История Российского государства Б.Акунин (Том 4), Лжедмитрии и немного Украины.
Семнадцатый век. Между Европой и Азией
В начале четвертого тома - «Семнадцатый век. Между Европой и Азией», Акунин явно симпатизирует самой сомнительной фигуре нашей истории - Лжедмитрию, объявившим себя чудом спасшимся сыном Ивана Грозного, тем самым, который палкой лупил гусей, кур и снеговиков.
«Кто же этот удивительный юноша?» - задается вопросом Акунин.
И действительно, кто же этот гениальный стратег, который сумел совершить государственный переворот и погрузить страну в смуту на ближайшие 15 лет? Есть ощущение, что Акунин будто восхищён этой диверсией, но чтобы не выдавать своих личных симпатий, он по привычке пользуется высказываниями иностранцев:
«По словам Маржерета, часто и близко его видевшего: в нем светилось некое величие, которого нельзя выразить словами»
«Папский нунций, встретившийся с претендентом в Кракове, отмечает: «В его походке, в поворотах и голосе видно было благородство и отвага». Такое же впечатление молодой человек произвел на немецкого наемника Конрада Буссова: «По его глазам, ушам, рукам и ногам было видно, а по словам и поступкам чувствовалось, что был он multo alius Hector [совсем иной Гектор], чем прежние, и что он получил хорошее воспитание, много видел и много знал».
Но потом Акунин видимо так влюбляется в этого «удивительного юношу», что аккуратно переходит с привычного для историков определения «самозванец», на «неизвестный», а потом и вовсе почтительно называет его Дмитрием Иоановичем.
Глава посвященная Лжедмитрию, называется: Царь Дмитрий первый. И в самом начале этой главы, он как бы сетует на то, что сведения о его правлении были сильно цензурированы при следующем монархе, которому нужно было очернить своего предшественника:
«Грамоты Дмитрия Иоанновича и почти все официальные документы были преданы сожжению. Не жаловали Самозванца и позднейшие официальные историки: дореволюционные - за то, что узурпатор, советские - за то, что привел на Русь «польских оккупантов». Вот почему восстановить картину этого короткого царствования не так-то просто... Попробую опираться не на суждения, а на факты, благо сохранились довольно многочисленные записки иностранных свидетелей.»
Ну вы поняли, никакой свободы слова, одна сплошная пропаганда, благо иностранные свидетели предусмотрительно всё записали, у них ведь никаких суждений, голые факты, а еще свобода слова и демократия! С голыми и непредвзятыми фактами можете ознакомиться:
«Если рассматривать деятельность Дмитрия непредвзято, возникает ощущение, что это был правитель с большим потенциалом.»
«Дмитрий вел себя, будто природный властитель, уверенный в незыблемости своего положения. Должно быть, он свято верил в свою звезду. Не будем также забывать, что он был очень молод.
Более расчетливый человек постарался бы укрепить свое положение хотя бы среди боярства, породнившись с каким-нибудь сильным родом и заручившись его поддержкой. Но нет - Дмитрий остался верен слову, данному Марине Мнишек.
Более расчетливый человек всячески демонстрировал бы свое благочестие - но Дмитрий словно нарочно дразнил подданных, без конца нарушая разные религиозные правила.
Более расчетливый человек осторожнее обходился бы с высшим сословием, боярами, которые по своей близости к престолу представляли для верховной власти наибольшую опасность, - Дмитрий сделал всё, чтобы настроить аристократию против себя.»
Короче говоря, один сплошной Slatky mors. Лжедмитрий в истории Акунина, получился предприимчивым рыцарем в сияющих доспехах, которому просто не хватило времени раскрыться за 11 месяцев.
Далее следует душераздирающее и полное диких деталей описание убийства и глумления над телом Лжедмитрия. И немного чудес для особо впечатлительных:
«Масса пишет: «Когда тело убрали, в ту самую ночь в окрестностях Москвы содеялось великое чудо, ибо все плоды, как злаки, так и деревья, посохли, словно были опалены огнем, и так на двадцать миль вокруг Москвы, да и вершины и ветви сосен, которые все время, и зимой и летом, бывают зелеными, повысохли так, что жалостно было глядеть. Того ради московиты говорили, что хоть он [Димитрий] и мертв, но душа его творит чары, поэтому почли за лучшее сжечь его тело и, отыскав, взяли его и там сожгли и прах развеяли по ветру, и полагали, что, совершив все это, будут жить без страха и заботы».
Затем, после многообещающего вступления одной из глав, начинается какое-то месиво из двух последующих Лжедмитриев и неудачной попытки Речи Посполитой, стать великой державой (в составе России, хи-хи):
«Когда читаешь книги иных отечественных историков, складывается ощущение, что главные виновники Смуты - чужеземные супостаты, поляки со шведами, только о том и думавшие, как бы погубить русское государство. На самом же деле главное политическое противостояние в восточной Европе того времени разворачивалось не между Россией и Польшей или между Россией и Швецией, а между Польшей и Швецией.»
А, да? Чужеземные супостаты значит ни при чем? Это выходит всё само собой образовалось, а Речь Посполитая это всё нечаянно?
Четвёртый том Акунина ярко иллюстрирует хитрую литературную манипуляцию, с помощью которой он делает нужные и очень положительные акценты на характеристиках очень спорных исторических фигур типа Лжедмитрия первого, при этом он с каким-то кровожадным задором, смакуя детали описывает сцены расправ над этими же персонажами.
Например чтобы полячка Марина Мнишек - жена аж двух подряд Лжедмитриев, любовница Атамана Заруцкого и буквально «серый кардинал всего периода смуты», вызвала у читателя максимум сочувствия, Акунин ярко описывает сцену казни её малолетнего сына, сопровождая это описание красочной иллюстрацией:
Завершает Акунин историю Марины Мнишек лирическим комментарием:
«Ее короткая 26-летняя жизнь осталась в истории поразительным примером череды головокружительных взлетов и падений. Как писала сама Марина, «если кем на свете играла судьба, то, конечно, мною».
Ну прямо Жанна Д’Арк, не иначе.
В середине XVII века в «истории» Акунина появляется Украина и украинцы. Видела возмущения и критику по поводу того, что никакой Украины тогда и в помине не было, но справедливости ради отмечу - название «оукраина» впервые была упомянуто в Киевской летописи в 1187 году и еще три раза в Галицко-Волынской летописи, применимо к приграничной территории княжества.
После образования Великого Княжества Литовского, в XV веке «Украиной» называли южные территории государства, граничащие с безлюдными степями. Население этих территорий именовалось «украинниками» или «украинными людьми», так что можно смириться с этой исторической неточностью.
О притеснениях и дискриминации православных предков украинцев Акунин также пишет. Но вот о прошениях и челобитных, по поводу присоединения к России, которых до Хмельницкого было еще как минимум 4, Акунин пишет весьма размыто, время от времени лишь упоминая безразличие России к страданиям соседей.
В истории Акунина фигура Хмельницкого, который таки после третьего прошения добился вхождения в состав России, выглядит интересно :
« Он (Богдан Хмельницкий) охотно переложил на русских воевод основную тяжесть войны с Польшей и участвовал в боевых действиях без особенного рвения, а сам при этом, в нарушение условия об ограничении внешних сношений, вел тайные переговоры и с крымцами, и с поляками, и со шведами, не забывая уверять царя в своей вечной преданности.»
После смерти Хмельницкого на историческую арену выходят один за другим «ушлые» гетманы, которые бесконечно метались от одного государства к другому. И тут уж Акунин приветствует все эти многочисленные предательства, объясняя это любовью к безусловной независимости и безграничным украинским патриотизмом:
«Официальная российская история последующих веков демонизировала Выговского, объявив его вероломным изменником, однако гетман резонно считал своей родиной не Россию, а Украину. Договор с Речью Посполитой, подписанный Выговским в Гадяче, гарантировал Малороссии полную автономию.»
«Бедное казачество, так называемая «голота», не хотело возврата к шляхетскому правлению, хоть бы даже украинскому. Выговскому пришлось выдержать целую войну с политическими противниками, которых он сумел победить, но с этого момента украинцы проливали кровь друг друга уже не переставая.»
Для более глубокого понимания происходящего сейчас, рекомендую детальнее погрузиться в историю 17-18 веков. Цикличность происходящего поражает.
Так или иначе, как ни старался Акунин изо всех сил старался понравиться украинцам, его Историю там всё же запретили, говорят обиделись за малороссов.
Продолжение следует...