась: кто-кто, а уж я-то умею.
- Ты наверное, влюбился в Катю, миленький, а оттого мы купим ей что-нибудь хорошенькое на 8 марта.
Из говна горошинку купим. На распродаже.
«Влюбился», для юноши не отягощенного звучит примерно так же, как «каникулы отменили, завтра 5 уроков и доклад», а потому Катя закончилась не начавшись. И не надо возмущаться: я будущая свекровь, а для того чтобы научиться прицельно ссать в борщ имеет смысл начинать тренировки уже сейчас.
К слову, «одобренная мамой кандидатура» тоже уже имеется - Носова.
Огонь-девушка. Как есть огонь. Третьего дня драные чешки отказались фотографировать Носову на «айфот». Весь класс дитятя моя запечатлела, окромя Носовой. И что же? Тысячи других женщин, включая жидкокостную Катю, пошли бы поливать слезами фикус и утираться «Прописью номер 3 «для детей, с углубленным изучением углубленного»». Натурально бы пошли - как есть, стадом. И только Носова, тощая и абсолютно нескладная Носова, доперла, что если у божества есть сменка, то может быть, оно не совсем уж и божество. Так или иначе, гражданка Носова швырнула божественные ботинки в корзину для бумаг, после чего скрылась под сенью плакательного фикуса и показала богам длинный и весьма дерзкий язык.
Вечером Фасол был необычайно печален.
- Вот же лошадь бешенная, - вздыхал он. - И дразнится так обидно… По иналогии я ее побью.
Откровенно говоря, бить ее он собирается вот уже как третью неделю, и все что-то никак. Как девушка, лупившая первоклассника Петухова железным молоковозом, я за судьбу своего чада спокойна: складывается.
Только вот любви Носовой не видать - факт.
Переживаю.
Не столько за божественное, сколько за Носову.
Вот так, бывалоча, пляшешь вокруг, готовишь ужин или рубашку лезвием полосуешь - не важно - важно, что во всем этом красной нитью «привет, вот она я, заметь». А оно сидит дома, грызет чупа-чупс или хлебает виски, и думает «вот же лошадь бешенная скачет». И ведь дурак же полный, а все таки нифига нет тебе места в его иналогии. Ни-фи-га.