.
Тандем из Джарлакса и Энтрери - это, по-моему, лучшее, что породил старый графоман.
Особенно мощна история о семье Энтрери. Джарлакс, имея в виду слегка расширить сознание любимому киллеру, добился, чтобы ему в руки попала волшебная флейта, раскрывающая сердца. Прожив последние тридцать пять лет без большей части человеческих эмоций, Энтрери внезапно начинает чувствовать. Кроме прочего, он вспоминает, как собственная мать продала его в рабство какому-то жирному педофилу, и отправляется в родной город. На месте выясняется, что мама таким образом организовала ему возможность выбраться из нищеты, а сама практически сразу после этого померла, потому что тяжело болела; папа был вовсе не папой, а отчимом; а настоящим отцом был кто-то из местных жрецов Селюны, жирных и жадных, которые выманивали у местной нищеты последние гроши, обещая избавление от посмертных страданий, и беззастенчиво трахали местных девочек. Энтрери, обозрев это все, еще больше огорчился, набил морду отчиму, убил дядю (тоже педофила) и при участии Джарлакса и еще одного приятеля устроил резню в храме Селюны, завалив весь личный состав жрецов, кроме одного, молодого, с которым пообещал сделать то же самое, если он не пересмотрит свои взгляды на профессиональную деятельность. Вот это, по-моему, был самый духоподъемный эпизод во всей эпопее! Лицемерные попы у Сальваторе получились прекрасно, сразу же вызывают чистейшую ненависть. Орки, гоблины и тролли, вместе взятые, не получались у графомана настолько убедительно отвратительными, как эти самые жрецы. Киллеру на этом месте как-то очень сочувствуешь.
Задумалась над тем, что Кэддерли, возможно, был написан намеренно отталкивающим. Может у классика вообще классовая ненависть к жрецам? Но Дриззт, упорно медитирующий на презрение к Энтрери, непонятен. Не могу понять, что его в этическом отношении делает выше Энтрери, если у них обоих основное занятие - резать глотки направо и налево. Разве что Энтрери к этому относится спокойно, как к работе, а Дриззт очень радуется, что у него такая увлекательная приключенческая жизнь, и посвящает перерезанные глотки своим друзьям. Возникает ощущение, что все положительные персонажи дружно не любят Энтрери ровно за то, что он делает то же самое, что и они, только не пытается выставить это как служение добру. Энтрери, в отличие от большей части персонажей, прямолинеен и называет вещи своими именами. Довольно естественно, что так называемое "добро", сталкиваясь с ним, начинает чувствовать себя неуверенно и неуютно.