События, о которых пойдёт речь в этом рассказе, произошли в сентябре 2006 года. Тогда же и описаны были, прямо в экспедиции. Но долго оставались в полевом дневнике.
Публикуется впервые.
Доброе тебе время! Я снова пишу из Аральской экспедиции. На моей памяти - или на моём счету, что будет вернее отражать суть, эта экспедиция уже шестая по счёту. Не могу сказать определённо и рационально, что именно всякий раз тянет меня в эти края. Однако, до сих пор я пропустил всего одну поездку на Арал, организованную Петром Завьяловым. И то лишь потому, что узнал о ней уже только пост-фактум. Хотя… я прекрасно понимаю, что в тот мартовский авантюрный вояж, совершённый им совместно с Хеди Оберхансли, меня не взяли бы ввиду малого финансирования - это был чистой воды выброс энтузиастов к нашему любимому ултрагалинному Аралу, температура вод которого составляла -2 градуса. Март, весна, Устюрт, раскисшая глина. У каждого свои дела в это время, и не всем суждено побывать на Устюрте.
Особенностью нынешней экспедиции является отсутствие авиаперелётов. То есть мы совершенно не пользуемся самолётным транспортом, чтобы оказаться в Нукусе. В свою очередь, Нукус - это столица Каракалпакии. Для нас это город, расположенный к Аральскому морю особенно близко. Забегая вперёд, скажу, что сегодня нам об этом довольно своеобразно напомнили. Когда мы, спустившись с плато Устюрт, проезжали пост дорожной милиции в районе Кунграда, нас остановил патруль и потребовал от Петра экологический сертификат на машину. Постовой мотивировал это тем, что здесь происходит экологический кризис… «про Аральское море слышали?» Ответный комментарий в том духе, что мы и есть те самые люди, что контролируют ситуацию с Аральским морем, постового не убедил.
Поскольку никакого экологического сертификата у нас не было, гаишники потребовали с машины штраф в размере 10000 сумов. По словам всё того же постового, сертификат стоит 38000 сумов. В итоге торга о размере штрафа, сошлись на сумме в 200 российских рублей. В принципе, для здешнего дорожного постового это довольно большая сумма. С учётом того, что рубль относится к суму как 1:40.
А проезжали мы пост в районе Кунграда на том же замечательном транспортном средстве, на котором 5 дней назад покинули Москву. То есть на УАЗе Петра Олеговича, оснащённом поверх железной крыши мощным каркасным багажником. Между прочим, начав свой путь прямо от парадного входа Института океанологии РАН, сотрудниками которого являемся.
Путешествие от Москвы до Нукуса заняло у нас 5 с половиной суток. Безусловно, в дороге мы встречали умельцев, совершающих это путешествие за трое суток или чуть больше. Но мы проделали этот путь впервые и прежде не были знакомы с топографией дорог в этом направлении дальше Астрахани. Хотя, безусловно, изначально закладывались на трое, максимум четверо суток пути. Из расчёта хороших дорог и быстрого прохождения таможни. Романтики? А были бы скептики, летали бы на самолётах, не изучали бы затерянное в пустынях, исчезающее море и вообще не занимались бы морской наукой. Чтобы творить науку и открывать что-то новое, необходимо верить в лучшее.
Пересечение границ, неизбежное при прохождении на колёсах территории трёх независимых стран, прошло для нашей группы довольно спокойно. Хотя и весьма поучительно. На границе между Россией и Казахстаном, достигнутой нами на пароме через какую-то реку на третьи сутки пути, нас продержали около двух часов. С русской стороны всё прошло просто и без заморочек, лишних уплат и ненужных бесед. К слову и чести пограничников трёх стран замечу, что мзды нам не пришлось платить ни на одной границе. На казахском посту, расположенном на небольшом расстоянии от русского, нас продержали дольше, оформляя въезд людей и машины и автострахование. Особенность данной процедуры была только одна: к нам постоянно подходили разные люди в форме и без и со строгим подозрением во взоре спрашивали, кто мы и куда едем, намекая затем напряжённым молчанием, не надо ли нас досмотреть. При этом у некоторых людей в форме на погонах не было ни звёзд, ни лычек. Но, в целом, общий характер процедуры был довольно доброжелательным. Уже после проезда заветного шлагбаума нас сразу же остановил ещё какой-то казахский чин и потребовал пройти ещё какую-то процедуру по оформлению машины, зато поменял нам деньги по выгодному курсу. Между прочим, левые - дикие - меняльщицы толпились прямо у выездного шлагбаума. Так что, стоило нам въехать на территорию суверенного Казахстана, как со всех сторон набросились, вереща из-под пылезащитных масок, пёстро одетые женщины - низкорослые, сухощавые, с тёмными лицами и цепким алчным взором, вооружённые пачками денег. Бизнес на разнице в курсе валют они делают очень неплохой. Учитывая, что рубль идёт к тэньге как 1:4,5, а наоборот - как 5:1. Хочешь ехать в Россию - плати больше. И ведь есть кому за это платить, ибо на границе мы наблюдали приличных размеров «Икарус», вся крыша которого была завалена характерными клетчатыми баулами гастарбайтеров. Следующих на другую сторону реки. Этих путешественников здесь досматривали долго, неторопливо, задумчиво и пристрастно.
Стоило нам отъехать от шлагбаума ещё буквально с полтора километра, миновав где-то в начале пути пост местной автоинспекции, как нашу машину обогнала грузовая «Газель» с торчащим из кабины чуть не по пояс казахом в синей форме, яростно махавшим нам рукой вниз. Требовал, чтобы мы остановились. Как мы узнали остановившись, надо было не просто проезжать мимо поста - хотя Пётр честно сбросил газ и почти остановился в этом месте, но никакой реакции не последовало - а прийти в будку и пройти регистрацию машины в Казахстане. Мы вернулись и прошли эту процедуру. На удивление, снова бесплатно и весьма доброжелательно. Замечу, что все чиновники, с которыми нам приходилось иметь дело по дороге сюда, живо интересуются проблемой Аральского моря. За исключением тех, что интересовались российской валютой в районе Кунграда. Так что на всех постах мы давали некоторые разъяснения на тему, зачем мы едем на Арал и какова там обстановка.
Степи южного Казахстана предстали нашему взору под низким облачным небом. Можно сказать даже, что небо имело лёгкий фиолетовый оттенок и казалось волокнистым. Когда вокруг бескрайнее ровное пространство, низко висящие над ним облака видятся уходящей за горизонт бесконечной стопкой, поставленной вертикально. Грани облаков висят над землёй.
По обочинам дороги изредка попадались посёлки из белых хижин с четырёхскатными крышами, охристых глинобитных коробок с крышами плоскими, зато с единственным окном по торцу, и полуврытых в землю, зато обильно обложенных приготовленным на зиму сеном загонов для верблюдов и прочей скотины. Гарниром к таким посёлкам простирались по близлежащей степи разреженные стада коз, рыжих с белым коров и, конечно же, верблюдов. Иногда мы видели в степи стаи лошадей. Здесь красивые лошади, их изящество сродни первозданной дикости. Я не совсем понимаю, для чего их выращивают в этих краях в таком количестве. Конечно же, с одной стороны это традиция и кумыс. А вот другая сторона причины мне не известна.
Нельзя сказать, чтобы часто, скорее периодически мы видели по обочинам дороги города мёртвых. Это скопления маленьких прямоугольных кирпичных построек с угловыми выемками в стенках сверху. Некоторые строения увенчаны куполом с полумесяцем на коротком шпиле. Другие собраны из длинных жердей и увенчаны длинным шестом, украшенном символом веры. Иные имеют вид арочных конструкций, опять же увенчанных куполом, а иногда и короткими башенками по углам. Это могилы. Их много в степи. Они встречаются то большими группами, то по несколько вместе вдали от дороги. Но их всегда хорошо видно, поскольку эти небольшие, безмолвствующие городки всегда выполнены с максимальной строгостью, почтением и возможным изяществом. Ровная степь не скрывает того, что люди хотят видеть и потому строят открыто.
На самом деле, эту степь нельзя назвать идеально ровной. Она еле-заметно, но всё же волнистая. Просто это не бросается в глаза. По общему серому фону пересохших за лето трав и низкорослых хрящевых солянок пестреют тёмной зеленью кусты сарсазанов. Они тоже не слишком высокие, едва по колено, но на общем фоне прибитой к земле серо-бурой степной осени выглядят почти деревьями. Растительный покров здесь не сплошной, земля серая песчанистая, или рыхлая, по большей части покрытая плотным слоем всё той же растительной пыли. Когда идёшь по ней, ступаешь мягко. Остаётся след.
Помимо посёлков, по обочинам дороги временами встречались плоские одноэтажные коробки с синими наличниками, украшенные табличкой «шойхона». В таких местах можно утолить голод и жажду, но мы имели все основания спешить. Ибо ночь в этих широтах и в это время года наступает быстро и холодно, а передвигаться по незнакомой дороге на большие расстояния в темноте не всегда удобно. Мы спешили в неведомый нам город Атырау. Удивительно, но именно сейчас, вечером в Нукусе, по прошествии всего трёх дней с того момента, как мы покинули этот город, его название кажется мне далёким воспоминанием. Слишком много впечатлений было в пути. Мы очень далеко уехали.
Город Атырау, явившийся нам из сгущающейся темноты, являет собою почти Лас-Вегас, окружённый со всех сторон казахской степью. Здесь полно респектабельных отелей, многие из которых вполне европейского качества за вполне европейские деньги. Есть рестораны, бильярдные клубы и большие торговые центры, висят рекламные щиты и по улицам ходят модно одетые люди, много машин, бензозаправок и иллюминации. Рекламные слоганы написаны на двух языках, русском и казахском. На улицах новые респектабельные здания вполне соседствуют с привычными для сельской местности одноэтажными белостенными хатками.
Постовой милиционер, тормознувший нас в центре города у поворотной клумбы за негорящую фару и московский номер, повёл беседу очень неторопливо, попутно тормознув ещё несколько машин и начав разбираться с ними. Тем не менее, он был вежлив и, увидав предъявленное Петром удостоверение РАН, почтительно нас отпустил. На мосту через реку Урал стоит знак «Азия». Переехав этот мост, мы покинули Европу.
С трудом нашли гостиницу, где всего за 7000 тэньге нам предоставили два очень уютных номера на четверых. Это дёшево для такого города, как Атырау. Гостиниц, как я уже говорил, много, но все дорогие. Перекусили тушёнкой, водкой и хлебом с майонезом, хлебнули пивка и завалились спать.
Выехав в путь рано утром, мы рассчитывали достичь южной границы Казахстана к полудню. Но тут выяснилось, что известное нам прежде расстояние от Атырау до Бейнеу, а оттуда до границы, являются мифом. Причём каждый встречный опрошенный прохожий, водитель или чайханщик (шойханщик) толковал этот миф на свой лад и в своих цифрах. Как выяснилось в процессе достижения цели, то есть за последующие полтора дня путешествия по сухой степи, дороги здесь есть очень разные и скорость перемещения по ним не одинакова.
Скажу сразу, что дороги в южном Казахстане сейчас активно строят. То есть на одной и той же дороге есть участки с новым асфальтом, со старым, уже довольно разбитым, грейдерные участки и фрагменты, на которых идёт строительство прямо в настоящий момент. Разумеется, такие вот строящиеся участки надо объезжать по степи. И машины идут в объезд, поднимая жуткую летучую пыль. Если на трассе от Котяевки, где мы прошли первую таможню, до Атырау участки объезда попадались на трассе довольно редко, то на нашем утреннем пути на юг от города трасса оказалась просто усеяна фрагментами строительства. Поэтому вдоль дороги там идут колеи по песку. И по ним обильно снуют машины, столь же обильно пыля. Причём настолько обильно, что в УАЗике порою становилось душно оттого, насколько вокруг было пыльно - окна ведь не откроешь, когда вокруг висит кисея растительной пыли. Дышать будет совсем нечем.
Потом участки интенсивного дорогостроительства кончились - где-то в районе Тенгиза. Миновав этот довольно большой и многолюдный посёлок, остановились мы в шойхоне, дабы передохнуть и обильно позавтракать горячим лагманом, попить зелёного чаю и расспросить хозяина заведения о пути на заветный Бейнеу. Шойшанщик оказался человеком словоохотливым и долго рассказывал нам о том, какие машины могут проехать по дорогам в степи, а какие не могут, а также о том, как выгодно покупать для поездок по этой самой бескрайней степи местные машины - подержанные, но надёжные, долларов за 200-300. Мы слушали его, уплетая замечательный густой лагман, и лишь изредка задавали наводящие на суть вопросы.
Потом он объяснил, что к Бейнеу в этих краях ведут две дороги. Одна из них прямая и короткая, идёт «по песку», но по ней всего километров 150. Сколько он пророчил по той, что вела по асфальту, я уже не вспомню, ибо в пути нам сообщали дополнительные расстояния и все они сильно разнились между собою. Он сказал, что асфальтовая трасса в целом плохая, хороший участок будет только километров 80 - американская дорога. Мы рассудили в ответ, что лучше уж поедем по асфальту, ибо дороги через пески не знаем, а вставать посреди этой неведомой тропы в случае поломки считаем весьма опасным. Расплатились, купили минералки и водки, распрощались, получив приглашение обязательно заехать на обратном пути, и тронулись.
Шойханщик был прав, но не настолько, как всё оказалось на самом деле. У нас сложилось ощущение, что на некоторых протяжённых участках трассы от Тенгиза до Гульсары дорогу откровенно бомбили, настолько ровными в окружности выглядели глубокие выбоины, промеж коих пришлось долго петлять на малой скорости. А временами и просто съезжать с разбитого асфальта и долго ехать по колеям в слежавшемся песке, поднимая пылевой шлейф.
Степь вокруг менялась. Если до Тенгиза это были сухие, буроватые, подёрнутые пепельным просторы, то дальше начались откровенно жёлтые колючие ковры из сухой и жёсткой травы, отчаянно яркие на фоне глубоко-синего послеполуденного неба. Выгоревшая трава, серая земля и обожжённый осенним Солнцем простор, сглаженными волнами убегающий к горизонту. Чётко очерченному, как и всё вокруг. И дорога, над которой тренировался легендарный Гастэлло. Из того, что мы видели - и аккуратно объезжали на малой скорости - сложилось впечатление, будто бы здесь этот язвительный лётчик-истебитель заходил в густую и стремительную атаку на малой высоте. Сперва он расстрелял пулемётный боезапас, о чём говорили выбоины и мелкие воронки по всему полотну. Потом разбросал лёгкие бомбы. От них остались круглые дыры до полутора метров диаметром и в локоть глубиной. Одну такую мы попытались взять «слёту». Удар был такой, что у машины чуть не отлетел задний мост. После этого поехали куда медленнее, не более 30 км, объезжая каждую дырку. По обочинам изредка попадались пыльные машины, настырно ползущие параллельным курсом. Кто-то ехал быстрее нас, петляя по песчаным колеям, кто-то даже отчаянно проносился вперёд прямо по плотну, гуднув приветственно и петляя впереди меж воронками. Потом мы нагоняли и тех, и других, ибо начинались совсем уж трудно проходимые участки. Здесь яростный Гастэлло сбрасывал самые большие бомбы - дорогу буквально разрывали чудовищные дыры. Объезжать их следовало крайне осторожно. А в иных местах полотно растрескавшегося асфальта, измятое зимними колеями фур, и вовсе становилось на дыбы, изгибаясь продольными гребнями чуть не в человеческий рост, наискось прорезающими дорогу.
Пожалуй, единственным ровным участком на этом пространстве было шоссе вдоль нефтяных разработок Тенгиза. Эту широкую, идеально плоскую и гладкую трассу, рассекаемую пикапами, построили для себя американцы. Как мы поняли из объяснений шойханщика, земля вокруг ими арендована и нефтяные заводы, обильно коптящие небо факелами попутных газов, качают прибыль для США. Или для США в том числе. В любом случае и дорога, и аккуратные промышленные кварталы справа от неё, сильно напоминали вставку Римской Империи посреди дикой местности. Ехать было легко и удобно, мы откровенно переводили дух. УАЗик катился почти бесшумно, запросто выжимая около 90 км. А ещё здесь совершенно не работала мобильная связь - ну, то есть, вообще никакая не работала. Несмотря на обилие построек и людей вокруг. Может быть, американцы специально глушат её здесь, опасаясь скрытой угрозы терактов? Или пользуются своим, особым каналом связи? В любом случае, описать свои впечатления в режиме он-лайн у меня не вышло.
Миновав роскошную плеяду огненных цветов, пылающих поверх тонких серебристых труб, высоко вознёсшихся над степью, мы прокатились по ровному шоссе ещё с пяток километров… и хорошая дорога кончилась. Слева от дороги появились ржавые нефтехранилища, глинобитные хатки, меланхоличные верблюды и пологие песчаные барханы, «обрызганные» кое-где пыльной зеленью. Вообще-то барханы в этих местах - редкость, но вот именно тут они были. И даже чем-то радовали глаз. Наверное, общей своей непривычностью на фоне ровного пейзажа и какой-то текучей умиротворённостью. А за ними снова простиралась жёлтая колючая степь - надолго и далеко.
В тот вечер мы так и не доехали до заветного Бейнеу. Выбравшись в сумерках на окраину большого и одноэтажного посёлка, который нам назвали просто «Вахтовый», остановились возле дома под синей крышей. Вывеска гласила, что шойхона находится именно здесь. Ушедшие на разведку Пётр и Александр Борисович получили от хозяев отказ как в ужине, так и в ночлеге. Гостиницы в посёлке не было. Зато здесь же, на окраине, был расположен небольшой рыночек - ряд палаток, вытянувшихся по обочине. Торговали конфетами, консервами, пивом и казахской водкой, и прочим мелким скрабом - съедобным и не только, вплоть до инструментов и одежды. Чем-то напоминают такие рынки эпизоды из фильмов о третьей Мировой войне. Вернее, о том, что после неё настало.
В принципе, мелкая торговля по дорогам - на перекрёстках, где живут люди и замедляют ход машины - это признак Средней Азии. Но вот сам нынешний облик этой торговли… Что-то во всём этом есть тревожное, напряжённое и суетное. Стремительные жесты, ожесточённо смеющиеся губы, тревожно застывшие дети торговцев, изучающие тебя медленно и вдумчиво, резкий ассортиент товаров: от лаковых ботинок до конфет в одной пыльной палатке. Да и сами палатки настолько неустойчивые и временные, что напоминают скорее туго набитые мешки или вьюки, раскрытые для быстрой торговли с одного конца. И вечные встречные вопросы: а куда едете? А зачем? А почему так далеко забрались? Конечно же, людям интересно, куда это едет такая вот гружёная машина с московскими номерами, четырьмя суровыми щетинистыми мужиками внутри и запиской «международная экспедиция» на краю лобового стекла. Конечно же, мы не «Кемел-трофи» и не «Париж-даккар»… Мы много серьёзнее. И покупаем у смеющейся золотозубой торговки сигареты, пиво, водку и тушёнку, и говорим с нею за жизнь. И забрались так далеко, ибо ищем путь к укрытому в пустынях Аральскому морю. И вообще едем в Узбекистан, хоть это и «плохо», как считает эта молодая говорливая женщина, закутанная в тёплые платки поверх стёганой безрукавки на парчовое платье (в ухе серьга золотая полукольцом, да перстней по пальцам россыпь, а большие раскосые глаза источают интерес и уверенность). «В Узбекистане же узбеки живут - у них там всё хуже, чем здесь!» И смеётся крупными золотыми зубами, подсчитывая нам стоимость товара. Хорошая женщина. Только из другого мира. Из мира осколков Империи, раскатившихся по просторам степи. И живущих по своим правилам. Этого не объяснишь в двух словах, это - новая Азия. Озабоченная, юркая, хваткая, осторожная и смешливая. И живущая по новым законам быстро меняющейся экономики среди разбитых степных дорог.
Мы закупились, распрощались, позапахивались в куртки, запихнулись обратно в машину и поурчали мотором дальше в надвигающийся сумрак. Как и говорила женщина, вскоре остатки асфальта сменил каменистый грейдер, широкий и пыльно-серый в свете фар. Сгустилась ночь. Мы ехали размеренно, воронок не было. Навстечу издалека катились огни редких фар - то колонна фургонов, то пыльный автобус, то буханка с кем-то полуспящим внутри, то просевшая «газель», полная гастарбайтеров. Один или два раза слева от дороги мерцали тускло огоньки возможных временных пристанищ - шойхона или что-то в этом роде, о них тоже рассказала нам женщина. Однако же, ночевать в таких местах было бы неуютно, да и просто опасно - судя по застывшим возле них «газелям» да автобусам, внутри было полно народу. А никто ведь не знает, чем закончится для русских учёных ночлег на грязных кошмах, устланных пьяными и злыми с дороги гастарбайтерами: эти люди сутки напролёт ехали по таким же ухабам, как мы, только с куда меньшим комфортом. И теперь отдыхают, пьют дешёвую водку, веселятся как могут, шумят неторопливо и готовятся ко сну. Среди них полно воров и просто обиженных на жизнь. А тут - на тебе: четверо русских мужиков, собравшихся куда-то в степные дали! «У них и деньги есть! - подумает первый же внимательный, - Надо бы их прошерстить да пощупать…» Мало ли что может произойти на таких ночных пристанищах. Так что ехали мы дальше, разминуясь со встречными, и ехали до тех пор, покуда совсем не устали. И по всему этому ночному пути постоянно мерещилось нам, что метрах в полуста от дороги тянется стеной густой еловый лес. Так уж устроены мы, выросшие в средней полосе. Не может наш ум охватить степные пространства под пологом ночи - вот и рисует привычную картину, от которой и душа успокаивается, и глаза смотрят вперёд бодрее.
В конечном итоге нашли мы местечко по краю дороги не слишком взъерошенное, где глиняный бруствер, выжатый за долгую зиму на край грейдера сотнями колёс, был не слишком взъерошенным да развороченным, и съехали в степь. Выбрались метров на триста, да и встали на ночь, раскатав вокруг машины спальные мешки и разложив ужин прямо на откинутом заднем борту УАЗа. И было нам хорошо, уютно и сытно. И даже холод, мягко одевающий своим неотвратимым дыханием ночную степь, стеснялся подобраться близко к нашему жизнерадостному лагерю, подсвеченному двумя карманными фонарями, пахнущему вскрытой тушёнкой, тонко нарезанным сыром, свежим хлебом и разливаемой водкой. Остывшая степь мирно спала вокруг вместе с пауками, шакалами и прочей нечистью, сокрытой сумраком под мириадами призрачных звёзд.